Если нам известны причины, ведущие к гибели государственных устройств, то мы тем самым знаем и причины, обуславливающие их сохранение: противоположные меры производят противоположные действия.
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху…
Организационная война вместо обычных боевых действий, направлена на захват или уничтожение контура управления. В ходе ее предполагается уничтожить наиболее опасные для противника подсистемы управления. По окончании предварительной фазы начинается активная фаза, когда в процессе большого политического давления инициируется уничтожение прочих структур, а но достижению победной фазы в ней открывается возможность велеть порабощенным уничтожить что-то еще. Для того, чтобы организационная мощь не вернулась.
Если совсем коротко назвать то, что происходит в этой области, то это будет звучать так: убийство государства. Не сразу, как это бывает в обычной военной агрессии. А по частям. И не в плане поэтапного территориального захвата, а в плане функциональном. Сегодня — это одна уничтоженная функция, завтра — другая. Возникают зияющие черные бреши в обороне системы управления государством. Итак до полного исчезновения, или вернее, до тех пор, пока не наступит тот порог, за которым уже, можно атаковать систему без опасения, что она сможет отстоять свою независимость или не утратит способность к стойкому сопротивлению.
То есть, в идеале должна быть полноценная структура (отсутствие в ней зияющих брешей — особенно хорошо заметных со стороны), или, наоборот, дублирования функций и др. вносящих разноголосицу, успешные темпы и верное направление развития.
Такого рода явления, как «перестройка» относятся к специальным действиям, таким как «Конциентальная операция — хорошо скоординированные, психологические по форме, цивилизованные по содержанию и информационные по средствам широкомасштабные действия но дезориентации противника, подмене его ценностных ориентиров» [27. Т. 1. С. 1004].
Собственно говоря, в изложении этого вопроса есть одна весьма значимая трудность — а именно восприятие самой сущности явления. Во-первых, здесь речь идет только о некоторой части общей картины всего того, что относится к науке управления. Для того, чтобы было до конца ясна тема широкому читателю нужно иметь довольно полное понимание (а не отрывочные представления и элементарный здравый смысл) о менеджменте. Чтобы преодолеть это ограничение в связи с конкретными событиями в контуре управления СССР автору было бы желательным показать всю управляющую подсистему (Политбюро ЦК КПСС, Секретариат, аппарат ЦК КПСС, Верховный Совет СССР, Совет Министров СССР) во всей полноте, а не только перечислением жестких противоречий и невинных коллизий, рассказать всю управленческую сторону истории СССР, рассмотреть изменения в структуре КПСС — уверен, что тема это не только поучительная, но и интересная и со временем могут появиться книги по этому вопросу. Увы, но рамки настоящей главы не позволяют это сделать.
Перечисление фактов еще не даст всей картины тех глубоких противоречий, которые развернулись на этом «фронте». Нарушение правил науки управления еще не есть злой умысел, а может выглядеть и как дело совершенно случайное. Именно за это цепляются некоторые недобросовестные исследователи, уходящие в далекую от диалектики область и их обычная формулировка «Советский Союз рухнул под воздействием внутренней несостоятельности» кочует из статей в книги, оттуда в учебники и в сознание людей. Возникает встречный вопрос: «Что это не за несостоятельность?» — И в ответ говорят только как о более-менее крупных и не очень ошибках, повлиявших так или иначе на катастрофу страны. А злой умысел не признается ни в частностях ни в целом…
Случаются близкие факты и в обычных войнах. Допустим, налетом авиации полностью уничтожен штаб вместе со всем персоналом! Конечно же, это неприятно, особенно когда это происходит в самый нужный момент (собственно говоря, штаб — самая нужная единица в любой момент, даже при переформировании и в глубоком тылу), но это только неприятность не более (для семей погибших — это горе!) Людей, желающих служить в штабе всегда найдется с избытком, из их числа найдут наиболее подходящих и проблема на этом будет исчерпана. В нашем деле все не так просто. В нашем деле штаб надо так уничтожить, чтобы его уничтожение выглядело благом! И ни в коем случае не вызывало желание набрать новых людей.
М. С. Горбачев активно продолжил недоделанное Н. С. Хрущевым. Системе управления наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды» в 1980-ые? — Да потому, что во времена Л. И. Брежнева не был проведен четкий анализ, не было изучено прошедшее во всей полноте и взаимосвязи, не даны оценки от самых мягких до той «военной» терминологии, что мы пользуемся, не были даны рекомендации, как этого избежать впредь.
Свернуть деятельность возможно необязательно по приказу начальника или упустив нити управления. Можно добиться подобного и, наоборот, через больший, чем это необходимо, диктат. Таковым, например, оказалась работа с депутатами-коммунистами из Верховного Совета РСФСР (в 1990–1991 гг.) Первое время они собирались в 206-ой комнате ЦК КП РСФСР: «… стиль работы с депутатами был явно заимствован из прошлого. Собирали нас часто, обычно после заседаний съездов или сессий. Приходил И. К. Полозков, открывал собрания, садился и молчал. Говорил Соколов. Он четко, самоуверенно давал нам инструкции, как себя вести, что говорить при решении того или иного вопроса.
Возражений не терпел, требовал неуклонного проведения линии, выработанной секретариатом.
Сначала мы нервничали, затем стали возмущаться, потом наиболее смелые ходить на эти собрания перестали. Через некоторое время перестали ходить все, кроме освобожденных партийных работников…» [3.43. С. 60–61].
Отсюда и делаются глубокие обобщения, что «… одной из причин распада Советского Союза стала, по-видимому, чрезмерная устойчивость, окостенелость его отжившей политической системы» [36. С. 59].
Ситуация «межведомственная война». Сама потенциальная возможность доведения до подобного кроется в самой сути организационного строения — то есть явление это может оказаться объективным. В любой стране есть подразделение всего госаппарата на части: «Вся огромная страна на глазах расщеплялась на удельные владения-ведомства, и они имели только свои местнические интересы. СССР становился чем-то вроде апельсина, который снаружи походил на красивый монолит, а сними кожуру — и представал перед глазами в виде долек, каждая из них была либо ведомством, либо союзной республикой» [18. С. 158].
Удивительно и то, что малейшее отклонение от обычного состояния системы приносило с собой прямо-таки резонансные явления. Ну скажите, как может отразиться на высшем руководстве в Москве события в далеком, полу-зарубежном Афганистане? — Оказывается могут, да еще как: «… В Москве так и не был решен вопрос, кто же будет главным представителем советского руководства в самом Афганистане, кто будет своего рода военно-политическим руководителем всей кампании. Вопрос не был решен потому, что и в самой Москве никто не знал, кто же несет основную ответственность за афганскую войну. Существовала Комиссия ЦК по Афганистану, в которую входили Громыко, Андропов, Устинов и др. Это был типичный но тем временам «коллективный орган безответственности», носивший, по сути дела, консультативный характер при генеральном секретаре. А практическое каждодневное руководство осуществляли министры но своим линиям, не спрашивая коллег и часто не советуясь с ними. Этим ловко пользовались афганцы, находившие себе покровителей среди ведомственных начальников. Скажем, в течении всех лет войны представители Комитета государственной безопасности ориентировались преимущественно на группировку «Парчам» Народно-демократической партии Афганистана. Эту группировку возглавлял Бабрак Кармаль, стоявший во главе партии и государства. В то же время представители Министерства обороны неизменно симпатизировали «халькистам», потому что подавляющее большинство военною командования афганской армии принадлежало именно к этой группировке.
Роль посла Советского Союза была достаточно принижена, что, по-видимому устраивало МИД СССР и А. А. Громыко, не желавшего глубоко погружаться в афганскую пучину» [18. С. 321]. Если уж раскол шел по такой линии, то и далее он был неизбежен. И стоило только чуть усугубить эти явления, как волну столкновений уже нельзя было остановить. Нужно было иметь только знание о природе такого противоречия и дать толчок в нужном направлении. Люди, которые пережили не одну организационную войну могли предупредить новичка: «Если потребуется, то для ликвидации твоего управления могут упразднить само министерство. Такие случаи были» (Цит. по: [04. С. 218]).
То, что произошло в СССР, можно назвать так: реорганизация, равная ликвидации: «Если хочешь разрушить систему — сделай две ее реорганизации. По законам управления после третьей организации система гибнет. Таким образом, если рассуждать логично, то получается, что решения принимаются как бы в противовес здравому смыслу. А может быть, они хорошо продумываются с помощью иного здравого смысла?» [04. С. 294].
Все началось еще на первой стадии, когда шла зачистка аппарата под лозунгом очистить его от бюрократов, разложившихся за время правления Л. И. Брежневым (кстати сказать, они-то как раз и уцелели!) Уже тогда была взят опасный курс на переделку в масштабах всей иерархии системы. Если при И. В. Сталине была проведена чистка сначала на уровне отдельных предприятий от старых специалистов и бюрократов, а потом примерно в 1937 году были вычищены старые большевики в «верхах», то начиная примерно с 1982 года зачистка аппарата проводилась по всей глубине. Тут было бы уместно сравнить такую ситуацию с тем, что подлодка уходит на недопустимую глубину. В результате получилось, что зачистка организаций сравнялась просто с ликвидацией. Разразившаяся межведомственная война была проиграна партийным аппаратом, который просто был вынужден покинуть занимаемые помещения.