— Вы меня понимаете, я просто хочу знать, — обивал больничные пороги, — у меня активная фаза жизни, всегда о ней мечтал, а жить не могу. Поймите, не важно, что это будет, важно хотя бы знать. Не скрывайте от меня!
Отчаяние длилось почти два года. Вспомнил все: перепробовал все практики с холотропным дыханием, ходил в монастыри, искал ответы в церквях у Бога, жил в Мгарском монастыре, исповедовался. Мне даже сложно было припомнить, что я плохого натворил в жизни, чтобы так кошмарило. Ну, муравья в детстве поджигал, ну, может, драться с кем-то полез в юношестве, может, какой-то девушке взаимностью не ответил и сердце разбил — но по жести не было ничего: не крал, не убивал, не бил никого, не кидал. Тогда за что это все, Господи?
Параллельно в этот период случился переезд в Нью-Йорк, где сам собой сформировался довольно внушительный пул клиентов. Несмотря на состояние вареной моркови, все еще продолжал выжимать из себя акулу бизнеса — так страшно было упустить новые возможности. Где запахло еще большими деньгами — туда и несся.
В один прекрасный бизнес-день я сидел в лобби только что отреставрированного и очень модного тогда отеля Gramercy около Сентрал-парка (из тех, где любят останавливаться Роберт Де Ниро и другие звезды кино) и ожидал одного из своих клиентов.
Чудом не попав в пробку, приехал на полчаса раньше. На глаза попался яркий разворот журнала на кофейном столике: качественная печать снимков во всю полосу, а на них — кудрявые волны рассекает не менее кудрявый загорелый серфер на доске.
Взял журнал в руки, чтобы скоротать время, и на несколько минут погрузился в чтение. Успешный бизнесмен-дантист, австралиец, открывший сеть клиник в Штатах, Новой Зеландии и Австралии, — стопроцентно состоявшийся со стороны социума, — делился тем, как вроде бы он должен чувствовать счастье, а оно все никак не чувствовалось.
«У меня совершенно не было сил, — смотрел на меня снимок уставшего, полубольного человека с черными глазами, — постоянный жар-холод, будто всегда температура 37. Врачи в Америке мне помочь не смогли — так и не поняли, в чем дело».
Я жадно впился в страницы: кто-то далекий и абсолютно незнакомый описывал все мои симптомы и ежедневную борьбу за энергию. Внезапно показалось, что это я сижу перед аудиторией и рассказываю о своей проблеме. Но нет, это человек с другого конца земного шара.
«В какой-то момент, мучаясь и истязаясь от безысходности, я просто понял, что не так живу, — заканчивалось интервью, — а что для меня является страстью? Чего хочет моя душа? Она всегда любила природу, океан и серфинг. Так, может, дать ей это?»
Я перелистнул страницу — на меня глядел совершенно другой, будто помолодевший лет на десять, сияющий человек. Подписи под фото гласили обратное — между снимками разница в пять лет, на втором он старше. За это время он ушел из бизнеса, забрал семью из Штатов на Бали и стал жить для себя. И конечно же, и думать забыл о неопределенной болезни — она ушла. Сама ушла.
«Я просто понял, что у меня есть только один шанс и другого уже не будет. Только одна жизнь».
Передо мной лежал ответ, который я искал несколько лет. Застыл в потрясении, из которого меня выдернул пришедший Рудольф — тот самый клиент. Всю встречу я, как робот, записывал за ним все вводные по проекту, а сам просто отсутствовал. В голове все крутилась последняя фраза австралийца — а что, если второго шанса реально уже не будет?
«One Life» — написал я на полях ежедневника, когда у Рудольфа зазвонил телефон и тот отвлекся. И почему-то дорисовал звездочку: уж очень она мне нравилась на американских самолетах.
Следующие два года были абсолютно другими. Тогда, выводя от руки последнюю линию своей звездочки, я уже принял решение: меняю жизнь. Первое, с чего начал, — это выход из бизнеса. Я никогда, никогда и ни за что не сделал бы этого просто так — слишком успешно, слишком хорошо все шло. Если бы так не мучился, если бы меня не истязало (а на самом деле если бы не помогало) мое тело своими симптомами, подавая тем самым знаки. Остановись. Изменись. Измени.
Конечно же, я не делал откровенных глупостей и не кричал уже на следующий день: «Катись все к черту! Бросаю все, еду на остров», нет. В течение следующих двух лет я готовил выход, заканчивал все проекты и не брал новых клиентов, все происходило взвешенно и постепенно, никаких взбалмошных и необдуманных решений. Репутация — это все, что у меня тогда оставалось, и все, что мне нужно было тогда сохранить.
— Какие нафиг путешествия, ты крышей поехал? — пытались достучаться до меня те, кто не мог понять «профукивания» успешного бизнеса.
— Тебе жизнь такой шанс дала, Тема, одумайся! Рынок и судьба такого не прощают. Ты не выйдешь больше на такой олимп.
— Ты пожалеешь!
Каждый день на протяжении двух лет я слышал эти фразы, но по-другому не мог. Струна натянулась, скрипела, вот-вот могла порваться, но наконец дала послабление — я смог дышать! С той чувствительностью, с которой воспринимаю мир, просто не смог бы превратиться в бизнесмена, который делает бизнес ради бизнеса.
Мне нужно было выбирать другую жизнь. Давать что-то людям, расширять сознание, познавать мир. И я выбрал.
О том, что моя новая деятельность будет кому-то нужна и интересна, я узнал из интернета. Вернувшись тогда из самого холодного и опасного трипа в Арктику и на Северный полюс без подготовки, залил в тогда еще популярную среди автомобилистов соцсеть Drive2ru пост с текстом и роликом о нашей северной эпопее. Он моментально стал вирусным, набрал тысячи комментариев и репостов, а я — сотни первых подписчиков.
— Красава!
— Давай еще!
— Чувак, ты меня вдохновляешь! — сыпалось в мой аккаунт и очень воодушевляло меня. И почему-то ни одного хейта, сплошной позитив и поддержка. Сегодня это кажется какой-то редкостью.
Вокруг моего профиля как-то сразу начало формироваться комьюнити людей, которых зацепила за живое моя история.
Зарождение виртуальной аудитории One Life дало новый старт и уверенность — и уже через полгода я поехал снимать первые выпуски в Америке. После чего собрал в первый раз людей, выведя подписчиков из виртуала в реальность, и в тот момент зародилось комьюнити One Life, которое объединило таких же, как я. Мечтателей, путешественников, людей open-minded, которые хотят жить на полную своей жизнью, а не идти за чьими-то лекалами.
Теперь, спустя одиннадцать лет, ты мог стоять и наблюдать, как Вселенная подмигнула твоему пути, подарив членство самого знаменитого в наших кругах клуба.
«Иногда нужно просто верить», — мысленно поблагодарил сам себя.
В Генуе нам не удалось задержаться, чтобы как следует прочувствовать город. Единственное, что мы с моими спутниками успели сделать, — перебрать наконец отснятые кадры и нарезать материал для первого выпуска «Большого Круга». А еще полностью подзарядиться и выспаться.
На следующее утро нас снова ждал ранний подъем, чтобы успеть на паром до Туниса. Раскрашенное авто пришлось оставить на парковке. Стоя среди пузатых «фиатов» и «лянч», беленький и блестящий, но уже видавший виды «мерседес» смотрелся довольно призывно. Словом, решение было сомнительное, но после случая в Монако я верил только в лучшее и надеялся, что и автомобиль дождется нашего возвращения из Африки.
Когда мы прибыли в порт на место посадки, здесь царило бурное оживление итальянского городка. Разномастная толпа роилась вокруг сине-белого парома Fantastic, обступив все входы и выходы. Раскладки с чемоданами на причале и толпы курильщиков, стоящих группками, напомнили мне атмосферу харьковского Южного вокзала. И все-таки рядом было море, а это совершенно другое ощущение!
Потихоньку персонал начал запускать пассажиров внутрь. Паром — огромное металлическое «одоробало», набитое тунисцами и европейцами на заряженных off-road авто и эндуро мотоциклах, должен прибыть в африканский порт через двое суток. Он дал громогласный торжественный гудок и резким толчком двинулся навстречу другому берегу Средиземного моря. Впереди — Черный континент, второй в списке кругосветки.
Я стоял на кормовой палубе, смотрел на отдаляющиеся портовые краны Генуи, жмурился на солнце, ощущал прохладные морские брызги на коже. Вот он — тот самый момент, когда отходишь от одного континента, чтобы затем ступить на другой. Решение обойти Землю без авиаперелетов было одним из самых правильных в моей жизни — я чувствовал это каждой клеткой своего тела!
Когда мы были достаточно далеко в море и Генуя осталась белеть маленьким пятнышком где-то вдалеке, я позволил себе отвести взгляд от суши и осмотреться вокруг. Люди потихоньку начали расходиться, кто по каютам, кто в ресторан, а кто спустился на нижние уровни из-за разыгравшейся морской болезни. Рядом со мной остались только Адам с Вовой и еще трое арабов, бодро щебетавших на своем языке. Периодически они бросали на нашу съемочную группу быстрые взгляды и смеялись.
— Найс хэт[9]! — показал мне один из них, тот, что с бородой. Его друг кивнул Адаму, хитро стреляя глазами на меня, мол, «этот белый с тобой, да?».
— Спасибо! — я улыбнулся в ответ.
И тут случилось то, что пронзило меня до глубины души. Мистер «найс хэт» допил «Ред Булл» и, не задумываясь ни на секунду, выбросил жестянку прямо в море. Все трое одновременно заржали, попеременно переводя взгляды с меня на моих спутников, будто провоцируя конфликт.
— Зачем ты сделал это?! — не сдержался я. После всей красоты, особенно той, что видел в Словении, было почти физически больно смотреть, как серебристо-синяя жестянка болтается на поверхности. Словно прочитав мысли, она отразила солнечные лучи и блеснула по глазам немым укором. — Это же твое море, это наша природа. Зачем ты гадишь в своем доме? Рядом в метре от тебя — урна! Если тебе сложно донести туда — отдай мне, я сам выброшу.
— Не понимать английский! Не понимать английский! — завопил араб, брызнув слюной на черную с проседью бороду. Двое его приспешников гневно зачирикали на своем языке. Они высоко поднимали руки, эмоционально жестикулируя, являя миру мокрые в подмышках футболки.