Фумрик — мой старый друг еще с Харькова, мы вместе тусили и увлекались автомобилями. В «украинские» времена у Саши был очень крутой американский ретро-«бьюик» — автомобиль весьма нетипичный для наших широт. Я подумал, что есть некая закономерность в том, что уже двое знакомых, любящих тачки, переехали в Майами.
В лучших американских традициях Саша опоздал на встречу на пятнадцать минут и вбежал в ресторан, когда мы с Адамом уже дожевывали свои стейки средней прожарки. Невысокий и худощавый, в шортах, он походил на кузнечика. Кепка, из-под которой топорщились и кудрявились темные волосы, дополняла образ. Фумрик выглядел молодо, и если не обращать внимания на едва намечающиеся морщинки в уголках глаз, его можно было принять за студента. Ничуть не расстроившись, что мы уже поужинали без него, Саша предложил переместиться в более злачное место, а именно — в паб Монтиз. Выбор, кстати, довольно молодежный. Мы расположились за барной стойкой на улице, вдоль дороги, где можно было пить пиво и наблюдать за фланирующими туда-сюда прохожими.
— Мы с женой переехали в Штаты из-за ребенка, — рассказывал Фумрик, пододвигая поближе громадные луковые кольца. Даже не знаю, где умудрились найти такой огромный лук. Вспомнились совковые страшилки о том, что «в Америке все овощи пластмассовые, гмошные». Я высказал шутку вслух, и Саша чуть не поперхнулся. Крошки от кляра зацепились за редкую щетину на его подбородке. — Говоришь, как Тамара Петровна, даже интонация та же.
Я усмехнулся. Тамара Петровна доблестно караулила лавочку и вычисляла не только наркоманов и проституток, но и американских шпионов. Сашу Фумарова из-за «бьюика» она отнесла именно к таковым и недовольно цокала языком каждый раз, когда он парковался возле нашего двора.
— На семью из трех человек уходит три-пять штук баксов, можно жить даже в Майами на эти деньги. Школы бесплатные и довольно хорошие, — продолжил вещать Фумрик. — У нас есть три типа средних школ. В красных учат плохо, и туда сливают самых неспособных учеников. Это страшилка для всех американских школьников. Желтые — средние по всем параметрам. Зеленые — частные, платные школы с лучшими преподавателями и условиями.
Пока я усиленно кивал в ответ на размышления об уровне американского образования, к нашему «столику» за баром подкатил какой-то пьяный русский мужик. Заслышав родной язык, он бесцеремонно оттеснил Адама, но, заметив, что тот снимает на камеру, обратился в кадр с прямой речью:
— Пацаны, всем привет, с вами сантехник Коля, и мы ведем трансляцию прямиком из Майами Бич!
— Харизматичный, — одобрительно прокомментировал Адам, который уже успел опрокинуть пару стаканов пива. Происходящее ему явно пришлось по душе, и он немного переместился, чтобы получше сфокусироваться на нашем пьяном новом знакомом.
— Да, я такой, я очень харизматический, — не стал отпираться сантехник. Выглядел он, кстати, совсем не как типичный представитель своей профессии. В свежей белой рубашке, эффектно обтягивающей наметившееся пузцо. Со своими длинными с проседью волосами и бородой он был бы похож на Иисуса, если бы не округлые щеки и модного вида очки в роговой оправе и с желтыми стеклами. — А знаете, пацаны, я такой благодаря своему деду!
Мы с Фумриком переглянулись.
— Я вообще советский человек, родился в семьдесят третьем году в Красноярском крае. Так вот, всю мою родню по дедовой линии расстреляли. Их вывели перед ямой, построили в ряд и по очереди перестреляли.
Мы снова переглянулись, на этот раз растерянно. Сантехник Коля прекрасно обходился монологом.
— А мой дед, которому тогда было семь лет, сбежал. Так что вот я перед вами стою, весь такой… харизматический, благодаря ему, — сказал он и внезапно хохотнул: — Спасибо деду за победу!
Мужик достал откуда-то пачку «Парламента» и на какое-то время сконцентрировался на кончике сигареты, которая никак не хотела прикуриваться.
— Коля, а ответь мне вот что, только от души, — я поднес зажигалку и подкурил, заслоняя от ветра. — О чем ты мечтаешь? Какая твоя самая большая мечта?
— Чтобы мы с вами не были рабами, — огорошил сантехник. — Чтобы ты не был рабом, твой друг не был рабом, чтобы камерамен не был рабом, — Коля ткнул пальцем в Адама. — Я вот не раб, пацаны, но я хочу иметь таких же свободных друзей.
— Это большая мечта, — признал я. — Можно даже сказать — идеалистическая.
— Да! Именно! — возопил Коля. — Идеалистическая и большая, потому что мечты и должны быть такими. Все остальное — это цели. Самое важное, что нужно делать в жизни, — не бояться мечтать и не верить в бумажные деньги. Самое ценное, что есть в мире, — это золото и человеческие отношения.
— Звучит как афоризм, — засмеялся Фумрик.
— Да, я афоризм говорю, — чуть заплетающимся языком говорил Коля. — Несу просветление русскоязычным братьям. Хочу, чтобы вы вникли в структуру всего этого, — он широким жестом обвел бар и набережную, чуть не опрокинув стакан с моим недопитым «спрайтом».
Коля выкурил еще одну сигарету и, пожав нам руки на прощание, ушел нести просветление дальше. Вечер в Майами закончился странно, но интересно, а завтра нас ждал новый рассвет и новая дорога, пусть и недалекая.
Ки-Уэст, куда мы отправились на следующий день, представлял собой городок на одном из островов архипелага Флорида-Кис. Дорога туда — второе по красоте зрелище, пожалуй, после серпантина в Пиренеях! Сам остров находится в месте, где Атлантический океан соединяется с Мексиканским заливом, и к нему ведет многокилометровый мост на сваях, возвышающихся прямо над океаном.
Помимо того, что Ки-Уэст — самая южная точка США, до Кубы отсюда ближе, чем до Майами. Всюду здесь наложила свой отпечаток испанская культура: музыка, танцующие на улицах кубинцы, петухи, свободно разгуливающие по городу, — негласный символ Ки-Уэста. Все это создавало самобытную атмосферу вечного праздника и релакса. У местных по этому поводу даже есть лозунг: «Приезжайте к нам на два часа и сразу же уезжайте обратно — иначе вы останетесь на всю жизнь». Наверное, именно на этот крючок попался сам Эрнест Хемингуэй, когда купил здесь дом в тридцатых годах прошлого столетия.
Наша программа по Ки-Уэсту не отличалась от программы среднестатистического китайского туриста — прогулка по Дюваль-стрит, маяк, дом-музей Хемингуэя. И все-таки этот день ощущался совершенно особенным, будто меня вырвали из круговорота забот и окунули в детство. Хотелось носиться вприпрыжку по набережной, строить на пляже песочные замки, гонять петухов, есть мороженое в рожке. Но вместо мороженого мы, как настоящие мужчины, в конце насыщенного дня пошли есть шаурму.
Возле лимонно-желтого киоска, помимо нас, толпились люди восточной национальности, в которых Адам легко опознал соотечественников.
— Мерхаба! — поздоровался он и первым подошел к окошку. — Нам три больших шаурмы.
— Мерхаба, — откликнулся продавец, с интересом разглядывая дрон в руках оператора. — Крутая игрушка.
Адам автоматически пригладил корпус дрона, как солдат верную винтовку.
— Слушай, брат, — обратился к нему продавец, пока выкладывал на лаваш начинку. — А ты, я вижу, не местный? Турист? На родине давно был?
— Я из Голландии, — с вызовом проговорил Адам. — Но жена и дети живут в Турции. Скоро закончу здесь работу и навещу их.
На этих словах Фумрик ткнул меня локтем и выразительно мотнул головой в сторону оператора. Очевидно, судя по поведению и откровенным взглядам на красоток, наличие у Адама семьи стало сюрпризом. Я пожал плечами.
— Ты работаешь в Америке? — продолжал расспрашивать словоохотливый продавец. — Во Флориде?
— Нет-нет, я видеооператор, мы в Штатах снимаем программу о кругосветном путешествии. Мои спутники — Артемий и Алекс, завтра мы уже едем дальше по стране.
— Вольная жизнь, брат. Завидую, — продавец даже причмокнул. — Не то что я батрачу целыми сутками. Здесь, во Флориде, орда туристов, и все развлекаются круглые сутки. Ки-Уэст, Майами, Халландейл — я везде работал. Кручусь как белка в колесе — мне ведь налоги нужно платить, чтобы оставаться в Америке.
— Тогда зачем тебе оставаться в Америке? — уточнил Адам.
— Тут моя семья. Тут моя жизнь, — он водрузил на подставку перед нами три пузатых шаурмы и вытер руки об одноразовое полотенце. — Америка — страна возможностей. Я все еще жду свою.
«Так и живут люди, в погоне за американской мечтой», — подумал я, вспоминая Луиса с сыном, да и Настю, которая вместе с мужем вкалывала на кредиты и ипотеку.
Адам попрощался, и мы отошли к пирсу. Прошли в самый его конец, чтобы усесться на деревянный помост, свесить ноги и наслаждаться восхитительным закатом, уплетая шаурму.
— Мой любимый кинотеатр, — поделился я, восхищаясь видом.
Адам и Фумрик согласно кивнули. День близился к концу, и уже утром предстояло отправиться в noname столицу Флориды — Таллахасси. Даже в таком непопулярном среди приезжих городе я умудрился найти знакомое лицо — одноклассника из Харькова, который теперь морпех США. Такую встречу я никак не мог упустить и настолько обнаглел, что сам себя пригласил к нему в гости. Юрчик сопротивлялся, как мог, блеял, что у него в доме «по-спартански», но я заверил, что к простой обстановке привык. Так-то и в казарме ночевал. Как бы то ни было, но в Таллахасси мы с Адамом нашли крышу над головой.
С Фумриком вечером попрощались очень тепло. А наутро и с Настей и всей семьей. «Черкни, как приедете» — получил эсэмэску от Насти, едва мы выехали за черту Майами. Книгу отца номер два я, конечно же, подарил именно ей. У меня не было никаких сомнений с самого начала, кто может быть более достоин этого подарка: Настя знала моего отца лично и очень тепло всегда к нему относилась. И это было взаимно. Отец любил Настю как родную дочь и, честно сказать, очень расстроился из-за нашего развода. Но там вмешались еще и личные обстоятельства: увы, Настина мать не питала ничего подобного ни ко мне, ни к моей семье. А скорее наоборот. Вероятно, и это тоже сказалось на нашем с Настей браке. Но вопреки всему мы сумели сохранить душевные, дружеские отношения даже после развода.