Дав ораторам выговориться, Горбачев обычно заключал, что обсуждение состоялось, и предлагал, не всегда вдаваясь в существо обсуждаемых проблем, образовать комиссию, которой поручалось на основе состоявшегося “обмена мнениями” доработать или переработать представленный проект постановления. Комиссия на основе порой противоречивых и взаимоисключающих предложений, высказанных участниками заседания, по существу, на свой страх и риск готовила вариант документа. Затем новоиспеченный проект представлялся генсеку, который единолично или с участием одного-двух помощников делал из него все, что хотел. Мнение членов Политбюро на этой (решающей) стадии работы над проектом зачастую уже не спрашивалось.
Таким образом, важный партийный документ — постановление Политбюро — в конечном счете является единоличным изделием генсека» [26. С. 86–87].
Зато, если этого до поры до времени не знали непосредственные участники событий, то это не значит, что такое не было заметно со стороны. Кремлеологи вычислили партийный «… метод манипулирования решениями. Для этого существуют два пути — создавать комиссии при (…) Политбюро, наделяя их правами высших органов (…), другой путь — это принимать решения (…) Политбюро “по опросу”. Поскольку в графе “за” стоит подпись генсека, то рискованно подписывать в графе “против”» [3.80. С. 55–56].
Более того, боясь разногласий, о которых писалось на Западе, Политбюро оказалось вовлеченным в его игру и в частности вывело решение спорных вопросов со своих заседаний. Раз было провозглашено, что Политбюро едино, значит и нужно было следовать этому нелепому ущемлению. «Традиционно считалось неудобным, чтобы по вопросам, вызывающим разногласия, докладывал руководитель, входящий в Политбюро. Инакомыслие членов Политбюро не приветствовалось. Считалось, что это могло вызвать противоречия политического характера. Поэтому в качестве докладчика должен был выступать не член высшего руководства, выступление которого могло быть более безопасным в политическом смысле. Он в состав Политбюро не входил, но проблему знал досконально. Кроме того, и разговаривать с ним, видимо, было проще» [3.83. С. 10].
А нагом н вовсе по наблюдению такого важного свидетеля, как Н. И. Рыжкова, «… Политбюро с начала 90 года практически прекратило свою деятельность». Произошло это, по его опять же сведениям, потому, что «Президентский Совет, этот толком не созревший восьмимесячный плод перестройки государственной власти, практически взял на себя функции, которое раньше осуществляло Политбюро ЦК. Естественно, что Политбюро с этого времени практически перестало функционировать» [28. С. 134, 155].
В 1989–1990 годы Политбюро, этот «некогда всемогущий орган партии превратился, по существу, в консультативный совет при генеральном секретаре ЦК КПСС. (…) после съезда Политбюро превратилось лишь в формальный представительный орган компартий республик, который из пленума в пленум менял своих представителей от республик, ибо там шел распад партийных структур. Практического влияния на деятельность партии Политбюро уже фактически не оказывало. Сам характер обсуждения вопросов на Политбюро напоминало больше своеобразный симпозиум, где продолжительный обмен мнениями по тем или другим вопросам не приводил к каким-либо обязательным для исполнения решениям. Складывалось мнение, что подобный порядок работы Политбюро в полной мере импонирует генеральному секретарю ЦК КПСС, выступающему в роли руководителя этого симпозиума, ибо позволяет участникам свободно высказывать наболевшее и тем самым облегчить душу, а ведущему успокоить участников заседания своими назидательными оптимистическими монологами» [22. С. 122].
Самому решительному разгрому главнейший партийный штаб подвергся на XXVIII Съезде КПСС «Однажды утром, перед началом очередного заседания, Горбачев проинформировал членов Президиума Съезда, что первые секретари ЦК компартий союзных республик настояли на создании Политбюро по новому принципу: теперь в ПБ должна быть представлена каждая республика в лице первых секретарей их компартий. Это был еще один сильный импульс к быстро развивающемуся сепаратизму республик.
(…) такое решение оказалось смертельным. Произошло фактическое расчленение партии по национально-территориальному принципу. Она превратилась из единой союзной политической организации в некую партийную федерацию или даже конфедерацию» [28. С. 139–140].
После смерти И. В. Сталина на первых пленумах после съездов КПСС Политбюро (а до 1966 г. — Президиум) избиралось числом 11 членов и 6 кандидатов (XX в 1956 г.); 11 + 5 (XXII в 1961 г.); 11 + 8 (XXIII в 1966 г.); 15 + 6 (XXIV в 1971 г.); 16 + 6 (XXV в 1976 г.); 14 + 8 (XXVI в 1981 г.); 12 + 7 (XXVII в 1986 г.) Тут же были избраны в члены Политбюро все 15 первых секретарей ЦК компартий союзных республик, и еще некоторые руководители центрального звена, итого: 24 человека. Зато ни одного кандидата. Кроме численности важен и состав — Политбюро сразу же утратило функциональные свойства, а превратилось в некий территориально-национальный Малый Хурал по отношению к большому — ЦК, если так можно выразиться. Пусть поздно, но об этом пишут так: «неэффективной проявила себя новая структура Политбюро и Секретариата ЦК. Вообще, как только из состава Политбюро и Секретариата были выведены высшие должностные лица государства (министр обороны, Председатель КГБ и проч.), сам этот орган оказался в подвешенном состоянии» [17.С. 163].
Каковы были взаимосвязи внутри высшего органа можно судить потому, что как пишут, Первые секретари ЦК компартий Азербайджана и Армении Н. А. Муталибов и В. М. Мовсисян, (а потом — с конца 1990 г. — С. К. Погосян) вообще не разговаривали друг с другом.
Секретариат Центрального Комитета КПСС. Его заседания проходили по вторникам. Среда, таким образом, отводилась на подготовку вопросов к Политбюро, которое проходило по четвергам. Было время, когда «Содержание и стили работы Секретариата от начала до конца определял М. А. Суслов. Большая часть присутствующих секретарей, и тем более приглашенных на заседание Секретариата работников отделов исполняла обычно роль статистов, внимающих, поддерживающих, возражения были редким исключением. (…) По отношению к ЦК М. Суслов не был “серым кардиналом”, ибо умело, не выпячиваясь и практически неограниченно управлял аппаратом ЦК КПСС. По своей сути он был живым олицетворением партийного консерватизма, начиная от своей старомодной одежды и всем известных калош и до принципов, которые он исповедовал: не думай, не изобретай, делай только так, как было (…) Всегда четко, лаконично, не позволяя славословить, вел Секретариаты. Только чрезвычайный случай мог стать причиной того, что Секретариат мог продлиться более часа. На выступление — 5–7 минут. Не уложился, уже через минуту М. А. Суслов говорил: “Спасибо”, и смущенный оратор свертывал свои конспекты. Признаюсь, М. А. Суслова мы (…) вспоминали не раз, когда председательское место в Секретариате ЦК заняли Черненко, Горбачев… и неудержимые многочасовые словопрения захлестнули мутной волной заседания исполнительного органа партии.
Четкая организация работы Секретариата, следует, однако, признать, не отличалась особым творческим подходом. Его проявить было просто невозможно, ибо все шло по строго заведенному порядку и подчинялось только аналогам» [22. С. 78–79].
После смерти М. А. Суслова его вел К. У. Черненко, потом — Ю. В. Андропов, умер Л. И. Брежнев — опять К. У. Черненко, потом — М. С. Горбачев. И наконец пришла очередь следующего: «…Е. К. Лигачев быстро сумел превратить этот некогда рутинный орган в энергично работающий, оперативный, близко стоящий к жизни, способный строго спросить с работника любого ранга (…) Принцип работы Е. К. в Секретариате был таков: каждый, кто к нам обратился, должен найти конкретное решение хотя бы одного из поставленных им вопросов. Иначе к нам не будут ходить, пояснял он. И в самом деле, в Секретариате до 1988 года шла бурная жизнь, а в приемной ведущего секретаря постоянно находились первые секретари обкомов, председатели облисполкомов, министры, руководители отделов ЦК, председатели творческих союзов, писатели, редакторы газет, театральные режиссеры, ученые из Академии наук, офицеры из фельдъегерской связи и другие нужные люди, которые всегда присутствуют там, где прощупывается пульс реальной власти» [17. С. 89–90].
Но такое положение дел устраивало не всех: «…Политбюро в лице Генерального секретаря внимательно следило, чтобы со стороны Секретариата не было ни малейших поползновений на самостоятельную роль.
В 1986 году, сразу после первого горбачевского XXVII съезда, секретарями ЦК были избраны: Бирюкова, Добрынин, Долгих, Зайков, Зимянин, Лигачев, Медведев, Никонов, Разумовский, Яковлев. Самонадеянно доверив Лигачеву руководство этой разношерстной командой, Горбачев как генсек совершил роковую для себя кадровую ошибку. Он породил энергию, управлять которой оказался не в состоянии. Под напористым председательством Лигачева Секретариат ЦК быстро набрал недюжинную силу, обрел широкую поддержку областных комитетов партии и стал претендовать на самостоятельное участие от лица КПСС в делах не только сугубо партийных, но и государственных» [3.84. С. 5].
Надо отдать должное М. С. Горбачеву — терпения наблюдать это «безобразие» ему хватило надолго. На заседании Политбюро 7 января 1988 года «в отсутствие Е. К. Лигачева, занятого подготовкой доклада к февральскому Пленуму ЦК по народному образованию, приняли решение о так называемом упорядочении работ Политбюро и Секретариата.
Постановили проводить отныне заседания Политбюро по-прежнему еженедельно, а Секретариата — два раза в месяц. Раньше Секретариат ЦК собирался также еженедельно, то есть накануне каждого заседания Политбюро, а иногда и два раза на неделе. Отмена этого порядка явилась первым шагом на пути к фактическому приостановлению деятельности Секретариата. Первым, но не главным. Главным разрушителем оказался второй.
Он состоял в безобидной на вид договоренности впредь не рассматривать на Секретариате вопросы, решения по которым подлежали последующему утверждению на заседаниях Политбюро. Обосновывалась такая мера необходимостью исключить дублирование в работе Политбюро и Секретариата. Но, что она означала на самом деле? Она означала, прежде всего, что из сферы полномочий Секретариата изымались вопросы кадровой политики, поскольку все крупные кадровые назначения предварительно рассматривались на Секр