Девушка повернула ко мне лицо.
— Просто счастья синьор, мужа, детей, я простая девушка мне не нужно многое.
— Если я скажу тебе, что это возможно, ты поможешь мне? — поинтересовался я.
— Как это возможно? — удивилась она, понемногу оживая.
— Если Яков перейдёт в христианство, я могу сделать так, чтобы вас поженили, — я пристально посмотрел на неё, — и ты обретёшь всё, что хочешь. Любимого мужа, ребёнка и семью.
Вспыхнувшая было радость на лице девушки быстро погасла.
— Мы с ним обсуждали это, он не предаст свою веру синьор, — грустно ответила она.
— О, дорогая моя, — миролюбиво заметил я, — ты даже не представляешь себе, на что готовы люди, после беседы с отцом Иаковым, особенно в присутствии палачей. Этот милосердный и заботящийся о душах христиан человек, способен творить настоящие чудеса именем господа нашего.
— Мой отец будет всё равно против, — вздохнула она и впервые перекрестилась.
— Если ты обещаешь мне больше не пытаться убить себя, пока я не уговорю твоих мужчин и всецело помогать мне, то всё возможно.
В глазах девушки появилось сомнение.
— Хорошо синьор, обещаю вам, но вы тогда сами мне скажите результат.
— Договорились дочь моя, — улыбнулся я.
В этот момент в дом вошёл возмущённый мужчина, заявляя, что я отрываю его от работы и хозяйничаю в его доме.
— Бернард! — я показал на возмущающегося и швейцарец даже без особого замаха ударил того в живот.
Поток жалоб сразу иссяк, мужчина упал на пол и застонал, а также стал просить его больше не бить.
— Идите сеньора успокойте дочь, — я показал женщине забрать Лауру и уйти наверх, что та безропотно и сделала.
— Сеньор Леон, — когда они ушли, я миролюбиво обратился к лежащему на полу мужчине, — вы готовы продолжить дружеский диалог, без обвинений и злых слов в адрес своих гостей?
— Друзья не бьют тебя в твоём же собственном доме синьор, — видя, что его не собираются больше трогать, мужчина лет сорока, с сединой на висках, осторожно поднялся на ноги и сел на лавку напротив меня.
— Я поговорил с вашей дочерью сеньор и решил поучаствовать в судьбе бедняжки, — сообщил я ему.
— Бедняжки⁈ — изумился он, — неблагодарная тварь, опозорившая меня и всю нашу семью! Надо мной все смеются синьор! Все без исключения! Я не могу пройти по улице, чтобы не услышать в свою спину слова — «дед иудейского ублюдка».
— Сеньор Леон, вы же христианин и знаете, что люди кидали камни в самого Христа, когда он нёс крест за них на Голгофу, — мирно ответил я, — но кто потом из них не сожалел о содеянном?
Мужчина был явно не дураком, поскольку заинтересованно посмотрел на меня.
— Что вы предлагаете синьор?
— Яков перейдёт в христианство и женится на вашей дочери, — я посмотрел на него внимательно, — а я буду тем добрым самаритянином, который поможет дедушке ощутить всю радость от рождения законного внука.
— Насколько добрым? — глаза торговца блеснули, он без ошибки чувствовал, когда дело запахло барышом.
— А во сколько вы оцениваете сеньор возвращение блудной дочери, которая не только вернётся в семью, но ещё и будет счастливой женой и матерью? — ответил я вопросом на вопрос.
На лице мужчины разлилась блаженная улыбка, пошли разговоры, в которых он был явно профессионалом.
— Двести флоринов синьор и моя любовь к ней воспарит на крыльях любви, — озвучил он сумму.
— Ну или вы останетесь «дедом иудейского ублюдка», — мирно сказал я, не повышая голоса ни на тон.
Он поморщился.
— Синьор ну хотя бы сто пятьдесят? — заискивающе он посмотрел на меня.
Я отрицательно покачал головой.
— Сто? — с надеждой посмотрел он на меня.
Сделав вид, что задумался, я покивал головой, вызвав у него приступ радости.
— Но сеньор Лион, — я строго посмотрел на него, — мы оставим письменный договор об этом нашем небольшом уговоре и его я передам своему другу сеньору Амандо. Вам знаком этот добрый человек?
Мужчина вздрогнул от испуга.
— Это перфект нашего района, — покивал он.
— Так вот, если он узнает, что вы, взяв деньги, нарушили наш с вами договор, он просто даст знать об этом мне и всё, — улыбнулся я.
— Синьор, простите не знаю вашего имени, лишь прозвище на улицах, которое не стоит произносить при вас вслух, — смущённо пожал он плечами и тоже стал серьёзным, — за сто флоринов, я буду снова любить дочь ровно так же, как полюбил её в день её рождения.
— Что же невеста согласна, родственники тоже, осталось уговорить жениха, — улыбнулся я ему.
— А-а-а, так он ещё даже об этом не знает, синьор? — удивился отец девушки.
— Сеньор Леон, он сейчас в тюрьме, — улыбнулся я, как можно более мило, с учётом своего уродливого лица, — я посещу его там со своими братьями инквизиторами. Знаете, они бывают очень убедительными, особенно если это касается вопросов веры.
Мужчина вздрогнул и перекрестился.
— До встречи на свадьбе вашей дочери, сеньор Леон, — склонил я голову, он поднялся и перекрестившись проводил меня до двери. Когда она закрылась, мы с Бернардом услышали раздавшийся за ней вздох облегчения.
— В тюрьму синьор Иньиго? — усмехнулся швейцарец.
— Всё верно Бернард.
По пути, я решил немного поменять сценарий своего общения с парнем, и мы свернули к магистрату, где проводилось дознание. Спустившись вниз, я увидел, как инквизиторы снова кого-то пытали, в общем были в своём рабочем процессе.
Дав знак палачу, чтобы не крутил больше рычаги и голос пытаемого не перебивал меня, я обратился к брату Иакову.
— Вы не окажите мне небольшую помощь в убеждении одного человека брат?
— Смотря в чём вы хотите его убедить брат Иньиго, — улыбнулся он.
— Принять истинную веру, разумеется, — перекрестился я, — что может быть важнее этого?
— Только любовь к господу нашему, — согласился со мной инквизитор, — но, конечно, брат Иньиго, я с радостью вам помогу в этом деле.
— Вскоре приведут юношу, еврея, думаю знакомого вам по делу той обесчещенной им девушки, — сказал я и он кивнул, поскольку помнил, что я ей занялся, — так вот она сама и её отец согласны, что если он перейдёт в христианство, то они готовы принять его в семью в качестве мужа и будущего отца её ребёнка.
Брат Иаков изумлённо посмотрел на меня и к нам прислушиваясь, подошёл ещё и отец Стефан.
— Они согласны? Оба? — удивился он, — когда я с ними разговаривал, девушка хотела наложить на себя руки, а её отец грозился отдать её в монастырь. Откуда у них такие быстрые перемены в своих убеждениях?
— Слово господа, что я несу в себе, — улыбнулся я, — услышав его, они сразу передумали, поняв, как важно обеспечить любовь и заботу новообращённой душе из языческой тёмной веры.
— Мы не можем сомневаться в словах нашего брата, — удивлённо покивал головой брат Стефан, — так что с радостью поможем церкви обрести нового верующего.
— Тогда через час поприсутствуете пожалуйста при нашем с ним разговоре, — обрадовался я и они согласились.
Всегда камера, где проводились допросы с помощью дыбы, мылась перед тем, как туда заводили следующего допрашиваемого, так как многие не выдерживали пыток и многое из неприятно пахнущих выделений оставлялось после допрашиваемых на досках и полу. Не говоря уже о том, что никогда старый и новый допрашиваемый не пересекались здесь. Но не в этот раз. Я приказал камеру не только не убирать, но ещё и завести Якова ровно в тот момент, когда палач поворачивал рычаги колеса на дыбе. Так что иудей своими глазами увидел и последствия этого поворота и ушами услышал боль, которую эти пытки причиняют.
У Якова закатились глаза, и он сполз по стенке в руках приведших его стражников.
— Всё, можете допрашиваемого убирать, — показал я стражникам на мужчину на дыбе, — и принесите мне воды.
Когда иудей, лицо которого я щедро сбрызнул холодной водой, пришёл в себя, то он ещё больше побледнел, когда понял, что его раздевают и самого готовят в пытке.
— Подождите любезные, — остановил я палачей и те с поклоном отошли.
Молодой парень с ужасом в глазах посмотрел на меня.
— Представляете Яков, сегодня видел Лауру, — обратился я к нему, — бедняжка так по тебе скучает.
— Я тоже по ней очень скучаю синьор, — он посмотрел на меня, затем на дыбу, палачей и слёзы потекли по его щекам.
— Девочка умоляла меня поговорить с тобой, чтобы ты вернулся к ней, — спокойным, убаюкивающим тоном продолжил я.
— Разве это возможно синьор? — удивился этому парень, в глазах которого вспыхнула внезапная искра надежды
— Она сказала, что её семья примет тебя, если ты перейдёшь в христианство, — кивнул я.
— Но моя семья, она будет тогда считать меня предателем веры синьор! — обречённо сказал он, — неужели нельзя решить вопрос как-то по-другому?
— У тебя есть другие варианты? Поделись ими со мной, — ласково попросил его я.
Тот задумался и покачал головой.
— Что же, тогда я сделал всё, о чём она меня попросила, — кивнул я, — моя совесть теперь чиста.
— Бернард, мы уходим, — обратился я к швейцарцу, а палачи по моему знаку схватили Якова и потащили его к дыбе.
— Я согласен! Я согласен принять христианство! — закричал он, когда они стали привязывать его лодыжки и запястья верёвками к блокам.
— Отец Иаков поможет тебе обрести веру и уже вечером сын мой ты воссоединишься с любимой, — улыбнулся я, — а пока же, чтобы ты не передумал, выпей это за моё здоровье.
Бернард протянул ему кувшин купленного по дороге молока.
— И закуси, торговец сказал, что это лучшая свиная колбаса из всех, что я когда-либо ел, — ласково улыбнулся я ему.
Яков брезгливо посмотрел на тот и другой предмет, но посмотрев на палачей, откусил и прожевал кусок колбасы, запив это молоком. Рвотные позывы под моим взглядом он с трудом, но сдержал, так что я позвал брата Иакова, который и повёл его в церковь неподалёку.
— Любезные сеньоры, — когда его увели, я улыбнулся палачам, которые веселились, после его ухода, — благодарю вас за помощь.