Что лучше – быть сексистом или мизантропом?
Вопрос о том, как правильно обращаться с людьми: одинаково или хорошо
То, как вы оцениваете мизантропию Гарольда по сравнению с сексизмом Лу, отчасти определяется тем, что для вас важнее: обращаться с людьми приветливо или одинаково и по справедливости. Морально-этическая проблема сексизма Лу состоит в том, что это дискриминация. Он относится к женщинам иначе, чем к мужчинам, и иначе с ними обращается, просто потому, что пристрастен к ним.
Мизантропия Гарольда, напротив, никого не дискриминирует. Гарольд не считает, что мужчины лучше женщин и вообще что одна группа людей лучше другой. Однако он не любит человечество как таковое, а в результате обращается с людьми хуже, чем Лу. Да, дискриминация ему чужда, однако после встречи с Гарольдом люди в целом менее довольны жизнью, чем после встречи с Лу.
Если вы придерживаетесь строго утилитаристского подхода, то, вероятно, считаете, что мизантропия в том виде, в каком ее придерживается Гарольд, очевидно хуже, чем сексизм в том виде, в каком его придерживается Лу: Гарольд приносит миру больше несчастья, чем Лу. Однако здесь есть целый ряд сложностей, которые следует учитывать.
Первое осложнение касается различия между так называемым «утилитаризмом действия» и «утилитаризмом правила». Первый определяет «хорошее» и «дурное» на основании результатов конкретных действий, а второй – на основании результатов следования определенным правилам. Сторонник утилитаризма правила скажет, что, хотя конкретные проявления мизантропии бывают ничем не лучше конкретных проявлений сексизма, все равно с морально-этической точки зрения сексизм хуже, поскольку, если бы правила, согласно которым мы действуем, были основаны на сексистских законодательных принципах, результат с точки зрения баланса довольства и недовольства жизнью был бы хуже. Дискриминация на основании сексизма вызывала бы особого рода обиду и ощущение несправедливости, к которым мизантропия не приводит.
Однако этот ответ не вполне удовлетворителен. Во-первых, можно просто отрицать, что мир стал бы хуже, если бы правила поведения в нем задавали не мизантропы, а сексисты. Но еще дело в том, что даже если бы не было логичных утилитаристских доводов в пользу того, что сексизм хуже мизантропии, иначе говоря, даже если утилитаризм правила не способствует подобному выводу, мы вполне можем его сделать. И вот почему.
А если Лу отъявленный расист, а не дремучий шовинист? Если он предвзято относится не к женщинам, а к чернокожим? Все остальное остается прежним. Лу относится к чернокожим лучше, чем Гарольд, точнее говоря, он ко всем относится лучше, чем Гарольд. Но Лу – расист, а значит, подвергает людей дискриминации, а Гарольд – не расист и никого не дискриминирует. В этой ситуации большинство посчитает, что расизм Лу с моральной точки зрения хуже, чем мизантропия Гарольда, даже если последствия мизантропии Гарольда хуже с точки зрения счастья человечества в целом.
Главное здесь в том, что, если люди и считают, что расизм хуже мизантропии, невзирая на последствия, неясно, почему ту же логику нельзя применить к сексизму и прочим видам предвзятости. Расизм морально неприемлем даже не потому, что приводит к дурным последствиям, хотя так бывает сплошь и рядом, а потому, что нечестен и несправедлив. Сексизм точно так же нечестен и несправедлив, поэтому как минимум стоит задуматься, что раз мы считаем, что расизм Лу хуже мизантропии Гарольда, то должны сделать тот же вывод относительно его сексизма.
Должны ли мы устроить конец света?
Есть ли морально-этические пределы стремлению уменьшить страдания человечества?
Опровергнуть доводы Золотого зуба, задумавшего устроить конец света, далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Во-первых, сразу следует сказать, что целый ряд очевидных возражений будет отметен сразу. Например, бессмысленно говорить, что если люди узнают, что скоро умрут, им будет очень страшно, что они огорчатся, поскольку не смогут доделать начатые дела, попрощаться с близкими и любимыми и так далее: они ничего не узнают. Золотой зуб планирует уничтожить Землю в мгновение ока: вот мы есть – и вот нас нет. Поэтому все морально-этические доводы, основанные на необходимости уменьшить горе и страдания, здесь не помогут. Да, замысел Золотого зуба подл и низок, но не потому, что в результате его воплощения кто-то будет страдать: никто страдать не будет.
Более перспективный подход – делать упор на то, что Золотой зуб ошибается, когда говорит только о страданиях. Можно согласиться, что нужно по возможности бороться со страданиями, но при этом настаивать, что моральную ценность имеют и другие человеческие чувства – счастье, удовлетворенность жизнью и прочие положительные эмоции и опыт. Если мы встанем на такую точку зрения, окажется, что план Золотого зуба плох, поскольку не даст людям все это пережить.
Но этот довод не так силен, как может показаться. Да, если человек жив, лишать его положительного жизненного опыта безнравственно. Однако все совсем не так очевидно, если речь идет о тех, кого уже – или еще – нет на свете. Ведь большинство из нас едва ли согласится, что контролировать рождаемость безнравственно, поскольку таким образом мы предотвращаем рождение людей, которым удалось бы, если бы не мы, прожить полноценную счастливую жизнь. Подобным же образом едва ли то, что сейчас на планете живет шесть миллиардов человек, с моральной точки зрения предпочтительнее, чем если бы их было, скажем, три миллиарда.
Тем не менее существует линия аргументации, которая помогла бы Дальтону убедить Золотого зуба, что тот заблуждается. Может статься, что люди – единственные разумные существа во вселенной, наделенные самосознанием. Резонно заключить, что вселенная, где есть разумные существа, наделенные самосознанием, лучше вселенной, где их нет. А если так, то Золотой зуб напрасно стремится уничтожить человечество, поскольку вместе с ним рискует уничтожить весь разум и самосознание во вселенной.
К сожалению, даже этот аргумент дела не решает. Возможно, Золотой зуб просто согласится, однако заявит, что нравственный барометр все равно склоняется в сторону уничтожения человечества. В частности, он подчеркнет, что нравственный императив минимизировать страдания перевешивает все соображения о морально-этической ценности рациональности и самосознания. Несомненно, подобный ответ не убедит Дальтона, и он, вероятно, пожалеет, что отказался от лицензии на убийство. Но одно дело – злиться на тот или иной довод, поскольку тебе кажется, что он не может быть истинным, и совсем другое – доказать, что он ложен.
Мы правда хотели бы, чтобы Гитлера не существовало?
Обязаны ли мы с морально-этической точки зрения сокрушаться о какой-то большой беде, если без нее не родились бы на свет?
Это вариант нравственного парадокса, который обсуждает философ Сол Смилянски в своей книге «Десять нравственных парадоксов» (Saul Smilansky, «10 Moral Paradoxes»). В упрощенном виде парадокс выглядит так:
1. Считается, что безнравственно не огорчаться из-за какой-нибудь большой беды.
2. Считается, что с морально-этической точки зрения по меньшей мере сомнительно сожалеть, что родился на свет.
Парадокс возникает в ситуации, когда эти два пункта сталкиваются и человек появляется на свет в результате того, что произошла большая беда. При таком положении дел, если он не сожалеет о собственном существовании, получается, что он не может сожалеть и о произошедшей катастрофе. С другой стороны, может показаться по меньшей мере странным, если человек сожалеет, что родился на свет исключительно потому, что произошел, например, Холокост (по правде говоря, такое трудно себе представить).
Решение этого парадокса не вполне очевидно. Вероятно, можно подойти к нему так: на самом деле нет никакого морального долга сожалеть о какой-то беде, если из этого следует, что нам не стоило появляться на свет. В этом смысле дилемма представляет собой ретроспективный вариант такого известного парадокса.
Пожертвуете ли вы каким-то Х (собственной жизнью, достатком и пр.), чтобы предотвратить какую-то катастрофу Y (убийство, Холокост, изнасилование и пр.)?
Суть здесь такова: если человек с морально-этической точки зрения не обязан жертвовать жизнью, чтобы предотвратить какую-то конкретную катастрофу, он точно так же не обязан сожалеть о том, что эта катастрофа случилась, если предотвратить эту катастрофу можно было лишь ценой его жизни.
Впрочем, это решает лишь часть задачи – избавляет от морального долга сожалеть о произошедшей катастрофе – но все равно как-то странно говорить, что не жалеешь, например, о Холокосте. Может быть, все-таки можно вернуть в картину сожаление?
Показать, как строить подобную аргументацию, можно лишь в общих чертах. Рассмотрим, к примеру, что может сказать матери человек, зачатый в результате изнасилования.
А. Мне жаль, что за мое рождение пришлось заплатить тем, что тебя изнасиловали.
В. Мне жаль, что тебе пришлось страдать.
То есть человек выражает сожаление о связанных с этой ситуацией чудовищных фактах. «Мне жаль, что все так вышло. Я предпочитаю существовать, но если бы я как-то мог повлиять на обстоятельства своего рождения, я бы обязательно так и поступил». Это выражение сожаления – не в том, что изнасилование имело место, а в том, что только при таких условиях стало возможно существование говорящего. Пусть этого и недостаточно, но все же больше, чем ничего.