— Написать написал сеньор, но вы бы знали сколько стоит отправить письмо! — покачал он головой, — от папских гонцов я сразу отказался, огромные деньги берут паршивцы! К счастью, в банке мне удалось пристроить письмо на отправку, через неделю у них поедут в Кастилию купцы, всего за пять сольдо взяли и моё письмо с собой.
— Хорошо, подождём ответа, — кивнул я, — что ещё интересного узнал?
Тут Алонсо замялся, так что пришлось его понукивать.
— Соседи интересовались у меня и у слуг про вас, — смущённо признался он. — кто вы, откуда, знатного ли рода.
— Что сказал? — хмыкнул я.
— Правду сеньор Иньиго! — возмутился он, что я мог подумать, что он мог ответить, что-то недостойное.
— Не кипятись, — взмахнул я дрожащей рукой, — это я так, ворчу.
Алонсо улыбнулся и склонил голову.
— Ладно, отнеси меня к себе и переодень, — приказал я, — неизвестно когда придёт этот учитель, так что придётся встать пораньше.
— Конечно сеньор, — Алонсо бросил недоеденную еду и понёс меня наверх.
— Синьор Иньиго позвольте представиться, Бартоло Серда и Льоскос, — обратился молодой парень к Алонсо, который его встречал.
— Сеньор Бартоло, вам не мне нужно представляться, — склонил голову управляющий, хоть и не знавший латынь, но имя моё понял, так что показал на меня, сидящего на диване, — сеньор Иньиго — он.
Если сказать, что парень лет двадцати был удивлён, значит ничего не сказать. Он так широко открыл глаза и рот, что мне стало его жалко.
— Проходите сеньор Бартоло, — вежливо пригласил я его на соседнее кресло на латыни, — сейчас слуги принесут нам завтрак, за ним и обсудим учебный план. Вы как, завтракали?
Парень смутился, но его живот вдруг выдал такие звуки, что и без слов стало всё понятно, правда он от этого ещё больше покраснел.
— И синьор Иньиго, прошу вас, не называйте меня синьор, — тихо сказал он, садясь за стол, — я хоть и признанный бастард, но недостаточно знатен, чтобы меня так называли.
— Расскажите тогда Бартоло о себе, пока нам несут еду, — предложил я, а он стараясь не обращать внимания на ребёнка перед собой, стал отвечать так, будто разговаривал со взрослым.
В принципе всё было так, как и говорил мне кардинал, вот только причину отказа родителей давать ему денег на продолжение обучение, он отказался назвать, сильно смутившись при этом, так что настаивать я не стал.
Подкрепившись, я попросил его отнести меня наверх, где и должны были проходить наши уроки. Я выделил отдельную комнату для обучения, где поставил стол для учителя со стулом, парту для себя и конечно же доску, на которой можно было писать мелом. Всё это парня очень удивило, но и обрадовало.
Расположив свои вещи, он устроил меня за партой и превратился в мгновение в строгого учителя.
— Что же синьор Иньиго, давайте сначала проверим вашу латынь, — предложил он, — чтобы я ориентировался в том, насколько она позволит нам начать изучать итальянский.
22 апреля 1454 A. D., Рим, Италия
— Бартоло? Что тебя привело ко мне? — удивился кардинал Торквемада, увидев внебрачного сына одного из своих близких друзей, кардинала Антонио Серда и Льоскоса.
Молодой, симпатичный парень, сминая в руках берет, внезапно опустился на колени, что ещё больше удивило кардинала.
— Бартоло? Что случилось? — Торквемада от удивления отложил письмо, которое писал.
— Ваше преосвященство, — едва не заплакал тот от отчаяния, — я не знаю к кому больше обратиться! Прошу вас помогите мне!
— Да, конечно, говори, — кардинал впервые видел парня в таком состоянии.
— Синьор Иньиго, он уже выучил итальянский и знает его лучше, чем я! — слёзы брызнули из глаз парня, — а закончился только третий месяц обучения! Я не могу дальше его ничему учить, но и деньги не могу брать за просто так! Умоляю помогите мне, я не знаю, что делать!
Брови старого кардинала поползли вверх.
— Выучил язык за три месяца? Как это возможно? — ахнул он.
— Я не знаю ваше преосвященство, — парень помотал головой, — но у него просто удивительная память и он просто проглатывает всё, что я его не прошу сделать и просит ещё. Я даже книги ему теперь нашу на итальянском, поскольку он их читает быстрее меня.
Кардинал сдвинул шапочку на затылок и платком промокнул резко вспотевший лоб, он-то один думал, что его занятия с Иньиго проходят уж слишком в каком-то безумном темпе. Поскольку ребёнок прочитывал выдаваемые ему книги всего за день и мог наизусть процитировать любой параграф или страницу. Но, как оказалось, кардинал не один страдал от необычного ученика.
— Хм, дело конечно необычное, — согласил кардинал, — но судя по твоей реакции, ты уже пообещал оплатить обучение из тех денег, что он тебе заплатит?
— Да ваше преосвященство! — закивал парень, — вы знаете, что я обучаю ещё несколько детей и суммарно, смогу проучиться на общую собранную сумму ещё год. Я так на них рассчитывал, что без этих десяти флоринов, я не смогу накопить нужную сумму к следующему году!
— Вот что Бартоло, Иньиго весьма здравомыслящий человек, просто маленький, — подумав несколько минут, вынес решение кардинал, — скажи ему то же, что и мне, и предложи свои услуги в качестве секретаря. Ты отлично знаешь Рим, а он в нём только обживается, думаю он не откажется от такого помощника. Опять же его люди не говорят на итальянском, так что твоя помощь может пригодиться и его управляющему.
Парень бросился вперёд, чтобы поцеловать перстень кардинала, и стал горячо его благодарить за мудрый совет.
— Иди сын мой, — улыбнулся тот, — я хоть и знаю истинную причину твоего желания вернутся в Феррару, но сделаю вид, будто вижу в тебе только стремление к обучению.
Бартоло покраснел, словно спелый виноград и кланяясь, быстро покинул кабинет, заставляя кардинала улыбаться горячим порывам молодости.
— Хм, — задумался я, когда парень неожиданно признался, что обучать меня ему больше нечему, а просто так деньги брать он не может. Честность — это то, что мне нравилось в людях, ведь самим я таким не был.
— Секретарь, — я обдумывал его предложение и не нашёл, почему могу отказать. Алонсо часто был занят домашними делами, так что использовать его как ездовой транспорт было проблематично, а тут сами предлагают себя в качестве его.
— Как у тебя с ездой на лошади? — поинтересовался я.
— Всё отлично синьор Иньиго, — заверил меня он.
— Что же, тогда ты принят моим секретарём на те же деньги, — хмыкнул я, соглашаясь, — и судя по тому, что твой живот опять тебя выдаёт, ты голодный, давай-ка переезжай ко мне, выделим тебе чулан какой и кровать.
Услышав такое щедрое приглашение, парень залился слезами и пообещал быть мне верным помощником. Правда, как радовался он, ровно также был недоволен Алонсо появлением с его слов ещё одного нахлебника в доме. Я его заверил, что это лишь до конца года после чего служба Бартоло закончится, на что он проворчал, что хоть это его безумно радует.
— Да, кстати сеньор Иньиго, — вскинулся он, вытаскивая из-за пазухи письмо, — пришло от вашего отца.
Вручив мне его в руки, он замер.
— А деньги? — хмуро поинтересовался я у него.
— Только это письмо сеньор Иньиго, — тяжко вздохнул он.
Сломав сургучовую печать, которой было запечатано письмо с оттиском перстня отца, я пробежался по первым строкам.
— «Ты в своём уме? Какие пять тысяч флоринов!».
Были в нём первые строки даже без «здравствуй любимый сын».
— Я же просил десять Алонсо, — я поднял взгляд на управляющего, и тот смутился.
— Сеньор Иньиго, я не смог написать такую сумму, — признался он, — это и правда было уже перебором.
— Алонсо, я предупреждаю тебя, — спокойным тоном предупредил его я, — это первый и последний раз, когда ты не посоветовавшись со мной, переиначиваешь мои слова.
Парень было дёрнулся, но прожив со мной три месяца отлично знал, какой у меня характер.
— Простите сеньор Иньиго, этого больше не повториться, — склонил он голову.
— Забудем тогда об этом, — кивнул я, возвращаясь к письму.
— «Также заявляю, что передам тебе ещё вексель на тысячу и это всё, что ты от меня получишь на этот год», — заканчивалось это весьма короткое письмо, без слёзных прощаний и поцелуев.
— Смотрю мама даже не черкнула мне ни строчки, — заметил я вслух, но больше про себя, — прямо отсюда чувствуется её любовь и забота.
Алонсо на это тактично промолчал, мне же хоть и самому было глубоко плевать на чувства родителей, но всё равно, как-то подобное поведение было обидным. Могли бы хотя бы сделать вид, что им не безразличен собственный ребёнок.
— Это письмо, — я показал ему ответ отца, — отправь дедушке, с моим искреннем заверением, что до прихода десяти тысяч флоринов я прерываю своё обучение и сажусь в одежде с гербами рода Мендоса просить милостыню, пока не наберу нужную сумму.
Волосы на голове Алонсо едва не поднялись дыбом, но он лишь тяжело вздохнул и согласился.
— Подготовь мою самую лучшую одежду, пусть служанки нашьют на неё наши гербы, — приказал я, — утром отправимся к Апостольскому дворцу.
Глава 8
Ранним утром, захватив стул и плакат, на котором на трёх языках я написал — «Требуется поддержка на образование. Достаточно будет одного флорина», мы отправились на площадь прямо к комплексу зданий, который составляли собой частично строящийся Апостольский дворец папы. Выбрав место рядом с лестницей у входа в главное здание, я установил стул, плакат и коробку, а огорчённый Алонсо вместе с лошадью встал позади на охране.
Не удивительно, что первыми кто нас заметил была папская гвардия, отряд патруля давно косился на нас, видя необычные приготовления, но когда увидели, что мы не собираемся уходить и явно устроились здесь надолго, старший решительно повёл своих людей ко мне.
— Простите синьор, — на ломанном итальянском обратился он сначала к Алонсо, старательно не замечая сидящего на стуле ребёнка, но тот молча показал пальцем на меня, и офицер перевёл свой взгляд на меня.