Пока эсэсовцы отчаянно сражались у Шторкова, 25 апреля в штаб 9-й армии пришел приказ Гитлера прорвать кольцо окружения и выйти из котла на соединение с 12-й армией Венка. Интересно, что этот прорыв вписывался в общий немецкий план по спасению Берлина. В приказе указывалось, что «действие 9-й армии является решающим для того, чтобы удалось отрезать вторгнувшиеся войска противника в оборонительную полосу города Берлин и освободить столицу Рейха. Само собой разумеется, что для этой атаки подтягивается последний резерв и что войска, прикрывающие тыл, и фланги атакующей армии должны защищаться на своих позициях до последнего патрона»[423].
Несмотря на такие патетические надежды Гитлера, они были не более чем химерой: к 25–26 апреля развал 9-й армии принял катастрофические размеры. Хотя постоянно отдавались приказы, войска постоянно перемещались, спешно формировались сборные боевые группы из разных частей, что были под рукой, организовывались новые линии обороны, но все это только оттягивало неизбежный финал. Разведывательная информация о противнике отсутствовала, о советских войсках немцы узнавали только тогда, когда те уже атаковали их позиции. Положение усугублялось нехваткой всех предметов снабжения, постоянными налетами советской авиации и натиском советских войск, в основном с северного фланга. К исходу дня 26 апреля войска 1-го Белорусского фронта вышли на рубеж Моцен – Каблов – Шторков – Бришт – Гросс-Лойтен. К концу 26 апреля в результате наступления советских войск кольцо окружения 9-й армии значительно сжалось, и территория котла теперь не превышала 900 км2.
Командующий 12-й армией генерал Вальтер Венк
Впрочем, отдельные немецкие подразделения все еще демонстрировали высокий боевой дух. 25 апреля под Цернсдорфом и к югу от него несколько сборных воинских частей и подразделения дивизии СС «30 января», в частности, 32-й противотанковый дивизион СС, пытались сдержать наступление частей 35-го стрелкового корпуса 3-й армии – на направлении Цернсдорфа действовала 250-я стрелковая дивизия корпуса генерал-майора М. Абилова.
26 апреля к Приросу вышла 120-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора П.С. Телкова из 41-го стрелкового корпуса 3-й армии[424]. Находившиеся здесь части 32-й дивизии СС отошли в район Хермсдорфа.
Здесь части 9-й армии предприняли первую попытку прорыва из окружения, в которой приняли участие и части 32-й дивизии СС. Плохо организованная и несколько хаотичная, попытка закончилась неудачей. Командир зенитного дивизиона гауптштурмфюрер СС Карл Хохенгасснер вспоминал: «В 24 часа 25 апреля меня вызывал к себе командир дивизии. Он уведомил нас, что около 4 часов утра мы предпримем попытку вырваться из окружения. Нам впервые сообщили, что мы окружены. Все транспортные средства, которые не были нужны при прорыве, предписывалось уничтожить. 20-мм орудие мы установили на автомобиль “хорьх” Kfz.16, превратив его в самоходную зенитку. На рассвете “Небельвеферы” открыли огонь по врагу. Вместе с несколькими танками (очевидно, самоходки Краусса. – Р.П.) части начинают движение. Мы двигались в направлении Вольцига, где в районе Вольцигер-зее танки сумели пробить брешь. Мы прошли озеро (Вольцигер-зее) и достигли Фридердорфа, где и остановились»[425]. Здесь же к дивизиону присоединилась его 2-я батарея, которая до этого вела боевые действия под Мюнхехофе.
После провала первой попытки прорыва 27 апреля штаб 9-й армии пал духом. Буссе докладывал, что его армия не в состоянии ни предпринять вторую организованную попытку прорыва, ни удержаться на занимаемых позициях[426].
26 апреля 1-я рота саперного батальона (судя по всему, Лоренц Френкен слил в нее все подразделения своего батальона) совместно с подразделениями 32-го учебно-запасного батальона СС вела упорные оборонительные бои в районе Аренсдорф – Беренсдорф, южнее Бад-Саарова. Фактически это были остатки боевой группы Френкена, с боями отходившие из района Раутенкранца. Их противником была 383-я стрелковая дивизия 16-го стрелкового корпуса 33-й армии[427].
Еще один заслуживающий внимания момент произошел 27 апреля у южной оконечности Зелховского озера. В этом районе наступали части 370-й стрелковой дивизии генерал-майора П.С. Говилевского из 61-го стрелкового корпуса 69-й армии. Еще относительно свежий I батальон 86-го полка СС «Шилль», ранее входивший в полковую группу 87-го полка СС и недавно присоединившийся к дивизии после эвакуации позиций на Одере, под командованием оберштурмфюрера СС Хорста Матибе, с одними только штыками и шанцевым инструментом неожиданно напал на развернувшихся в лесу красноармейцев и прогнал их из леса[428]. В бою приняли участие и солдаты 32-го артиллерийского полка СС (только неясно – как артиллеристы или же как пехотинцы, скорее последнее). Очевидно, что это была какая-то советская тыловая часть, да еще и, по-видимому, расположившаяся на отдых и захваченная врасплох. В ходе этой атаки в руки немцев попала группа бывших французских военнопленных, освобожденных Красной армией из немецкого плена, скорее всего из лагеря военнопленных под Кёнигс-Вустерхаузеном, где из плена было освобождено до 3000 военнопленных. По немецким данным, эти французы встретили солдат СС аплодисментами и объятиями[429].
27 апреля 32-й противотанковый дивизион СС под командованием Краусса стоял на рубежах, достигнутых вчера, к западу от Вольцигского озера (Вольцигер-зее), в теснине у Гребендорфа. Шла подготовка части к дальнейшим боям, к тому же ходили слухи, что будет предпринят прорыв на соединение с 12-й армией. Оберштурмфюрер СС Берманн, который в данный момент лежал раненый в расположении роты материально-технического обеспечения в лесу у Гребендорфа, писал в дневнике: «Повсюду все были заняты выкачиванием и перераспределением бензина. Все автомашины, которые были уже не нужны в бою и при прорыве, были сожжены.
Теперь я уже никак не мог попасть в тыл, так как мы оказались в “котле”. У меня сильно болели голова и нога. 27 апреля под Хелльверденом русским удалось неожиданно подойти к нам на 500 метров. Ребята уложили меня в автомобиль “опель-олимпия” и погнали куда-то через лес. Никто уже не знал, куда именно. Мы проехали через Гребендорф, где к нам присоединилась рота материально-технического обеспечения дивизиона, и в конце концов собрались на какой-то лесной дороге. Здесь мы встретили уцелевших из наших 1-й и 2-й рот.
Мои товарищи – оберштурмфюрер Хёрль и унтерштурмфюреры Шмидт и Штахон, а также новые начальники тыла и оружейно-технической службы – постоянно заботились обо мне. Вскоре появился и наш командир, гауптштурмфюрер Краусс, который вручил мне Железный крест I степени».
Советская авиация беспрестанно атаковала немецкие войска в котле, отсутствие у немцев какой-либо организованной противовоздушной обороны только благоприятствовало этому. К примеру, 26 апреля советская авиаразведка обнаружила в районе Меркиш-Буххольц – Хальбе немецкую группировку в составе остатков 21-й танковой дивизии, панцер-гренадерской дивизии «Курмарк», 32-й дивизии СС, 169-й и 712-й пехотных дивизий (состав группировки стал известен советской стороне позже). На основании этих разведывательных данных 4-й бомбардировочный авиационный корпус нанес сосредоточенный удар 70 самолетами по этой группировке. Затем, в конце дня 26 апреля 11-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия нанесла массированный удар по немецким войскам сосредоточенным в районе Хермсдорфа[430]. Оберштурмфюрер СС Берманн вспоминал: «Русские самолеты “Ил-2” снова и снова атаковали нас с неба. Особенно досталось перекрестку дорог; нашу полевую кухню дважды прошило осколками».
Вместе с этим, в дневнике Берманна описаны и по-настоящему трогательные моменты, происходившие в котле: «Какой-то мальчик приблизительно двенадцати лет бегал вокруг с ведерком воды и поил солдат. Одна щека у него была изуродована осколком и сильно кровоточила, однако это не мешало ему выполнять свою самаритянскую миссию»[431].
Кроме всего прочего, немецкие войска в котле подвергались активному психологическому воздействию противника. Для этого советская сторона использовала Национальный комитет «Свободная Германия». Цель была проста: дезорганизовать немецкие войска (хотя они и так были дезорганизованы), запутать их противоречивыми приказами, заставить ликвидировать запасы боеприпасов и оружия, вывести в специальные районы сбора и так далее. Командир зенитного дивизиона Хохенгасснер вспоминал об этом после войны: «Против нас активно действовала и “армия Зейдлица”. Все чаще появлялись офицеры с самыми разными приказами. Все они выглядели однотипно: без головного убора, с белым галстуком, рука перевязана, в новой форме и с многочисленными наградами. Отдаваемые ими приказы были согласованы по содержанию: подразделениям запрещалось возвращаться, они должны были собираться на определенных местах сбора; орудия, танки и транспортные средства нужно было взрывать. Если командир части отказывался им подчиняться, то они угрожали ему расстрелом на месте»[432]. Здесь же отметим, что всего в котел был «заслан» 861 военнопленный, из них вернулось 477 (остальные либо присоединились к немецким войскам, либо были разоблачены и казнены). Впрочем, вернувшиеся 477 человек привели с собою 8816 немецких солдат[433].
Долго у Гребендорфа эсэсовцам оставаться не пришлось. 27 апреля 269-я стрелковая дивизия полковника М.К. Кривенцова из 41-го стрелкового корпуса 3-й армии захватила Гребендорф. По советским данным, части дивизии отразили контратаку немцев силой до двух рот пехоты с четырьмя танками. Затем в районе Прироса 120-й гвардейской стрелковой дивизией были отмечены две контратаки немцев. Обе они были силой до батальона пехоты с пятью танками и самоходными орудиями, и обе были отражены