— Ты можешь продолжать изливать на меня свою злость сын мой, — смиренно ответил он, — поскольку это в том числе предложил и я, когда узнал, как о тебе отзываются другие люди. К тому же я знаю, что эта злость не от чистого сердца, а возмущение твоё со временем пройдёт.
Где он нашёл во мне добродетель и сострадание, я так и не понимал, мне было плевать на людей. Запыхтев словно закипающий чайник, но видя, что он не подаётся на мою злость, я в конце стал успокаиваться.
— И что теперь? — буркнул я.
— Проведём обычное расследование, — спокойно ответил он, — в рамках которого решим и порученный нам вопрос.
Внезапно дверь в нашу келью от сильного удара едва не слетела с петель, а в комнату ворвался с обнажённым мечом незнакомец.
— Бернард! — показал я на него пальцем и швейцарец, не раздумывая запустил в него свободным табуретом, стоявшим с ним рядом. Силища у этого медведя была такая, что вошедшего едва не унесло обратно в коридор. Незнакомец бездвижно рухнул в объятья ещё четверых, которые шли за ним, но которые хотя бы держали мечи в ножнах.
— В дом божий, с оружием в руках! — возмутился я и отец Иаков согласно кивнул. Мы с ним, пожалуй, впервые хоть в чём-то сошлись.
— Вы кто такие? Чего надо? — грубо обратился я к ним, а по лестнице уже топали наши арбалетчики, которые взяли не званых гостей на прицел.
Это явно остудило их пыл.
— Его высочество король Арагона, — ответил мне один из них, — возмущён тем, что город закрыли, а его не поставили в известность заранее о прибытии в город инквизиторов.
— И это позволяет вам входить в дом божий, обнажив оружие⁈ — искренне изумился я, — давно отлучение от церкви не получали?
Судя по побледневшим лицам, никогда, но слово взял отец Иаков.
— Возможно вы запамятовали, дети мои, поэтому напоминаю всем. По давнему договору, Святой отец является верховным сюзереном королевства Неаполитанского вне зависимости, кто в нём сейчас правит, так что он имеет право не оповещать своего вассала, если присылает в город инквизиторов, — спокойно и рассудительно сказал он, — так что можете возвращаться и передать мои слова своему королю.
Тот, что с нами говорил, склонился перед монахом и они утащили своего товарища с разбитой головой, не забыв забрать при этом и его меч.
— Чего я ещё не знаю отец Иаков? — я повернулся к монаху, на что тот с бесящей меня спокойной улыбкой ответил.
— Думаю, что многого, сын мой. Всё в силах знать, может только бог.
— Я конкретно про данную ситуацию имею в виду! — стал снова закипать я.
— Ты всё узнаешь, — он сделал паузу, — в своё время.
Затем он повернулся к сидевшему словно мышка Алонсо.
— Принеси пожалуйста сын мой тот свёрток, который я попросил тебя хранить у себя.
Тот кивнул, бросился к моему сундуку и вытащил какой-то кожаный свёрток, перевязанный слишком знакомой мне верёвкой.
Отец Иаков поблагодарил его, развязал узел и показал мне маленькую, сшитую словно на ребёнка одежду монаха-доминиканца.
— Его преосвященство Торквемада, хотел лично сделать вам этот подарок, — протянул он мне её, — но поскольку наше дело было важнее, он попросил меня, от его имени подарить её вам.
Я с гневом посмотрел на Алонсо.
— Ты почему мне ничего не сказал? — рыкнул я на него.
Тот стал оправдываться, что он думал, что это вещи монаха.
— Какие вещи⁈ — возмутился я, — он францисканец! Он даже посох выбросил! Какие его вещи, Алонсо⁈
— Сын мой, не нужно обижать своего человека, — тут же встал на его защиту отец Иаков, — если ты хочешь излить свой гнев, то выбери меня его целью, поскольку об этом я его попросил.
— Зачем мне роба? — я гневно посмотрев на Алонсо, вернулся к отцу Иакову.
— Инквизитором не может быть светское лицо, — спокойно заметил он, — а поскольку ты ещё слишком мал, чтобы быть рукоположенным в священники, мы решили рукоположить тебя в низший церковный чин чтеца, который не накладывает на тебя никаких обязательств и из него ты в любой момент сможешь выйти и снова стать мирянином.
— Так просто? — удивился я, чувствуя где-то подвох.
— Абсолютно, — с искренним и честным выражением на лице заверил меня он, — рукоположение проведём сегодня же в монастыре, чтобы завтра приступить к работе. Ты ведь поможешь мне?
— Я всё равно застрял в городе, что мне ещё тут делать? — проворчал я, смиряясь с действительностью.
— Кардинал Виссарион сказал ровно также, — улыбнулся мне отец Иаков.
— Вы ещё и по всем моим учителям прошлись, а не только к Торквемаде заглянули⁈ — сегодня для меня похоже был день удивлений, — что ещё они вам про меня сказали?
— Я же должен был знать, с кем отправлюсь в этот нелёгкий путь, — улыбнулся он мне, — что же до рекомендаций, я оставлю их втайне.
Осознание того, что он переиграл меня как ребёнка, претворясь простодушным и простым как булочка монахом, пришло ко мне и я заткнулся. Так ещё меня в этом мире никто не унижал и не ставил на место, ни сказав при этом не единого плохого слова.
Глава 22
Весь оставшийся вечер до тайной церемонии я не проронил ни слова, что в конце не выдержал сам монах.
— Сын мой, — подошёл он ко мне, читающему книгу.
— Да отец? — поднял я на него взгляд, перенимая его тон и манеру говорить, что он моментально понял.
— Я прошу меня простить, — улыбнулся старик, — я должен был сразу тебе всё рассказать и объяснить.
Как бы я ни был зол на него, но я всегда был за справедливость, даже если это мне не нравилось самому. С громким звуком я захлопнул книгу и покачал головой.
— У вас бы ничего не получилось, я был слишком горд, слишком уверен в себе, так что единственный способ, чтобы привести меня в чувство был именно тот, что выбрали вы.
— Какой же? — поинтересовался он.
— Смирение, — хмуро ответил я, — говорите отец что нужно, я всё обдумал и признал себя не правым в том, что с самого начала с предубеждением относился к вам. Так что как бы мне ни хотелось выставить сволочью вас, правду не обмануть. Я постараюсь исправиться.
Монах с улыбкой перекрестил меня.
— Я об этом знал с самого начала, так что просто ждал момент, когда это осознание придёт и к тебе, — мирно заверил он меня, — что касается мой просьбы, все меня заверили, что ты отличный управленец, который дружит не только с языками, но и с математикой.
— Только то, чему меня научили другие, отец Иаков, — не стал я самовосхвалять себя.
— Хочу, чтобы мы разделили обязанности, для более эффективного взаимодействия, — сказал он мне, так словно мы стали с ним только что на равных, — займись пожалуйста организационной частью, в чём я откровенно слаб, а же займусь расследованием.
— Если расскажите, как проходит процесс, я попробую, — я отложил книгу в сторону, приготовившись слушать, — всё что мне нужно, деньги и человеческие ресурсы.
— Это всё предоставит король, — спокойно ответил он так, словно в этом не сомневался.
— Тогда я вас слушаю, что нужно будет сделать.
Он стал рассказывать, а я слушать, запоминать и сразу оптимизировать процесс, но пока у себя в голове. Мы закончили разговор, только когда за нами пришли.
— В остальном полагаюсь на твой ум и здравый смысл, — сказал он, поднимаясь, затем замешкался и показал жестом всем выйти, удивив меня этим.
— Есть ещё одна, негласная просьба от камерленго, в отношении этого расследования, — смущённо сказал он мне, когда мы остались одни.
— Которую вы не захотели делать сам? — догадался я и он с тяжёлым вздохом кивнул.
— Камерленго о вас высокого мнения, — спокойно заметил Иаков, — поэтому он попросил сказать вам, что папа был бы очень признателен, если бы по окончании расследования, мы назад увезли из Неаполя пятьдесят тысяч флоринов от проданных во время расследования индульгенций и отнятого имущество тех, кто откажется признаваться в ереси или будет признан нами виновный в ней.
— Мне в голову начинает закрадываться мысль, отец Иаков, — я хмуро посмотрел на него, — что всё ради чего мы приехали в этот город — это заработать деньги, а остальное является лишь прикрытием этого процесса.
— Я не могу тебя обманывать сын мой, — вздохнул он, — эта мысль меня тоже посещала с самого начала, когда я услышал, чем нам предстоит заняться. Именно поэтому вызвали меня, как самого дотошного инквизитора, тщательно проводящего расследования.
— А поскольку вы отказались заниматься сбором денег, то вам втюхали меня в напарники, — догадался я.
— О тебе много говорят в Апостольском дворце, Иньиго, — он впервые назвал меня по имени, — папа хочет проверить, может ли он тебе доверять в будущем.
— Почему не выбрали кого-то другого на моё место? Неужели не смогли найти кого-то беспринципного и бездушного, какими людьми полон Рим?
— Кардинал Орсини сказал, что лучше тебя никто не справится, — пожал плечами монах, — а в свете ранее озвученных рекомендаций от других кардиналов, возражений против твоей кандидатуры ни от кого на курии не последовало.
— Вот же г… — чуть не вырвалось у меня, но я успел прикрыть рот, чтобы не ругаться в доме божьем, — я ему настроил работу канцелярии, а он меня подставил⁈
— Что в поведении кардинала Орсини тебя удивляет сын мой? — невесело улыбнулся монах.
— Я только сейчас понял, почему вы до сих пор не то, что не кардинал, но даже не епископ, — до меня наконец дошло.
Отец Иаков тепло улыбнулся.
— Вера — это всё, что мне нужно сын мой.
— Это я тоже понял, — вздохнул я, — а сам папа, что на это сказал? У вас было общее совещание?
— Папа одобрил, — кивнул отец Иаков, — поскольку деньги пойдут на богоугодное дело борьбы с османами и организацию Крестового похода против них.
— А вы сами одобряете такие методы получения денег? — удивился я.
— Как ты сам недавно сказал, я не кардинал и даже не епископ, — уклонился он от прямого ответа.
— Ладно я понял, — кивнул я, — что-нибудь придумаю.
Он кивнул и позвал в комнату снова всех.