рови посередине шоссе, звучал отстраненно-спокойно.
— Ной, это Томми...
— Кто??? — Музыка в заведении играла настолько громко, что бармен даже не расслышал с первого раза.
— Томми-Червяк...
— Понял.
— Наши у тебя?
— Да, многие тут.
— Ты можешь выключить музыку и переключить телефон на громкую связь? У меня важное сообщение.
— Томми, у нас тут такая девочка на сцене крутит задницей, что всем сейчас не до твоих сообщений. Приезжай, все расскажешь сам.
— Ной... — Голос Томми звучал настолько отчужденно и неестественно, что по спине привыкшего чуть ли не ко всему на свете бармена пробежал неприятный холодок. — Я очень долго не смогу приехать, потому что разбился почти насмерть, а вокруг валяются девять еще не успевших остыть трупов.
— Томми, ты что, обкурился какой-нибудь гадости или объелся таблеток? Какие трупы? Что за чушь ты тут вообще несешь?!!
— Ной, такими вещами не шутят, даже обкурившись в ноль. — Он продолжал говорить все так же спокойно, находясь в каком-то туманном полутрансе, так что даже не прореагировал на визг тормозов остановившейся неподалеку машины. — Выключи музыку и сделай так, чтобы меня слышали все в баре...
Человек, который провел за— стойкой больше чем полжизни, волей-неволей приобретает определенные навыки психолога и может в восьми случаях из десяти отличить, говорит собеседник правду или нет. Именно сейчас что-то глубоко внутри подсказало Ною, что замогильные интонации Червяка не вызваны действием тяжелых наркотиков или галлюциногенов, а, скорее всего, являются следствием пережитого нервного потрясения.
Он резко выключил музыку, одновременно подняв руку вверх, пытаясь таким образом упредить последовавший за этим всплеск вполне объяснимого недовольства. Разумеется, это не удалось — прошло не меньше минуты, пока разгоряченная парами алкоголя публика более или менее успокоилась, так что можно было хоть что-нибудь сказать.
— Экстренное сообщение! — прокричал Ной, одной рукой переключая телефон на громкую связь, а другой поднося к аппарату микрофон.
— Через десять-пятнадцать минут мимо вас проедет одиночка на темно-синем «кавалларе». — Бесцветный голос Томми, усиленный мощными колонками, искаженным эхом отражался от стен заведения. — На сто двадцать седьмом километре из-за него возникла свалка...
Эти простые незамысловатые слова для несведущего человека могли показаться несвязным бредом сумасшедшего, а для знающего значили очень много. Не нужно было полжизни провести в седле мотоцикла, чтобы понять, чем чревата подобная ситуация в пределах оживленной автомагистрали.
— Я лично видел, как Банни Одноухого расплющило всмятку об бампер грузовика. Что с остальными, не знаю... Нас было девять — тех, кто погнался за этим уродом. Выжил только я один, все остальные валяются неподалеку с простреленными головами...
От монотонной речи, доносящейся из динамиков, веяло могилой.
Напряженную тишину бара неожиданно прорезал истерический смех одного из посетителей.
— Ну, Томми, ну шутник! И ведь как...
Короткий безжалостный удар послал изрядно захмелевшего весельчака в глубокий нокаут. Всем, кто еще не перешагнул определенную грань, за которой алкоголь уже окончательно затуманивает разум, было ясно — это не бред, вызванный передозировкой, и не бездарный розыгрыш. Где-то там вдалеке находится одинокий израненный человек, который из последних сил стремится донести до них нечто важное. Нечто, что на простом человеческом языке называется «жажда мести».
— Шутка??? — Томми услышал последнюю реплику, и нервное напряжение, которое до этого удавалось сдерживать, наконец-то прорвалось наружу. Монотонно-бесцветная речь говорящего неожиданно сорвалась в истерический крик: — Тут все шоссе на полкилометра залито кровью, и везде валяются исковерканные тела, у меня обломок кости торчит из ноги — и это шутка? Вы что там, совсем охренели?!!
Не вполне отдавая отчет в своих действиях, раненый мотоциклист повернул голову, как бы ища негласной поддержки, и тут его взгляд наткнулся на стоящую неподалеку пару. Мужчина и женщина, вышедшие из остановившейся минуту назад машины, застыли молчаливыми изваяниями, с ужасом всматриваясь в беспорядочно разбросанные человеческие силуэты, застывшие в нелепых позах на асфальтовом покрытии вполне заурядного и ничем не примечательного до этого момента скоростного шоссе.
— Ты!!! — Окровавленная рука с зажатым в кулаке телефоном протянулась в направлении мужчины. — Скажи этим недоношенным уродам, что ты видишь!!!
Приказ был преисполнен такого напора и ощутимо сквозящей в каждом слове внутренней силы, что стоящий невдалеке незнакомец медленно, словно под гипнозом, сделал шаг вперед, потом еще один и еще, после чего наконец несмело взял в свою ладонь скользкий от крови телефон.
— Очень крупная авария и, как мне кажется, все мотоциклисты, кроме одного, мертвы...
Мужчина говорил очень тихо, но усиленный мощными динамиками голос был слышен в каждом, даже самом отдаленном уголке бара.
Томми сделал красноречивый жест, обозначающий, что он хочет получить трубку назад.
Осторожно, как будто речь шла о невероятно хрупкой ценности, незнакомец протянул телефон раненому мотоциклисту.
— Ну что, теперь убедились??? — прокричал байкер, с ненавистью сжимая корпус сотового телефона.
При этом его пальцы побелели от напряжения, и стоящему неподалеку мужчине показалось, что сейчас хрупкий пластик, не выдержав колоссального давления, брызнет мелкими осколками в разные стороны. Однако этого не произошло. Достигнув пика эмоционального напряжения, Томми-Червяк, единственный чудом уцелевший член группы преследования таинственного незнакомца, окончательно обессилел и, как следствие, провалился в глубокий обморок.
Все так же осторожно, как и прежде, мужчина нагнулся, аккуратно подобрал выпавшую из руки байкера трубку и, видимо, боясь нарушить зловещую тишину, окутавшую это гибельное место, свистящим шепотом произнес:
— Кажется, он потерял сознание, а может, и вовсе умер...
После чего в мощных динамиках бара, передающих через микрофон содержание телефонного разговора, отрывисто зазвучали короткие гудки отбоя.
На какое-то мгновение в заведении повисла напряженно-тягостная тишина, которая была прервана Ноем — как и положено, бармен первым пришел в себя, убрав руку с ненужным теперь микрофоном прочь от телефонного аппарата.
— В пятистах с небольшим метрах перед баром — крутой поворот. — Он говорил негромко, но в тишине, окутавшей зал, его слова были прекрасно слышны каждому. — Если мы прямо здесь, невдалеке, перегородим своими мотоциклами дорогу, то эта сука на темно-синем «кавалларе» вылетит прямо на баррикаду — и вряд ли успеет затормозить или развернуться. А за те десять секунд, что понадобятся ему, чтобы достигнуть наших порядков, мы так нафаршируем свинцом эту сволочь, что его потом родная мама не узнает.
Дружно, словно по команде, все посетители придорожного заведения встали со своих мест и молча направились к выходу.
Слова были ни к чему. Все и так было понятно.
Кто бы ни был этот незнакомец, устроивший бойню на отрезке пятьсот сорок пятого шоссе, через несколько минут ему придется сполна заплатить за всё. Пятьдесят с лишним стволов, направленных в его сторону, попытаются сделать так, чтобы не только родная мама, но и вообще никто на свете никогда не опознал этого человека.
8
В команду входили пятнадцать человек: четырнадцать мужчин и одна женщина. Последняя стоила всех четырнадцати, вместе взятых, однако ни один, даже самый уникальный человек не в состоянии обойтись без группы поддержки и координации, особенно когда речь идет о крупномасштабной операции на территории потенциального противника. Боевое крыло подразделения составляли девять коммандос и трое снайперов; остальные двое отвечали за разведку, прикрытие, материальное и техническое обеспечение, связь с центром и прочее, не принимая непосредственного участия в боевых действиях.
При давно сложившейся и четко работающей системе выглядело странным появление нового члена команды. Тем более что никто из мужчин не только не знал об истинных способностях хрупкой девушки с осанкой и манерами королевы, но даже не догадывался, с какой целью вообще ее взяли на это задание. Может быть, только старший группы, человек с лаконичным то ли именем, то ли прозвищем Сну — Сеющий Скорбь — имел смутные предположения о ее возможностях, но в силу многолетней привычки держать непроверенные умозаключения при себе не спешил делиться противоречивой информацией с подчиненными. Хотя и не нужно было обладать особо развитым интеллектом, чтобы догадаться — просто так в тыл потенциального противника вместе с элитной частью диверсионной команды обычную девушку вряд ли отправят.
Целью операции было найти и ликвидировать всего одного человека. Задание проходило под грифом «Би-112», что подразумевало наивысший приоритет, и должно было быть выполнено любой ценой. На памяти Сну за все годы службы в конторе проводилась только одна акция подобной категории — ликвидация премьер-министра одной из «дружественных» северных стран, решивший, по совету своих западных «друзей», резко сменить внешнеполитический курс.
«Это было давно и неправда», — любил повторять Сеющий Скорбь своему маленькому племяннику, когда тот просил его рассказать какую-нибудь историю об отважных разведчиках.
Это было действительно давно — восемь лет назад, но это было правдой, потому что цель операции была вполне реальной. В тот раз они сработали чисто и получили заслуженную награду. И вот, спустя несколько лет, ситуация повторилась. Опять наивысший приоритет, и это значит — задание должно быть выполнено несмотря ни на что. Правда, в данном случае речь не шла о международной политике. Насколько понял старший группы, они должны были зачистить всего одного человека, никоим образом не связанного с сильными мира сего. Человек этот, судя по всему, находился в бегах