3 шага в пропасть — страница 41 из 78

Первый секретарь Сахалинского ОК П. И. Третьяков ушел после 21 мая 1988 г., когда на митинге у местного драмтеатра выступили с требованием провести выборы делегатов на конференцию демократическими методами. Было принято письмо в «Правду» и таким образом это событие приобрело всесоюзное звучание; Первый секретарь Астраханского ОК Л. А. Бородин был подвергнут публичной критике на пленуме обкома, когда шло выдвижение кандидатов в депутаты на партконференцию. Впрочем, «первый звонок» для него прозвенел годом ранее, когда было принято Постановление ЦК «О серьезных недостатках в перестройке работы Астраханского обкома КПСС» [3.54. С. 3].

Ф. Лощенков, который в 1961–1988 гг. был первым секретарем Ярославского ОК, был переведен в Москву на пост Председателя Госкомитета по материальным резервам, его включили в состав депутации на XIX партконференцию, однако после возмущения и переголосования на обкоме он был выведен из числа депутатов.

И это было только начало. С постов первых секретарей ЦК партий союзных республик были удалены: в Эстонии — ЦК КПЭР. — Б. И. Сонгайла; в Азербайджане и Армении (одновременно — за беспорядки в Нагорном Карабахе) 29 мая 1988 г. состоялось то, что в последствии будут называть «размен ферзей»: со своих должностей сняты первые секретари И. Демирчян и К. Багиров, а избраны С. Аратюнян и А. Везиров; накануне XIX Всесоюзной конференции КПСС К. Г. Вайно заменили на В. И. Вяляса; в Грузии — Д. Патиашвили на Г. Гумбаридзе; в Азербайджане Везиров — за то, что не смог упредить но сути дела захват власти в Баку силами Народного Фронта и армянские погромы, что привело к последующему вводу войск в январе 1990 г. (Такая процедура была и в прошлом: 24 октября 1981 г. за беспорядки в г. Оржаникидзе сняли 1-го секретаря Северо-Кавказского обкома партии Б. Е. Кабалоева. Потом он был исключен из партии).

Психологическая война

Хорошо известно из практики, что каждое управленческое нововведение дается с известной долей трудности в ходе его внедрения. («Нет ничего труднее, опаснее и неопределеннее, чем руководить введением нового порядка вещей, потому что у каждого нововведения есть ярые враги, которым хорошо жилось по-старому, и вялые сторонники, которые не уверены, смогут ли они жить по-новому». Макиавелли. Цит. по: [3.55]).

Правило «Сила действия равна силе противодействия» не сработало… Почему? — вот вопрос. Почему разрушительные и самоубийственные по своей сути технологии прошли так быстро и относительно легко? Во-первых, потому, что нижестоящие партийные организации и другие тесно с ними связанные, были стянуты жесткими традициями партийной дисциплины. Второе. Началось и было успешно проведено узконаправленное воздействие психологической войны по сковыванию здорового сопротивления аппарата.

В ходе начавшейся психологической войны советская бюрократия не смогла убедительно показать, чем она на самом деле занимается, какая от нее польза. И тут было несколько уязвимых моментов. Хотя в предшествующие годы вся пресса была в ее руках, но эта пресса была занята преимущественно тем, что описывала реальные успехи в строительстве социализма, работу «Его Величества рабочего класса». Первый секретарь партийного комитета того или иного уровня не мог организовывать в местной прессе материалы пиаровского (как это ныне говорят) содержания. Да, их хвалили и на них много ссылались в официальных докладах, которые потом печатали в прессе — но многоходовых кампаний не было, как не было и постов пресс-секретарей и проч. Стоит понимать, что всего не предусмотришь. Такие вопросы не поднимались в ходе общественно-политической жизни.

А после смерти И. В. Сталина не было и подобающего уровня критики и самокритики. Когда же, казалось бы, в ходе нсихвойны встала такая необходимость, то бюрократия не смогла быстро ответить на вопросы, которые были навязаны демпрессой: какова реальна отдача от принимаемых решений, не могли сказать, насколько верны и научно обоснованы методы работы.

Поводом для начала психвойны против центральных ведомств послужили перекосы в строительстве некоторых предприятий без соблюдения норм и требований в области экологии. Это давало возможность кричать на первых митингах: «Диктат московских ведомств привел к экологической катастрофе!!!» Стоило только запустить народный гнев, а потом направить потоки было легче.

Громили потому, что творилось примерно так: «Вчера был тоталитаризм. Сие, естественно, это — плохо. А сегодня — у нас хорошая демократия. Это — хорошо. Поэтому будем делать совсем не так, как вчера!» Чиновник терял ориентиры и начинал сам пилить сук, на котором сидел. Противопоставляли личность и государство, обвиняли, что все беды от того, что у нас примат государства, а личность на последнем месте, нужно все переставить (сделать, как на Западе), и все у нас пойдет хорошо. Естественно, что индивидуалистам это нравилось…

Чрезвычайно важное значение имеет то, что практически всегда били ниже пояса, что, например, можно было возразить против такого: «Неосталинисты заинтересованы в сохранении граждан в бедности, терпеливо, послушно стоящих в очередях перед их кабинетами в ожидании благодеяний в виде полубесплатных квартир, путевок в санатории, места для ребенка в детсаде и т. д.» [3.56. С. 8]? Тут ложь не просто сама по себе, а ложь в квадрате.

Травля аппарата впервые развернулась в преддверии XXVII Съезда КПСС. Тогда одновременно шла и отчетно-выборная кампания. Например, сильная критика, попавшая даже на страницы «Правды» была в ходе отчетно-выборной Тульской областной конференции. Видимо, способствовало этому и то, что в президиуме находился заместитель Е. К. Лигачева по отделу К. Н. Могильченко. Следом в газете «Правда» появилось письмо рабочего В. Иванова из той же области. По его мнению «между Центральным Комитетом и рабочим классом все еще колышется неподвижный, инертный и вязкий партийно-административный слой» [3.57. С. 3]. Вся страница была выпущена под шапкой: «Навстречу XXVII Съезду КПСС. Всенародная трибуна. Обсуждаем проект новой редакции Программы КПСС и проект Устава КПСС с предлагаемыми изменениями». Эта статья потом дала возможность уже на съезде начать огульную критику всего и вся. Сама ситуация с появлением закон статьи могла быть и очень прозаической. После смерти тогдашнего редактора «Правды» В. Г. Афанасьева неоднократно, в том числе и его дочерью писалось, что главный редактор был весьма неравнодушен к слабому полу, или проще говоря, устроил из Центрального Органа партии бардак. Потому-то и его пассиям позволялось многое. Автор обзора «очаровательная женщина», «Таня» [01. С. 80, 81] Самолис вполне могла попасть в их число. За эту статью «Правда» удостоилась критики Е. К. Лигачева за нападки на партию в выступлении на XXVII съезде.

Почему-то самой ненавистной категорией в демократической печати оказались партработники в армии. И это очень непонятно. Взять хотя бы историю. Плененные евреи — кстати сказать, предки авторов статей, — и комиссары но установкам Гитлера должны были уничтожаться на месте. Можно было бы понять (хотя объяснить это все равно нельзя!), если бы эти самые журналисты служили в армии и натерпелись естественных неприятностей от замполитов, но ведь в армии, как правило, не служили. Парадокс!

Надо откровенно признать, что в русской литературе чиновник есть один из самых отрицательных персонажей: «Прозаседавшийся» В. В. Маяковского, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова, «Ревизор» и «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «История одного города» Н. Е. Салтыкова-Щедрина, а также «Собачье сердце» М. Булгакова — это классика, причем на уровне школьной программы, а согласитесь, что трудно критиковать одних бюрократов и при этом выделить положительных чиновников — критикуют всех одним чохом.

К школьным «знаниям» добавили новое: кинофильм «Забытая мелодия для флейты» Э. А. Рязанова; повесть А. А. Бека «Последнее назначение», тут же экранизированную; в журнале «Юность» вышла первая повесть Ю. М. Полякова «ЧП районного масштаба» (он в отличие от остальных, как человек глубоко совестливый, сильно раскаивается, видя в выходе своей книги одну из граней негатива, что обрушился на головы читателей; лично я далек от прокурорского подхода, и потому не вижу хоть какой-то его вины).

В публицистике начались сравнения с западными системами управления: «там»-де на работу государственных служащих принимают после экзаменов для занятия должностей, их периодически аттестуют. В странах с западным типом демократии министры не входят в законодательные органы — объяснение-де этому простое: правило «сами пишем — сами исполняем» ведет к порочному кругу. С серьезным видом доказывалось, что министр-де не должен быть специалистом-технократом, а он непременно должен быть политиком. Раз у нас этого нет, то все на основе личных взаимоотношений. На синекуру обязательно поставят «своего». Коррупция, взятки, подарки и ничем не обоснованные привелегии[5].

Последнее — вообще тема номер один в демократическом печати тех времен. (Ныне эта пишущая братия забыла о своих возмущениях: как народ и государство обирает народ в нынешних условиях в этих газетах — запретная тема).

Массированная атака СМИ на читателей удалась. Да, кое в чем СМИ были правы и потребителю информации оказалось трудным отделить справедливую критику от антисоветчины. В результате, как это часто говорится по этому поводу, ребенка выплеснули вместе с водой.

А у объекта воздействия слова «торговля без рынка — это абсурд», «Аэрофлот — типичная монополия» вызывали озлобление; а после слов «ускорение» и «самоуправление», «третья модель полного хозрасчета» и «сбалансированная модель управления», а главное «прибыль» начинала сладко кружиться голова. Для достижения же намеченных целей надо было, по словам авторов, сделать не так уж и многое: добить тех, кто мешает — командно-административную машину. Ох, скорее бы ее добили, а уж там заживем!.. «У интеллигенции было очень сильно расплывчатое убеждение, что во всем “система виновата". Важнейшими причинами наших бед она считала “засилие бюрократов”, “уравниловку”, “некомпетентность начальства”, “наследие сталинизма” — причины, для массового сознания не так уж существенные. И вот, опираясь на эти стереотипы, Г. Х. Попов запустил в обиход как нечто сущее туманный термин “