алеете! Во-о-о-он та гора между храмами. Я знаю, как заехать, будет чудесный закат. И совсем без людей.
Первый, уже заученный в туристической Азии рефлекс — сразу отказаться. Разведет, пригласит своих дружков и обворуют, запросит потом кучу денег — голова очень щедра на придумывание неприятных сценариев. Еще и «совсем без людей».
Жизнь в украинских нулевых научила меня с осторожностью относиться к ситуациям и внимательнее присматриваться к людям. До этого пер, как танк, без страха и стеснения въезжал в любую тему, разрешал юридические проблемы любых уровней — иногда даже тех, где летать было очень опасно.
Но такая уж у нас была страна — пробиваться было опасно и всегда на грани, но в обмен на риск ты получал возможность выстрелить пушкой. В Европе и Штатах заработать миллион долларов к двадцати пяти возможно, только если ты гений, придумавший фейсбук, или если твой заботливый дедушка покинул этот бренный мир, оставив тебе богатое наследство. Иначе в 99 % случаев — никак.
А в Украине — все на максимуме. Время гипервозможностей, за которое нужно было успеть крутануться перед неизбежным ударом по зубам от кризиса. Вот я и крутился, занимаясь девелопментом. В стране шли разборки за землю, инвестиции и влияние, и мне нужно было в этих разборках участвовать — еще и заработать.
В какой-то момент мне пришел заказ на полное юридическое сопровождение очень крупного, многомиллионного строительного проекта от группы одного влиятельного тогда человека. На протяжении восьми месяцев я с нуля выстраивал их юридические отношения и делал так, чтобы подкопаться было невозможно, — 90 % времени и ресурса моей компании посвятил именно этому. Но оно стоило того — осенью 2005-го я ехал в офис-пентхаус заказчика, чтобы отдать полный пакет документов и забрать оговоренные за работу триста тысяч долларов по контракту.
В огромном кабинете, обшитом деревом и кожей, с дорогим виски в бокалах сидели мои заказчики.
— Отпразднуем совместную победу! — подмигнул я, поставив на стол еще одну презентабельную бутылочку.
Двое матерых высоких мужчин принялись внимательно рассматривать страницы и многозначительно тыкать в какие-то строчки. Я спокойно наблюдал за этим процессом — знал, что придраться к чему-то просто невозможно.
«Так, подпитывают чувство собственной важности, — подумал я. — Пусть, мешать не буду».
Спустя минут десять тот, что сидел слева, многозначительно выдохнул, закрыл папку и слишком уж приветливо улыбнулся.
— А мы тебе платить не будем, — спокойно произнес он, — хреново сделано.
Я был ошеломлен и манерой, и смыслом его сообщения, но виду не подал. Решил действовать на их оборотах и заранее не тушеваться. Завел речь о вовремя выполненных сроках, предложил посмотреть на детали и проверить каждый документ отдельно — но это никому не было нужно. Мои рассудительные аргументы и уверенный тон не подействовали, а проверять что-то им было незачем: они и так знали, что все выполнено.
— Ты хочешь спорить? — фирменно по-бандитски просипел «левый». — Мы тебе не рекомендуем.
Я знал, как действуют эти люди. Что тех, кто не понимал с первого слова, находили искалеченными и запуганными или не находили вовсе. Бандитская мафия как она есть.
Но я не мог так просто стерпеть такое унижение. Надо мной открыто, нагло издевались, пытаясь доказать мне мою собственную беспомощность. Сейчас сорокалетний Артемий, наверное, просто встал бы и вышел. Потому как уже хорошо знал, что его успех и уверенность не определяются внешними дифирамбами, критикой или запугиваниями — этот успех внутри. И если бы в таком кожано-деревянном кабинете бандитов я проиграл, то за его пределами — точно бы выиграл. Ради безопасности своего тела, близких людей, Маруси — никакая гордость сейчас не стоила бы того, чтобы подвергнуть их угрозе.
Но тогда в моей голове все было не так — никто не смел так унизить меня и мою команду. И потому эта ситуация сильно выбила меня из колеи — из-за моей гордыни, придавленной грязным бандитским ногтем, и от того, что я ничего не смог с этим поделать. Все мое естество рвалось схватить бутылку, разбить ее о край стола и отомстить этим ублюдкам. Но вовремя включился простой инстинкт самосохранения.
Внутри все клокотало от ярости и беспомощности, и я решил соскрести себя из разобранного состояния и выйти из этого мрачного кабинета.
Предаваясь невеселым мыслям, я ехал по улицам Киева и решил остановиться у простенького японского ресторана «Якитория», чтобы пообедать — с утра во рту не было ни крошки. Вряд ли что-то полезет в горло, но в социуме не стану расклеиваться — это быстрый и верный способ собраться.
— Артемий, здравствуйте, я вас узнал! — неожиданно услышал я, медленно запивая зеленым чаем кусок ролла c лососем. Только этого и не хватало, чтобы в таком состоянии меня кто-то узнавал.
Но это уже была большая часть моей жизни — после многочисленных выступлений на бизнес-форумах и конференциях у меня уже появилось определенное имя в профессиональной среде, хотя своих социальных медиа еще и в помине не было, и периодически ко мне подходили здороваться незнакомцы. Обычно это льстило, но сейчас было так невовремя!
Моей фишкой всегда было решение не совсем решаемых в Украине проблем. Рынка тогда не было — за все отвечали решалы. Они давили на правоохранительные органы и тем самым не давали иностранным инвесторам открыться в Киеве — Billa, Metro. Президент Австрии лично жаловался Кучме и Ющенко — мол, чем вы там занимаетесь? Дайте людям работать в стране, сами же от этого получите больше, чем от вашей кучки бандитов. Но это не работало.
А я работал — придумывал законные пути, по которым юридически абсолютно правильно и легально можно было оформить проекты строительства, отводы земли, и никто не мог бы вставить палки в колеса. Кроме того, я давал инвесторам экспертизу, которой не было ни у кого, — соединив открытую кадастровую базу всей земли Украины и новые возможности GPS-позиционирования. В результате в течение получаса мог выдать клиенту информацию, возможно ли тут что-то строить, какие могут возникнуть проблемы, сколько это стоит и так далее. Никто этого не делал и такой экспертизы не проводил — поэтому спрос был колоссальный. Периодически крупные иностранные юридические и консалтинговые компании покупали у меня на аутсорсе анализ за тысячу баксов, переносили на свой бланк и продавали за двадцатку. Я не возражал — мое имя стоило тысячу, их — двадцать тысяч.
И вот этот парнишка, заглядывающий в мой заполненный сырой рыбой рот, видимо, был на одном из моих выступлений и отчаянно хотел что-то предложить.
— Артемий, я сейчас веду очень значительного клиента, — тараторил он. — И как хорошо, что я вас встретил! Мы нанимали несколько юристов, но он сказал, что не будет с ними работать. Поэтому вы мне очень нужны. Пожалуйста, поехали прямо сейчас! Надо незамедлительно встретиться с инвестором!
Я просто не успевал за ходом его мысли и судорожным перескакиванием — так он был перевозбужден. Но последнюю фразу расслышал хорошо — и чуть не поперхнулся.
Я отнекивался минут двадцать, но собеседник был крайне настойчив. Почему-то ему казалось, что клиент, ни с того ни с сего отказавшись от достаточно неплохих престижных юристов без любых объяснений, даже не заметит моих заплывших глаз. Сам не знаю, почему я в итоге согласился, — этот день явно не был запрограммирован на успех.
Но видимо, во Вселенной произошел какой-то сбой: буквально через каких-то полтора часа мне удалось составить весь расклад для клиента, произвести на него впечатление, заключить контракт на семнадцать месяцев и в итоге заработать для своей компании более полумиллиона долларов. Которые на этот раз, к слову, мне со временем честно выплатили.
С тех пор я знаю три вещи: к людям нужно присматриваться получше — это А. Если день начался неудачно, еще не значит, что он пропал, — это Б. Ведь если бы не утренняя неприятная встреча, вряд ли я оказался бы в «Якитории». И шанс был бы упущен. И наконец, В — любое поражение, даже унизительное, может стать ступенью для бóльшей победы.
— Ну окей, — решил я поверить и мьянминскому мальчишке. — Кто не рискует, как говорится… А дроном там можно будет поснимать?
Чуйка не подвела: меньше чем через десять минут мы оказались в месте, которое я действительно сам никогда бы не отыскал. И никакой гид с экскурсией меня бы сюда не привел. Только человек, всю жизнь живущий неподалеку и излазивший в детстве каждый метр родного района. Ведь в его детстве красивый закат с друзьями — лучшее развлечение. Никаких планшетов, никаких видеоигр, никакого «ТикТока». И при этом никакой скуки в его глазах.
Каждый раз, оказываясь в каком-то особом месте, задавался вопросом: перехватывало бы у меня дыхание от увиденной в сотый раз картины, если бы я тут жил? Человеческое сознание настолько привыкло адаптироваться к страху, боли, нищете и страданиям, что научилось адаптироваться и к красоте. Интересно, с какого взгляда нас перестает цеплять то, что впервые казалось чудом?
Я с интересом наблюдал за реакцией парня — станет покурить в сторонке, дожидаясь, пока я полетаю? Попросит благодарность и поскорее смоется по своим делам? Будет сидеть со скучающим видом или вообще начнет подгонять? Нет, все было совершенно не так. Он явно пришел сюда не только для того, чтобы завлечь кошелек туриста, он пришел любоваться закатом. И точно сделал бы это и без меня. Ему было так же красиво, как и мне. Хотя это явно был его тысячный раз. Просто он не растерял возможность восхищаться родным местом.
Я вдруг представил, что можно почувствовать, оказавшись в пирамидах Хеопса, на Мачу-Пикчу, около Перито-Морено или в Ангкор-Вате, в Тикале или на Эвересте в полном одиночестве. Когда вокруг нет туристов с объективами и изредка встречаются только паломники и местные жители. Совершенно иная история, восприятие, энергия. Формальная пустота вокруг, которая раскрывает тебе внутренность, а не форму. Таким стал для меня Баган — и риск приехать сюда в несезон, а значит, в нелетную погоду для шаров, был абсолютно оправдан. По мне, так лучше много раз не попасть в погоду, пропустить пение уличных музыкантов, наткнуться на закрытые двери известного парка развлечений, но однажды все-таки искупаться в чистой реке, в чистом потоке, а не в гарантированном, но хлорированном общем бассейне.