«Ой, да спи уже! И это мой муж…»
«Ну что ты? Ну всё будет нормально, правда… Ну-ка, подвинься…»
Разросшиеся деревья в саду скрадывали и без того скудный свет звёзд, и на веранде царила непроглядная темень. Борис лежал на спине, подложив руки за голову, и думал.
Вот оно и случилось, чудо. Случилось ни с кем-нибудь, а с ним, Борисом Переверзевым. И случилось только потому, что он был готов к этому, ждал этого. Верил в чудо.
Из краткого рассказа Ульриха — так он теперь звал гостя — он понял, что пришельцы уже пытались вступить в контакт, и неоднократно. Вот только ничего из этой затеи не вышло. Не готовы оказались те люди к чуду.
Гостей разместили на ночлег в спальне, которую раньше занимал Борис. Ульрих предварительно проверил, не заперты ли окна, легко ли распахиваются. Потом поинтересовался, не ходят ли тут другие люди. Получив заверения, что в тётушкин сад посторонние не забираются, по крайней мере, до сезона созревания груш, успокоился и стал располагаться на ночлег, пожелав Борису спокойной ночи. То же самое сделала и Ярара-Ядвига, проболтавшая с тётушкой целый день, после чего студенту оставалось только откланяться. И поскольку тётушкина дача являла собой обычную избу-пятистенку с пристроенной остеклённой верандой, по совместительству летней кухней, то спать отныне Борису предстояло именно здесь.
Дверь тихонько отворилась, и неслышная тень вплыла на веранду. Послышался звук зачерпываемой из ведра воды, тень переместилась к входной двери, и как ни скуден был ночной свет, Борис успел заметить, что это Ярара, причём девушка была совершенно голой. Борис зажмурился, а когда открыл глаза, никого уже не было.
Борис вздохнул и сел на постели. Ну вот, уже и видения начались… Так он далеко пойдёт. Нельзя бедному студенту столько времени пялиться на такую девушку, вредно.
Борис вышел на крыльцо, посмотрел на небо, переливавшееся россыпью звёзд. Какое сегодня число? Точно. Сегодня же день летнего солнцестояния… Самый длинный день, и самая короткая ночь. Время, когда цветёт папоротник…
Она выплыла из тени, ступая неслышной кошачьей походкой, прекрасная и нагая. Борис оцепенел, не в силах двинуться с места, как утром. Нет, утром было проще — тогда несчастному студенту на помощь пришёл его организм, а сейчас помощи ждать было неоткуда. И Борис стоял и смотрел на приближающуюся тоненькую фигурку.
Ведьма. Оборотень. Ведьма-оборотень, плюс привидение к тому же. Сестрёнка по разуму…
— Ты чего не спишь? — девушка поравнялась с ним, стояла в двух шагах, и только тут Борис разглядел, что в руке у неё какой-то прозрачный сосуд, вроде как из целлулоида. Да ещё на ногах были какие-то тапочки, что ли…
Ярара почесала бедро, разом разрушив колдовское наваждение, и Борис вдруг понял, что девушка просто ходила до ветру, а это вот сосуд для подмывания. В каждой сказке есть доля сказки, а всё остальное — грубая проза жизни… Он отвёл глаза.
— Я смущаю тебя таким видом?
— Смущаешь — не то слово…
— Хорошо, я больше не буду. Стану надевать что-нибудь.
Студент вдруг осознал, что Ярара в отличие от него самого не испытывает ни малейшего смущения.
— У вас там не носят одежду?
— Ты прав. Наши тела покрыты мехом, и одежда нам ни к чему. Знаешь, у меня такое ощущение, что я целый день вчера проходила в скафандре. Трудно привыкнуть.
— Если так трудно, можешь ходить как сейчас — великодушно разрешил Борис — Только не при тётушке, она не поймёт.
— Ярара, ты скоро? — Ухурр возник из темноты так же неслышно, как и Ярара. И одет был ничуть не теплее, кстати.
— Ладно, Борис — девушка засмеялась — Завтра поговорим.
— …Много ли он видел? — Ярара фыркнула — Люди ночью почти слепы.
— И тем не менее. В следующий раз надевай что-нибудь, когда выходишь.
— Ладно, учту… Ох, ну и туалет тут у них… Как у вас на борту, Урумма?
— Всё нормально пока. Ты знаешь, что задумали наши начальнички, Иахрр и Хррот?
— Что?
— Повторить процедуру с трансмутантами.
— И кто будет следующими оборотнями?
— По их замыслам, я и Вахуу. На мой вопрос, кто будет управлять камерами, командор выдал: «запрограммируешь заранее». Начальникам всегда всё просто.
— А что, это невозможно в принципе?
— В принципе возможно. Но мы живём не в принципе, а в реальном мире, Ярара. Я бы не хотела выйти из камеры уродцем.
— Дядя Хррот и Иахрр просто пытаются вас спасти, Урумма.
— А то я не понимаю. Вот только они забыли спросить самих спасаемых.
— Ты не хочешь жить?
— Хочу, Ярара. Очень хочу. Но не любой ценой. Я хочу остаться орркой.
Долгое молчание.
— Ладно, Урумма. Конец связи.
— … Кто они, Борис?
Тётя Катя чистила картошку, и Борис наблюдал, как кожура тонкой струйкой стекает в чугунок, поставленный на пол.
— …Я же говорил тебе, тёть Кать — мои добрые знакомые, по университету…
— Не научился до сих пор врать, так уж не начинай — отрезала тётушка — Ну какие они студенты?
— Студенты тоже бывают разные. В чём дело, тёть Кать? Излагай.
— Излагать, говоришь? Ладно. То, что они не русские, понятно…
— Ну и открытие! — рассмеялся Борис.
— А ты не перебивай родную тётю. То, что картошку она не умеет чистить — тоже допускаю. Дворянское воспитание, на кухню ни ногой… ладно. Хотя мясо эта Ядзя разделала мигом, да так, что любо-дорого взглянуть — все жилки отдельно.
— Ну, тёть Кать… Может, у них дома картошка не в ходу была.
— Это в Польше-то? Ну-ну… Но это не всё, Боря — тётушка бросила очередную очищенную картофелину в посудину, сдула волосы, выбившиеся на лоб, поправила их тыльной стороной руки.
— Что же ещё, тёть Кать?
— Ножик после мяса в крови был, так она его облизала, Боря. Привычно так, машинально. Это тоже дворянское воспитание?
Студент молчал. Действительно, здорово подставляется девушка. Хорошо ещё, тётушка не видела её тогда ночью…
— Дальше — больше — продолжала тётя Катя — Варшаву она знает вроде бы, тут я спорить не буду. Сама-то я там недолго пробыла, много не помню… И по-польски пшекает, не придерёшься. А вот об элементарных вещах, что любая польская панна знает, понятия не имеет.
— О каких вещах?
— А ты не поймёшь, потому как мужеска пола. А вот женщине сразу — как иголкой в глаз.
— Тебе бы в контрразведке цены не было, тётя Катя — рассмеялся Борис — Ну, а про Ульриха чего скажешь?
— Про Ульриха? Про Ульриха немного скажу. Ну разве только, что он такой же Ульрих, как ты Минамото.
— Ты серьёзно, тёть Кать?
— Хватит, Боря. Ну что мы с тобой, как в суде, ей-богу. Факты, доказательства…
— Скажи честно, тёть Кать — неужели не нравится тебе Ядвига? Такая девушка!
— Нет, Боря, что не нравится, не скажу. Красавица, каких поискать. Добрая, любопытная… очень, очень любопытная…
— Умная девушка, тёть Кать. Большая редкость, кстати. И весёлая.
— Умная — это безусловно. Весёлая? Хм… Ну, тебе-то не видно, что с тебя взять… Ну пусть будет весёлая. Вот только девушка — это вряд ли.
— Ну, женщина…
— И не женщина.
Тётя Катя придвинулась к Борису, глядя прямо в глаза.
— Так кто они, Боря?
Борис понял, что припёрт к стенке. Но и сказать тётушке про гостей всё, что он знал, он не считал возможным. Это не его тайна.
— Астрономия, тёть Кать — чуть улыбнулся Борис — Ну, правда, не с братом, с мужем. Опоздал я, тёть Кать, что делать… Надо было почаще на чердак лазить, к ней на свидание.
— Ох, Борис, Борис… Ты меня уморис — покачала головой тётушка, без малейшего признака смеха.
— Ярара, Ухурр, здесь Иахрр.
— Здесь Ярара.
— Здесь Ухурр. Мы слушаем, командор.
— У меня для вас небольшая новость — вы раскрыты. Ваше инкогнито продержалось всего ничего.
— Не грызи меня, Иахрр. За такое время, что у меня было, подготовиться как следует невозможно.
— Я вас и не виню. Нужно решать.
Несколько секунд молчания.
— Эта тётушка не хуже своего племянника. Не глупее, по крайней мере.
— Инструкция настоятельно не рекомендует без крайней нужды переходить к групповому контакту. Один абориген — это безопасно, если что, его просто примут за сумасшедшего. Групповой же контакт непредсказуем.
— И всё же мы готовы рискнуть.
Долгое молчание.
— Ну добро. Пробуйте.
Планета поворачивалась под ним, словно громадный густо-синий шар, весь испещрённый белой накипью облаков, молочными спиралями циклонов. В разрывах облаков блестел под лучами светила океан, белой ниточкой виднелась линия прибоя…
Борис летел над планетой, подобно святому духу, невидимо и неслышимо. В точности как святой дух, потому как даже сам не видел своего тела. Только зрение и слух остались от прежнего Бориса.
Впрочем, не совсем даже святой дух — святые духи, как помнилось студенту, могли самостоятельно выбирать маршрут, а его будто несло невидимое течение, над которым Борис был не властен.
Вот он снизился, пройдя сквозь белую пену облачного слоя, и перед ним раскрылась во всю ширь поверхность планеты. Борис затаил дыхание…
В глаза полыхнуло белым, и всё исчезло. Борис посидел ещё несколько секунд, затем стянул аппарат, весьма напоминающий очки-«консервы», вынул из ушей затычки звукового сопровождения. Поморгал, привыкая к темноте. Они сидели вдвоём с пришельцем в саду — Борис на лавочке, Ухурр на правах гостя разместился в тётушкином кресле-качалке. На веранде горела керосиновая лампа, и тётя Катя с Ядвигой-Ярарой неслышно отсюда разговаривали о чём-то. Вокруг шумела под ветром земная листва земных деревьев, пахло земными запахами, но у Бориса перед глазами ещё стояло видение иного мира.
— Ну вот… На самом интересном месте…
— Не расстраивайся — Ухурр-Ульрих мягко отобрал у него аппарат, сложил. Устройство в сложенном виде оказалось совсем компактным, легко умещающимся в горсти — Тут много всего, за один раз не просмотришь. Не последний день живём. Значит, ты полагаешь, твоя тётушка не упадёт в обморок, и не побежит в полицию?