Мои спутники в это время разговорились с бедуинами. Те уже в открытую махали и улыбались в камеру. Халим, очевидно, вообще решил стать звездой ютуба.
— Я слышал историю от деда, — неторопливо проговорил он и замолк на мгновение, чтобы подогреть внимание аудитории. Все глаза мгновенно устремились на него, в том числе и мои. — У источника жило племя, и у них было много скота. Жили хорошо, еды и воды было вдоволь. Но на все воля Аллаха, однажды он решил проверить волю племени и разом осушил источник. Люди думали-гадали, что же делать дальше. Самые молодые из них всю жизнь прожили в одном месте, они не были кочевниками по духу. Более опытные соплеменники уходили на поиски воды в пустыню, но ни один из них так и не вернулся.
— Разве племя не должно было уже умереть от жажды? — чуть заплетающимся языком прервал Вова. Он явно разомлел от сытного ужина, «трубки мира» и тепла костра. Адам шикнул на него, захваченный историей Халима.
— Так и было, — согласился бедуин. — Запасы истощались, люди и животные умирали. Когда в племени осталось лишь девятнадцать человек, в центр вышла верблюдица и сказала: «Пусть жажда станет моей путеводной звездой. Я буду идти по пустыне и не сомкну глаз, пока не найду воду». Верблюдица шла долго, ей хотелось улечься на песок, закрыть уставшие глаза в сладкой дреме. Но она знала, что чем дольше отдых, тем дальше цель.
Халим замолчал, повторяя прием с театральной паузой. Мы вслушивались в треск костра, и каждый думал о своем. Наконец он продолжил:
— Верблюдица нашла воду и привела людей к новому источнику. Аллах решил, что племя прошло испытание, и щедро одарил их потомством. Племя росло и стало одним из самых многочисленных в Сахаре. Они и по сей день живут где-то в пустыне, к северо-западу отсюда.
Казалось, мы все разом выдохнули.
— А в чем мораль истории? — задумчиво поинтересовался Вова и громко отхлебнул чай из керамической чаши.
— Мораль в том, — заулыбался Халим, — что если долго греться у костра, пить чай да глядеть в небо, то умрешь, так и не найдя источник. Долгий отдых сегодня отнимет силы завтра.
— Прокрастинация! — воскликнул Вова, пораженный внезапным открытием и мудростью кочевников. Бедуины, конечно, не поняли этого слова, но закивали с умным видом.
Разговор плавно ушел в бытовое русло. Я смотрел в небо, думал о Марусе, до меня периодически долетали отрывки диалога. Халим узнал, что Адам из Голландии, и рассказал, что однажды там работал.
— В Амстердаме? — уточнил Адам.
— Да-да! — истово закивал бедуин, расплескивая чай. — Да, в Берлине работал! В Голландии, в Берлине!
Адам выглядел сбитым с толку. Мы с Вовой и Абделем приглушенно захихикали. Было совершенно очевидно, что бедуин никогда не покидал пустыни и просто хотел польстить Адаму, что знает его родину. Он подкурил еще одну «трубку мира» и снова передал ее по кругу. Так мы и уснули, у костра, как люди из притчи Халима. К счастью, нам не нужно было искать источник.
На следующий день мы снова сидели на верблюжьих горбах. Поселение бедуинов осталось маленькой точкой на горизонте, и я постоянно оглядывался, провожал взглядом эту точку до тех пор, пока ее еще было видно. А потом и пустыня закончилась, мы пересели в джип. В груди щемило чувство, что я оставил там что-то важное. Хотелось пообещать себе вернуться в Сахару, в это поселение, чтобы снова погреться у огня, послушать удивительную тишину самой большой пустыни в мире, преломить хлеб, испеченный своими руками, послушать истории Халима. Но я понимал, что даже если вернусь, не застану племя бедуинов на том же месте. В ту же реку не войти дважды, нужно уметь наслаждаться каждым мгновением, и затем отпускать его с легким сердцем. Каждая минута нашей жизни — уникальна и неповторима, тем и ценна.
По пути назад мы заехали на местную почту, которая сильно напоминала типичные совковые отделения. Те же окошки с вечно недовольными операторами, те же пенсионеры в очереди, только одетые в джеббы и паранджи. Но главное — я отправил письмо Марусе, в надежде, что оно дойдет до нее раньше, чем мы встретимся в Барселоне.
В Хаммамет добрались быстро, остановившись лишь на красивом соляном озере, которое ничем не уступает знаменитому Бонневиллю в США. До заката успели вернуться в порт, откуда все начиналось. Погода была безоблачная, но ветер переменился. Я оставил Вову и Адама ужинать в кафе, а сам отправился к морю с Абделем.
— Добрый гость! Вот ты завтра уплывешь на европейский континент. Чему тебя научила Африка? Чему тебя научил Тунис и друг Абдель?
Я стоял близко и заметил, как проявились гусиные лапки в уголках его глаз. Проводник смотрел вдаль, на старый город Медину, откуда началось мое знакомство с Черным континентом, и улыбался. Но мне почему-то казалось, что ему грустно.
— Во-первых, нужно уметь откладывать все дела и жить настоящим, — я вспомнил чудесный завтрак-сюрприз и первый рассвет в Хаммамете. — Во-вторых, не стоит слишком долго греться у костра, иначе на следующий день не будет сил искать источник, — спасибо Халиму за эту бедуинскую мудрость. Я сделал паузу и набрал побольше воздуха в легкие. — И в-третьих, важно благодарить хороших людей, которых встречаешь на пути.
С этими словами я протянул нашему проводнику книгу отца. Абдель был явно обескуражен от неожиданности и уставился на книгу «Современные афоризмы и алогизмы» автора Александра Сурина. Затем нерешительно взял ее в руки.
— Эту книгу написал мой отец, которого больше нет в живых, — пояснил я как можно скорее, чтобы не заставлять тунисца чувствовать себя неловко. — Она на русском, и ты, конечно, ничего не поймешь. Но я хочу, чтобы частичка отца и частичка моей страны была с тобой. Ты хороший человек. Наверное, лучший из всех, кого я встретил в Африке. Пусть она будет твоей.
За время путешествия по Сахаре мы с Абделем по-настоящему сблизились, хотя и думаем на разных языках, живем на разных континентах и даже верим в разных Богов. Но этого человека мне подсказала душа.
Проводник посмотрел на книгу по-новому, будто в его руки попало подлинное сокровище. Он аккуратно потрогал переплет, перелистнул страницу за страницей до самого конца. И наконец поднял на меня глаза, в которых стояли слезы.
— Я буду хранить ее, друг! И переведу ее на арабский язык! — Абдель прижал книгу к груди.
Тогда я понял, что не ошибся в выборе, поскольку и у самого глаза были на мокром месте. Отец никогда не был в Африке, но теперь его частичка находилась здесь, и она была в добрых руках.
Абдель проводил нас до самого парома, хотя давно мог уйти по делам или вернуться к жене и детям, которые наверняка соскучились по нему за те несколько дней, что мы провели в пустыне. Как бывает после всякого хорошего приключения, на смену впечатлениям пришла некая опустошенность, которая поселилась во мне и сопровождала весь обратный путь к европейскому континенту. Весь путь я молчал, лишь изредка вяло реагируя на очередные бодания в бесконечном матче Вова vs Адам. На следующее утро я увидел, как один из пассажиров-тунисцев затушил окурок о поручень палубы и там же бросил. На этот раз, не произнося ни слова, я поднял и отнес его в урну неподалеку. Это было единственное происшествие на пароме.
День 12Генуя, Италия
Генуя встретила прекрасной погодой и полным штилем. Волнение было только внутри: ждет ли нас на том же месте наша брошенная машина? Вот поворот, и… Вот он, наш дорогой железный конь. Стоит себе и блестит на солнце там, где мы его оставили. Чудеса! Чистенький, целехонький и даже не поцарапанный!
Генуя — портовый город, и я ощутил это сразу. Дело было не в белоснежных мачтах, покачивающихся на волнах, словно плавучий лес. И не в соленом запахе моря, который ощущался в соседних с набережной районах. Это была настоящая собственная атмосфера — по-итальянски суетливая, немного «базарная» и экспрессивная, но невероятно колоритная. Отталкивающая и затягивающая одновременно. В такие города либо влюбляешься с первого взгляда, либо ненавидишь и никогда не приезжаешь снова. Мне повезло влюбиться.
Утром мы с Вовой оставили Адама отсыпаться после африканской поездки и разбирать материал, а сами отправились исследовать город. И мне, и ему Генуя приглянулась, в отличие от нашего любителя безопасности и комфорта. Чем-чем, а безопасностью город похвастаться никак не может. Я был о том очень наслышан и держал ухо востро, а поясную сумку с деньгами и документами — в поле зрения.
Но все-таки сумбурное ощущение праздника незримо искрилось в воздухе. Над головами болталось разноцветное белье, которое традиционно вывешивали на веревках, протянутых от стены до стены на узких улочках. Низкие металлические лампы, похожие на тарелки НЛО, покачивались в такт ветру. Подъемы и спуски, повороты и тупики складывались в причудливый городской лабиринт. Старинные здания здесь никто не реставрировал, но в этой небрежной обшарпанности и заключался неотразимый шарм Генуи. Фрески, лепнина и колонны сохранились здесь будто бы в первозданном виде. Мы в Италии! Bene! Perfettamente![14]
Прогулявшись по привокзальному району, где располагался наш отель, мы с Вовой повернули через центр к местному рынку, дабы продегустировать знаменитые местные деликатесы. Аранчини с моцареллой, морепродукты на гриле и, разумеется, бутылочка сухого белого стали нашим уловом. Мы решили не заходить в заведение и, как студенты, разделили трапезу прямо на лавочке.
— Alla salute![15] — произнес я услышанный где-то тост и, пригубив вино из горлышка, передал Вове.
Близился час сиесты. Жизнь в Генуе замедлялась, лавочки и рестораны закрывались, люди на время расходились по домам к семьям.
— Слушай, я вот тут думаю, — нерешительно начал Вова, когда бутылка уже показала дно. — Может, не стоило оставлять Адама одного выбирать материал? Выберет ведь самые запоротые кадры, как обычно.