Я понимаю, что вот весь этот путь через все континенты, через постоянное преодоление, через слезы радости и горечи, через тюрьму, через пустыни Африки, льды Антарктиды, через все! — все это уже позади, и я уже с другой стороны нашей невероятной планеты. И что этот необъятный мир остался прежним, но только я теперь совсем другой. Что все эти девять месяцев я так сильно хотел домой, мечтал сделать это, завершить успешно свой «Большой круг». А сейчас вдруг понял, как мне жаль, что все это заканчивается. Я стоял по колено в воде, плача и улыбаясь, не в силах произнести ни слова, а люди смотрели на меня как на сумасшедшего немого с камерой в руке, которую он так и не включил.
Позже вечером море принесло еще одно эмоциональное потрясение. Интересно, что именно под конец кругосветки мне стали попадаться такие герои, чьи истории трогали душу. Возможно, для того, чтобы лучше понять этих людей, мне и надо было пройти весь этот путь?
Еще в первый день на набережной я увидел старика. Длинные седые волосы и черная одежда делали его похожим на церковнослужителя или даже монаха древнего христианского монастыря. Но занимался он вполне мирским делом — продавал магниты для туристов. Тогда я не решился к нему подойти, а вот на второй день таки завел с ним разговор.
— У меня нет мечты, — спокойно ответил он.
— Почему?
— Все мои мечты закончились. Вся моя жизнь закончилась, — он смотрел на меня, но, казалось, сквозь.
— У вас что-то случилось?
— У меня нет ради чего жить, я живу только ради памяти своего сына. Он погиб два года назад как герой. Все, что ты видишь сейчас перед собой, — эта борода, наши черные одежды, — это только иллюзия нашей жизни, — он указал глазами на женщину, сидящую рядом в черной повязке. Ее глаза были совершенно пусты. — С тех пор как у меня жизнь закончилась, я не бреюсь, не вижу смысла в вещах. Да ничего для нас больше не существует…
Его слова иголками пронзили мою кожу, под жарким солнцем стало холодно и зябко. Морская гладь и старик, утративший смысл жизни, напомнили мне о британце, который после гибели семьи переехал на Мадейру. И он, живя у океана, как и грузинский старик, потерял возможность радоваться чему-либо, чувствуя только выжженную землю внутри, такую же черную, как траурная одежда. Боль в глазах и безысходность существования этих людей вызывали какой-то первобытный страх, заставляющий еще сильнее хвататься за жизнь и ее краски. Удивительно, но ничто так не напоминает нам о жизни, как смерть. Траур полностью поглотил эту семью, не оставив места для других чувств. Внутри меня все бунтовало, что так не должно быть. Не может быть. Нельзя отрицать саму жизнь, даже лишившись самого дорогого. Ничто не может длиться вечно, даже боль, но застывшие фигуры этих людей словно говорили об обратном. Я решил сохранить эту историю как напоминание о своем диком желании жить. Жить, несмотря ни на что, даже когда черные краски сгущаются над головой.
Пришло время прощаться и с Батуми. Я направился в порт, чтобы завершить финальный отрезок всей кругосветки. Вернуться домой предстояло на небольшом пароме — таком же суровом, как и мои попутчики: с два десятка дальнобойщиков и перегонщиков машин — пассажиров-завсегдатаев этого морского судна.
Мои мечты о доме быстро наполнились жесткой реальностью — почти все на пароме были яркими представителями украинского рабочего класса. Один из двух попавших в этот рейс грузинов предусмотрительно захватил с собой 10-литровую канистру домашней чачи, которая, конечно же, до берегов Украины не добралась, полностью растворившись в организмах моих попутчиков всего за два дня в море.
Вся поездка превратилась в беспробудную пьянку под предводительством усатого добряка-дальнобойщика из Ильичевска. Веселый и хлебосольный, он, как вожак стаи, весь путь держал в бодром настроении всех своих дружков. На их фоне, отказываясь пить чачу из канистры, я чувствовал себя белой вороной во всех смыслах этого слова. Судя по палубным разговорам, этот рейс выдался спокойным — никто в пьяном угаре не выпал за борт и не был выброшен, дабы унять жаркий алкогольный пыл. Я поразился своим внутренним изменениям — сам не ожидал от себя ни капли раздражения, оказавшись в самом эпицентре священного праздника Вдрабадан, не имея возможности его покинуть.
День 280Одесса, Украина
Берега Украины я увидел издалека 21 июля 2019 года. К Одессе мы подходили целую вечность. Паром словно издевался надо мной, раз за разом сбрасывая скорость и никуда не спеша. Прошел час, потом второй, третий, пока мы наконец не вошли в давно казавшийся так близко морской порт. Мне начало казаться, что это какая-то очередная проделка судьбы, что снова все испытывает меня на прочность. Как вдруг гора пошла навстречу неповоротливому Магомету: раздались гудки, и я обомлел — рассекая морские волны, перед нами закружился небольшой катер, полный родных и любимых друзей, родных и любимых друзей с огромным семиметровым флагом One Life. Ребята свистели и дудели, прыгали и обнимались, приветствовали приближающийся паром как только могли.
Еще не протрезвевшие от чачи дальнобойщики столпились у борта парома и удивленно глазели на внезапно возникший катер, вообще не понимая, что происходит. Ждать швартовки в порту стало еще невыносимее. Ох, как же все это долго и мучительно. Я закрывал глаза и представлял, как где-то там, на берегу, меня так же, как и я ее, с нетерпением ждет Маруся. А у капитана парома словно нет сердца, и он еще больше сбавляет ход, чтобы вписаться в траекторию.
Наконец мы швартуемся. Последний пограничный контроль. Сижу со всеми в холле, от напряжения пульсирует в висках. Перегар столбом стоит в тесном холле. Тут внезапно закряхтел громкоговоритель и послышалось: «Артемий Сурин, подойдите к информационной стойке». Меня заводят в отдельную комнату, где сообщают, что по просьбе украинских властей я буду незамедлительно сопровожден к выходу. В холл входит генерал пограничников, с ним фотографы, видеографы. Под недоуменные, с проблесками ускоренного протрезвления, взгляды дальнобойщиков меня выводят с парома.
Ступаю на украинскую землю в виде гигантского потрескавшегося бетонного пирса. Уже издалека вижу манящую стартово-финишную ленту. Возле нее стоит девушка в алом платье, с цветами и воздушными шариками.
Не могу больше ждать! Теряя голову, бегу навстречу этому прекрасному видению. Подол ее красного платья дрожит на ветру. Моя Пенелопа. Моя Ассоль. Моя Маруся. Мы снова вместе!
Ныряю в ее объятия, как в свой внутренний экватор, отрываю от земли и кружу в беспамятстве, не замечая, как из-за угла вываливается огромная толпа друзей. Откуда ни возьмись появляется целый оркестр музыкантов. Все как в кино.
А-а-а-а-а-а!!! Как тогда, после выезда из Ирана, мы все превращаемся в одну большую биомассу счастья и радости. Только уже куда большим составом. Внезапно сила этого чувства отрывает меня от земли и начинает подбрасывать в воздух. Из кармана выпадает смартфон, мой цифровой помощник, мой Паспарту, с которым я прошел всю кругосветку, и символично разбивается вдребезги о бетонный пирс. Черт с ним, я уже дома! Даже не помню, как оказался снова на ногах, — все воспоминания стерла сумасшедшая радость с осознанием: «Я дома!»
Следующий кадр — пресс-конференция в тесной душной комнате пограничной заставы, на которой, к моему удивлению, проверяют все мои документы, отснятое видео и подтверждают четыре национальных рекорда.
Все как в калейдоскопе. Смена картинки — мы все огромной колонной выезжаем в ресторан в Одессе, где уже много часов нас ждут остальные ванлайферы и друзья. И вот наша машина выруливает из порта Черноморск. Я вижу заброшенные портовые краны, мусор, ржавые грузовые коробки, однако радость от того, что я на родной земле, переполняет меня. После полного круга вокруг земного шара — я в самом прекрасном месте мира, я в безопасности и рядом с любимыми и дорогими мне людьми. Я дома.
После возвращения никуда не хотелось ехать, накрывало лишь одно желание — быть со своей семьей.
Проведя прекрасные дни в родном доме, выспавшись в своей кровати, я не мог избавиться от ощущения, что энергетически нахожусь все еще не там. Окончательное возвращение случилось лишь спустя месяц.
В путешествии я четко понял, что наш мир и наша жизнь гораздо проще, чем мы ее себе рисуем в своих предположениях. Мы сами ее усложняем бесконечной информацией, чужими социумными установками, политикой, экзистенциальными гонками за успехом и прочей суетой. А на деле оказалось, что самые богатые люди в мире — бедуины, которые живут в дырявых шатрах посреди Сахары. Они обладают лучшими рассветами планеты, наблюдая за ними воочию, а не через «искусственные глаза» супертелефонов последней модели. Антарктида — теплая и доверяющая человеку часть Земли. Там пингвины трутся о ногу, как кошки, напоминая, что знакомство с неизвестным начинается не со страха и агрессии, а с интереса и добродушия. И чтобы понимать друг друга, даже не обязательно разговаривать… А для осуществления чьей-то мечты и состояния абсолютного счастья достаточно улыбки, подмигивания или простой встречи глазами — Большой Леброн, спасибо тебе за этот инсайт!
И вообще оказалось, что в жизни все вертится вокруг всего лишь нескольких простых базовых вещей, от которых зависит ощущение счастья. А испытывать счастье — и есть смысл жизни. Это основа жизни любого жителя нашей планеты. Еще одно важное состояние — это любовь. Любовь к миру, к себе, к семье, к женщине, ко всему живому. Всем нам органически ближе чувствовать любовь, оказывать поддержку, а не испытывать ненависть и приносить кому-то страдания. Я настолько глубоко этим пронизан, что хочу непрерывно воплощать это чувство в реальность.
В кругосветке я столкнулся с пакистанским путешественником Джафом, в искренние намерения которого наши пограничники не поверили и не впустили в Украину. Это был яркий пример того, что надо и можно поменять. Месяц-полтора ушло на различные формальности и переговоры, и победа была за здравым смыслом и любовью. Это была победа над ржавой системой ненависти, предвзятости и несправедливости, когда Джаф прилетел к нам в Киев в начале августа. Пресса встречала его, как Мика Джаггера, никак не меньше, а он, бедняга, так опешил от происходящего, что со слезами на глазах смог только вымолвить: «Thank you, Ukraine».