— Я хотел бы, чтобы мы вместе прослушали запись допроса вашего мужа, — сказал Колосов на прощанье, — и вы бы пояснили кое-какие вопросы.
Аврора кивнула, взяла за руки детей и повела к подъезду. Глядя ей вслед, Никита был уверен, что завтра она приедет. Он и не подозревал, что ничего этого завтра, увы, уже не будет.
Глава 32ДОМ МЕРТВЕЦА
Никакого предчувствия не было. Катя впоследствии часто вспоминала тот день и вынуждена была признать: интуиция молчала — предчувствие опасности отсутствовало. Вообще в тот жаркий августовский послеполуденный час время словно остановилось. Из открытого окна доносился шум города, изнывающего от солнца, пыли и смога. В главке был обеденный перерыв. Кате в такую жару есть совершенно не хотелось, и она занималась статьей, но без особого энтузиазма, с ленцой — уличные грабители не особенно вдохновляли полет творческой фантазии. Честно признаться, статейку писали, точнее, набирали на компьютере Катины руки, а мысли ее блуждали вдали от родного кабинета пресс-центра, вдали от раскаленного зноем Никитского переулка. Зазвонил телефон — длинно, настойчиво.
— Алло, — нехотя отвлеклась Катя.
— Привет, — голос родной и далекий, хрипловатый и не совсем внятный, — точно из гулкой бочки. Сердце Кати радостно забилось — муж Вадим Кравченко, отделенный тысячью километров.
— Вадичка!
— Конечно я; соскучилась, да?
Вопрос был задан так, что Кате сразу стало ясно — звонит ей ее драгоценный снова сильно под мухой.
— Очень соскучилась. Ты когда приедешь?
— Сегодня ночью… точнее, завтра рано, очень рано… самолет прилетит… Ты мой зайчик ненаглядный, Катюшенька… Я тоже соскучился, эти курорты достали уже… Ты что? Катя, ты трубку вешаешь, подожди!
— Нет, это тут помехи на линии! — Как ему только мысль такая могла; прийти кощунственная — это после двух недель разлуки?
— Я тебя очень люблю, слышишь? Ты меня понимаешь? Мы с Серегой тут… в баре с-сидим, с морем прощаемся… — Голос Кравченко смахивал на голос пирата, опившегося ромом, — и он тебя тоже любит… Я даже ревную…
— Вадик, во сколько вы прилетаете? — Катя заволновалась не на шутку: они там в баре, надо же! Досидятся, допрошаются с морем до того, что их с Мещерским не пустят в таком виде в самолет. — Вадичка, во сколько ваш рейс прибывает? Номер какой? Я вас встречать приеду!
— А? Что я сказал? — Кравченко обращался к кому-то. — Приедешь встречать? Серега, слышишь? — Голос его спотыкался на каждой букве и вместе с тем торжествовал. — Вот какая у Меня жена… хоть ночью, хоть днем приедет ко мне моя птичка… как Василиса… это которая Микулишна… из любой передряги косами вытащит…
— Какой рейс, — надрывалась Катя, — вы куда прилетите, в какой аэропорт — в Шереметьево, Внуково, Домодедово?
— Я тебя очень сильно люблю, — заверил ее Кравченко с далекого юга, — завтра будем только вдвоем, куколка моя!
Отбой. Заунывные гудки. Катя бросила трубку. Ну что ты будешь делать, а? Что, кто, где, когда и, главное, сколько? Зачем в Москве понастроили столько аэропортов, что мужа даже найти в них невозможно? Вряд ли они протрезвеют до регистрации на рейс — ведь бары в Сочи круглосуточные, и там море текилы и разливного абхазского вина…
Рабочее настроение было испорчено. Катя смотрела на монитор, и он ехидно улыбался ей прямо в лицо бессмысленными строками — «Уровень уличной преступности в отдельных районах области несколько снизился». Снова зазвонил телефон, и Катя алчно схватила трубку, надеясь, что вместо «драгоценного» перезванивает Серега Мещерский. Так уже не раз случалось прежде: Серега не терял нити происходящего в самых пиковых ситуациях, Уж у него-то она сейчас дознается, в какой аэропорт они прилетят.
— Алло, я слушаю!
— Катя, это я! Это я, Катя.
Это был голос не Мещерского, а Анфисы. Странный какой-то голос — испуганный и тревожный.
— Катя, ты у себя? Ты одна? — И вопрос тоже звучал странно — ведь Анфиса и звонила Кате на работу.
— Анфиса, привет. — Катя была раздосадована, ожидая очередного вопроса от подруги, уже ставшего привычным: какие новости по этому делу? Но вопроса не последовало. Катя слышала только взволнованное прерывистое дыхание в трубке.
— Что случилось? Ты откуда звонишь?
— Я из дома. Катя, тут такое дело… Я не знаю, с чего начать, чтобы ты правильно меня поняла и решила, как нам следует поступить…
— Да что произошло? Ты не волнуйся так, говори по порядку!
— По порядку — это как раз самое сложное… Тут ни порядка, ни смысла вроде бы… Я просто… Катя, я после смерти Пети себя не узнаю, понимаешь? — Голос Анфисы дрожал. — Я стала какая-то другая — вся как бритва и как локатор одновременно… В самых простых, обычных вещах мне иногда мерещится такое… В общем, это все из-за страха — панического страха, что я испытала там, в больнице, когда сказали, что Петя отравлен… Он же не рыбой отравился? Ты ведь знаешь точно — ну скажи мне, прошу тебя, он отравился не рыбой?
— Его отравили таллиумом сульфатом, — ответила Катя.
— А я это знала еще там, за столиком в ресторане, когда он ткнулся головой в тарелку прямо у меня на глазах. Я знала, что… — Анфиса задохнулась от волнения, — …он откуда-то приехал, понимаешь? Весь взмыленный, точно торопился и проделал большой путь. Сказал, что в пробке на Кольцевой застрял. А он ведь в Центре живет, и офис редакции его тоже в Центре. Я все думала эти дни — зачем он оказался на Кольцевой? Откуда он приехал в Серебряный Бор? Может, из загорода? Я почему все это тебе сейчас говорю… Ты должна просто понять, какая я сейчас — как локатор, в самом обычном мне представляется нечто подозрительное, страшное и…
— Анфиса, я совершенно ничего понять не могу. Ты скажи коротко — что случилось? Что тебя так напугало?
— Мне позвонила Аврора. — Анфиса говорила быстро, сбивчиво. — Мы с ней давно, еще на том ужине в «Аль-Магрибе» условились, что я сделаю с ней несколько пробных снимков для журнала — там какая-то рекламная акция… А сегодня как раз мой день работы на фотостудии… Я совсем об этом позабыла, а сегодня глянула в органайзер — там запись: в четыре съемка с Авророй. А только что она мне позвонила и сказала, что встретиться сегодня никак не получится. Я подумала, что она сниматься не хочет, потому что из-за всех этих переживаний плохо выглядит. Но она сказала, что не может ко мне сегодня в фотостудию приехать, потому что у нее за городом еще одна важная встреча… По поводу покупки квартиры, встреча с агентом по недвижимости…
Катя слушала подругу и пока ничего не понимала — при чем тут какая-то встреча? И какие-то бритва и локатор?!
* * *
Аврора вела машину нервно и неуверенно. Вот что значит редко садиться за руль. Прежде она тоже водила машину от случая к случаю — Гусаров всегда ездил с личным шофером, и она привыкла полагаться на него и на своего верного дядю Кешу с его стареньким, но все еще приличным «Вольво». Как назло дядя Кеша слег в больницу с приступом желчно-каменной болезни. А ехать сегодня Авроре было просто необходимо: звонила Марья Захаровна Потехина — верная, заботливая Марьяша. Напомнила, что насчет квартиры наступает крайний срок. Агент по недвижимости Марк Наумович Сичкин, которого Потехина знала добрые четверть века и на добросовестность и честность которого можно было положиться с закрытыми глазами, не мог больше придерживать ту самую квартиру, которую планировал предложить Авроре.
— Хозяева через месяц в Канаду уезжают. Уже визы получили, — сообщила Потехина, — сама понимаешь — с квартирой они тянуть больше не могут, должны сегодня-завтра начинать оформлять документы на продажу. У них несколько покупателей. Сичкин звонил, он более не в состоянии уговаривать их ждать. Тебе необходимо с ним встретиться, поговорить и дать окончательный ответ: соглашаешься ты или нет. Я бы не советовала упускать этот вариант, и Сичкин не советует — прямая выгода: дом Совмина бывший, четыре комнаты, холл, два туалета, три лоджии, самый Центр — в двух шагах от Собачьей Площадки. И потом, Сичкин — надежнейший маклер, опытный, мой большой друг, такой не кинет, не подставит. Все сам проконтролирует, всю сделку от и до. Он хочет сегодня встретиться с тобой, чтобы уже был предметный разговор, понимаешь? Он расскажет, что конкретно продается и сколько они за это хотят…
— Конечно, я приеду, — заторопилась Аврора, — я бы сразу приехала, как ты мне только про этот вариант сказала, если бы Кирка не заболел.
— Отлично, я Сичкину сейчас перезвоню, он тебя ждет. Он по-прежнему на даче в Малаховке — от жары там спасается, от смога. У него же сердце, у бедняги, весной инфаркт был… — Потехина вздохнула. — Я тоже туда к нему на дачу приеду. Дел, правда, много, я еще к сыну хотела на матч поспеть…
— Глеб играет сегодня? — спросила Аврора. — Я за него болеть буду.
— У них товарищеский матч в Раменском, я думала — не успею туда, Полякова послала Ванечку, он безотказный… Но к вам в Малаховку я все же приеду. Сичкин, он, конечно, честнейшая душа, но глаз со стороны тоже не помешает. — Голос Потехиной звучал бодро, деловито. — Дачу его очень просто найти. Записывай. Поворот с Рязанки на Малаховку, там первый поворот направо, и от перекрестка начинается улица Дубовой Рощи — там самая последняя дача у леса. Сразу увидишь в конце улицы зеленый забор, сплошные елки-сосны и дача со шпилем-башенкой. Старый дом — я еще помню, как Сичкин его в восемьдесят втором у директора гастронома перекупил. Посидим, послушаем, что Сичкин скажет. Обмозгуем. И если решишься, можно будет уже завтра ехать смотреть квартиру и вносить задаток. Возьми деньги из банка.
— Марьяша, спасибо, что бы я без тебя делала? — произнесла с чувством Аврора. — Как мне тебя благодарить?
И вот она была на пути в Малаховку. Ее обгоняли, ей сигналили, ее подрезали. Аврора уступала — она вела бы свою машину гораздо лучше, если бы целиком сосредоточилась на дороге. Но как раз этого у нее и не получалось. В зеркальце Аврора видела свое лицо — оно отчего-то казалось чужим и незнакомым. Этот майор из розыска, он снова приходил… Они допрашивали Гусарова… Что он им сказал? Отчего они так беспомощны с ним? Вместо того чтобы взяться за него как следует, занимаются выяснением каких-то непонятных пустяков… Кто ей звонил утром после того ужина, того прок