— Минут через 30, — сквозь одновременные чертыханья и хвалу Аллаху выдал он.
Как только мы тронулись с места, оказалось, что все это время я крепко сжимал в левой руке свой пакет с КСИРовским «тормозком», так заботливо врученным мне, словно мамин бутерброд в школу. Безмолвным жестом я показал водителю на пакет, не понимая, что с ним делать.
— Я не возьму это! — заорал он. — Оно отравлено! Я не буду брать и даже не прикоснусь к нему!
Я скомкал пакет и бросил его себе под ноги, чтобы выбросить в первый попавшийся мусорник. Полчаса езды до Йезда превратились в какой-то кошмар. Водитель не скупился на причитания и обвинения, придумывал новые виражи возможного развития событий с невероятной изобретательностью писателя-фантаста, словно на месте главного обвиняемого был он, а не я. Меня спасли огни ночного Йезда, к которому мы быстро приближались. Наконец авто притормозило возле какого-то перекрестка.
— Прости, что так вышло, никто не хотел такого, — на прощание сказал я, но его потрясение от произошедшего было не унять. Я вручил водителю остаток за этот тур, все деньги, что успел обменять накануне, схватил свои вещи и кинулся прочь в узкие лабиринты Йезда.
Гонимый собственными мыслями и воспоминаниями об указаниях из телефонной трубки, я двигался по спящим закоулкам все дальше вглубь чужого города. Беготня, когда за тобой никто не гонится и без четкой точки финиша, превратилась в квест на интуицию. Внезапно вспомнился ночной Марсель, но пахло здесь совсем по-другому. Еще несколько поворотов — и взгляд зацепился за неприметный дремлющий гестхаус, в окнах которого светом ночника теплилась жизнь. На мой стук в дверь быстро откликнулся молодой парень — похоже, к визиту внезапных ночных гостей он был всегда готов, дремая на кушетке у стойки ресепшена.
— Ваш паспорт, пожалуйста, — он снял ключ от комнаты с доски.
— Мои друзья задержались в аэропорту и скоро подъедут с моим паспортом, — история родилась в голове сама собой, чтобы лишний раз не светить своими документами. — Я останусь на одну ночь, вот за нее плата. А утром все оформим, ок?
Поздний час стал моим partner in crime[15] — ключ легко оказался в моих руках, а затем и в замочной скважине. Уединившись в комнате и сняв с плеча тяжелые баулы, я вынул из телефона иранскую карточку, подключился к вайфаю отеля и дал знать о своем месте нахождения. На экране светилось: «Все, мы едем». Теперь можно было выдохнуть.
От понимания, что я в какой-никакой, но наконец безопасности, тело стало молить о дýше. Быстро снял рубашку, героически пережившую все эти приключения. Ее запах хотелось сразу вырезать из памяти. По дороге от кровати к двери в ванную комнату боковым зрением заметил, что попал в «объектив» настенного зеркала. Из него на меня смотрел похудевший килограммов на десять человек: впалые щеки, лицо вытянулось, брюки свободно болтались на талии. «Спасибо, что живой», — пронеслось в голове.
Смыв приятными струями воды грязь и, казалось, ужас прошедшего дня, я мертвецки рухнул на кровать. В комнате было темно. От этого на потолке еще четче виднелись лучи тусклого уличного фонаря. За прошедший день, вернее за последние пять часов, веки разучились смыкаться, а тело — погружаться в сон. Шок недавнего прошлого и неизвестность обозримого будущего путались в голове, прогоняя прочь любые попытки уснуть. Этот «танец» длился всю ночь, пока ближе к рассвету тишину спящего гестхауса не нарушила суета на ресепшене. За пару секунд до того, как в дверь постучали, я уже знал — это приехали за мной, и это наконец свои.
По всем законам приличия, дождавшись, пока дверь откроется, в комнату вошли двое с напряженными лицами: невысокий мужчина лет 47 — консул — и высокий темноволосый парень лет 35, который представился Женей.
От радости увидеть своих я бросился их обнимать, но ночные гости, промчавшие из Тегерана 700 км за пять часов, не были настроены на сантименты. Первыми им под руки попались мои сумки — они в четыре руки тщательно их осмотрели.
— Ничего, — сказал консул Жене и обратился ко мне: — Тебе там не могли ничего подсунуть?
— Да вроде нет. Все было на виду, я сам собирал рюкзак, — пожал плечами я. — Какой у нас план?
— Собирайся. Быстро едем, — тоном строгого отца приказал консул и вышел из комнаты.
Через пару минут он позвонил Жене. Из трубки донеслось четкое «Чисто!». Я схватил рюкзак, махнул рукой сонному гестбою, и мы втроем побежали по замысловатым улочкам. Они были узкими, как проходы в вагоне поезда, — машину пришлось припарковать в нескольких кварталах от гестхауса. Я молча бежал вслед за Женей под пристальным присмотром предрассветных сумерек, которые только-только начинали бледнеть на небе. И вдруг в эту мертвую тишину крепко спящего города резко ворвался голос муэдзина, созывающего к первой молитве нового дня. От его баритона мурашки побежали по телу так быстро, словно хотели обогнать мои быстрые шаги. Как в шпионских боевиках, опасность и коварство начали чудиться повсюду — в черных окнах домов, мрачных изгибах улиц, в «загримированном» бледными красками небе и даже в лукавой хрипотце голоса, наполнившего пространство.
Еще пару кварталов бега узкими улицами под непрекращающееся пение муэдзина — и я увидел черный Nissan X-Trail, который нас ждал. Вещи полетели в раскрытый багажник, я — в распахнутую заднюю дверь. Она резко захлопнулась, чтобы открыться передо мной уже в Тегеране.
— Машина — это территория Украины. В этой стране это все, конечно, относительно, но здесь ты более-менее в безопасности, — сказал консул, когда мы заехали на первую по дороге заправку. И после паузы добавил: — То, что ты вышел живым из КСИРа, — это чудо. Запомни. Но это все еще не решение вопроса.
— То есть я все равно под подозрением?
— Да, для них даже консульская машина — не препятствие. Но здесь хоть какая-то защита, поэтому ты отсюда никуда не рыпайся. Я выскочу в туалет, а ты, если захочешь, то вот он, — и с этими словами уже второй раз за сутки чиновник вручил мне пакет, но теперь уже не с бутербродами. В другой ситуации я бы, наверное, посмеялся, но сама мысль о том, что я уже пережил, может оказаться только цветочками, загнала меня поглубже в сиденье. Всю дорогу пакет для справления нужды, лежащий в кармане пассажирского кресла, напоминал, что с Ираном шутки плохи. Будто чувствуя, что негоже устраивать туалет на заднем сиденье, Женя уверенно давил педаль в пол. Через 5 часов мы уже подъезжали к Тегерану.
На въезде в город телефон консула взбесился от атаки звонков — то ли рабочий день начался, то ли все заинтересованные почувствовали, что мы близко. Опытный дипломат держался молодцом и стойко отвечал на один и тот же вопрос:
— Да, да, с нами едет. Рядом со мной сидит. Да, я вам говорю, рядом со мной сидит, — не уставая говорил он в который раз. Когда телефон запиликал в очередной раз, консул резко повернулся ко мне и протянул трубку.
— Доброго дня, як вас звати? — от удивления слышать красивую украинскую речь в Иране мое ухо вспыхнуло жаром.
— Артемій Сурін, — слава Богу, после всего я еще помнил свое имя.
— Добре, все гаразд, — ответили на той стороне мира, и трубка вернулась к хозяину. На мой немой вопрос «Кто звонил?» консул ответил поднятым указательным пальцем: мол, звонили оттуда.
Под зацикленный «саундтрек» телефонных звонков мы оказались у особняка посольства Украины. Машина заехала во двор, а затем в подземный гараж. В этот момент я выдохнул. Тут же нас окружили сотрудники посольства, охранники, дипломаты, персонал — все, кто мог, спустились в гараж, чтобы поздравить с удачным исходом событий. От их искренних объятий и улыбок меня окутало забытое чувство безопасности. На секунду показалось, что здесь все как дома и сейчас из-за угла выбежит и бросится на шею Маруся, а мои собаки будут ластиться и прыгать на меня от счастья долгожданной встречи. Но следующим, кого я увидел, был наш посол — невысокий человек, судя по акценту, с Западной Украины. Он с нетерпением и неприкрытой радостью ждал меня в своем кабинете и, обняв, сразу вернул в жестокую реальность:
— Слушай внимательно. Это Восток. То, что ты вышел, — тебе уже сказали, — это крупное везение, это просто чудо…
«Итс э риэл мирикал», — на ум пришли дикие причитания водителя, а посол продолжал на полном серьезе:
— Но время играет против нас. Сейчас тебя отпустили, но если этот материал пойдет дальше, то кто-то примет другое решение, понимаешь? Это большая политика, тебя могут оставить здесь навсегда просто гнить. А может, и показательно грохнут, чтобы другим путешественникам неповадно было, — обрисовывал возможное развитие событий он. Но если от слов невменяемого водителя в Ардакане хотелось орать: «Да хватит сгущать краски!», то здесь все звучало более чем реалистично: — Запомни, ничего не решено, ты сможешь себя чувствовать свободным только тогда, когда покинешь Иран. Сейчас мы тебя укроем в посольстве. Не выходи из здания, не подходи к окнам, не выходи ни с кем на связь вообще. Завтра утром будем тебя эвакуировать, а сейчас иди прими душ и спускайся вниз — борщ стынет, горилка нагревается!
Посидели мы тем вечером по-украински — со щедрой поляной всего, что напоминает о доме, здесь — в чужой, далекой, с жестокими законами стране. Удивительно, как легко воссоздать островок Украины в особняке посреди Тегерана. И дело не в горилке и сале, а в украинском сердце. Только этот инсайт накрыл меня, в комнату вбежал заместитель посла — добрый, открытый парень по имени Сурен, — и что-то нашептал своему шефу на ухо. Посол повернулся ко мне и, тяжело вздыхая, изрек:
— В Киеве собираются устроить митинг под иранским посольством, чтобы тебя освободили. Надо срочно остановить это! — расслабленность после пары рюмок горилки резко улетучилась. — Это только навредит и привлечет внимание, и тогда тебя выдернут и никогда отсюда не выпустят. Они поймут, что ты какая-то важная птица, и захотят еще поторговаться. Дай нам сутки, чтобы тебя вывезти. Если это не получится через сутки, тогда уже можно устраивать митинги. Других вариантов не будет… Останови это как можно скорее.