4.
Рассуждения и воспоминания общего характера не расходились с принятием решений в конкретных эпизодах. Например, обсуждая в июле 1940 года на заседании Военного кабинета угрозу со стороны Японии и рассматривая возможность усиления в этой связи военно-морской базы в Сингапуре, Черчилль заметил, что «настоящий вопрос заключается в адекватности имеющихся у нас средств и тех последствиях, которые окажет наш выбор на общее стратегическое положение». По его мнению, усиление группировки в Сингапуре возможно только в случае необходимости и исключительно за счет ослабления Средиземноморского флота. Спустя две недели после этого заседания, обращаясь к премьер-министрам Австралии и Новой Зеландии, Черчилль подтвердил готовность направить флот в Сингапур и Индийский океан исключительно при условии появления серьезной угрозы двум странам. Столь жесткие условия объяснялись тем, что переброска сил приведет к «полной потере Среднего Востока и лишению всяческих надежд на разгром итальянцев в Средиземноморье».
Черчилль и дальше продолжит держать Сингапур на голодном пайке, что не могло не сказаться негативно на обороноспособности базы, приведя в итоге к ее капитуляции в феврале 1942 года. Однако даже после столь унизительного события британский премьер не спешил помогать дальневосточным коллегам, понимая, что для этого придется ослабить другие регионы, а также изменить собственные планы. «Я сообщил премьер-министру Австралии, что, если его страна подвергнется серьезному вторжению, мы придем к нему на помощь», – сказал Черчилль президенту США в начале апреля 1942 года. Также он добавил, что оказание помощи может быть «сделано лишь за счет удовлетворения самых безотлагательных потребностей на других театрах». Упоминание в беседе с Рузвельтом доминионов было неслучайным. Проинформировав союзника о своем диалоге с главой австралийского правительства, Черчилль выразил надежду, что США «продолжат оказывать Австралии всю возможную помощь и, таким образом, дадут мне возможность успешно защищать Египет, Левант и Индию»5.
Одной из разновидностей проблемы распределения ограниченных ресурсов является конфликт краткосрочных и долгосрочных целей. Фактически речь идет о том, чтобы решить – должно ли настоящее быть принесено на алтарь будущего, или наоборот. Всем находящимся на этой развилке трудно давать четкие рекомендации, поскольку, хотя вложение в будущее всегда представляется более ценным и предпочтительным, никто не сможет гарантировать, что это будущее настанет. И каждый раз решение принимается исходя из имеющихся реалий, предпочтений, обязательств, прогноза, а также целевых и стратегических установок. И даже такой опытный руководитель, как Черчилль, который отлично понимал важность несения сегодняшних затрат ради достижения завтрашних побед, иногда сознательно предпочитал краткосрочные успехи долгосрочной победе. Например, в годы Первой мировой он принял решение о завершении строительства судов, которые могут быть спущены на воду в течение первых шести месяцев, отложив при этом постройку других судов с более отдаленными сроками спуска. Подобный выбор позволял достичь тактического преимущества в начале войны и предоставлял больше возможностей для составления и реализации последующих планов. Когда же стало понятно, что победу не удастся одержать решающим сражением на суше в первые месяцы, а война на море приобрела латентный характер, было принято новое решение: «Строить все, что можно закончить к следующему году, и ничего, что нельзя»6.
Проблему распределения ресурсов не следует трактовать узко, в формате старой английской пословицы «отнять у святого Петра, чтобы одарить святого Павла», когда выбор одной альтернативы фактически закрывает дверь для иного варианта. Эта же проблема характерна для более общей ситуации, когда владение ограниченным ресурсом и решение о его выделении (пусть даже единственно возможном) сокращает любую дальнейшую возможность применения этого ресурса. Британское руководство столкнулось с этой особенностью в период так называемой «странной войны», продлившейся с сентября 1939 по май 1940 года. «Нас терзали настоятельная потребность заказывать вооружение в Америке, с одной стороны, и страх перед истощением наших долларовых ресурсов – с другой», – вспоминал Черчилль7. Особенно критична эта закономерность для невосполнимых ресурсов, например времени. По сути, каждый прожитый день оставляет человеку все меньше жизненного пространства и возможностей.
Можно выделить два основных подхода, которые использовал Черчилль при распределении ресурсов.
Первый – расстановка приоритетов. «Полная безопасность напоминает полный паралич», – утверждал политик. Он не раз возвращался к этой теме, утверждая, что «нельзя быть сильным везде», – «пытаться быть безопасным везде значит не быть сильным нигде»8. Человек так устроен, что он хочет всего и как можно скорее. Но следовать своим желаниям, пытаясь объять необъятное, – самый надежный путь к катастрофе: либо надорвешься на очередном рубеже, либо настолько распылишь силы, что не получишь ничего. Нельзя достичь всего и сразу. Необходимо чем-то жертвовать. Для чего следует определиться – от чего придется отказаться и чему сказать «нет».
Правильная расстановка приоритетов невозможна без умения выделять главное и концентрироваться на нем. «Людей следует прежде всего учить сосредоточиваться на главном», – объяснял Черчилль. По его мнению, это был «несомненно, первый шаг, чтобы избавиться от путаницы и неувязок»9. В качестве примера реализации этого принципа на практике приведем один эпизод во время руководства нашим героем Адмиралтейством в 1912 году.
На протяжении десятилетий Средиземное море играло важнейшую геополитическую роль в стратегической парадигме британского руководства. После открытия Суэцкого канала в ноябре 1869 года через эту акваторию проходило до 26 % британского импорта и 29,5 % экспорта. Соответственно, один из вопросов, который приходилось решать военно-морским иерархам «владычицы морей», состоял в определении объема сил в этом регионе. К моменту прихода Черчилля в Адмиралтейство в 1911 году на этот счет преобладало несколько точек зрения. Одни эксперты были убеждены в необходимости укрепления присутствия в Средиземноморье, включая развитие военно-морских баз в Александрии, на Кипре, в Гибралтаре и Мальте. Другие, напротив, исходили из отношения полученных стратегических преимуществ к затраченным ресурсам, и считали усиление Средиземноморского флота нецелесообразным. Третьи и вовсе призывали в случае войны отозвать военно-морские силы из Средиземноморья и сосредоточиться на блокировании Гибралтара, Суэцкого канала, а также на обеспечении контроля над коммуникациями вокруг мыса Доброй Надежды.
Признавая стратегическую важность региона, Черчилль был ограничен возможностями существующего флота, а также объемами финансирования на строительство нового. При этом он понимал, что если начнется война, то главным противником англичан будет Германия, активно наращивающая военно-морской потенциал. Руководствуясь стратегическим принципом своего кумира Наполеона: победа над противником обеспечивается за счет создания перевеса сил на решающем участке фронта, Черчилль решил пойти на риск ослабления в других регионах и сосредоточить основные силы в Северном море. «Считается, что господство на море зависит от одновременного контроля над всем водным пространством; отнюдь, оно зависит от способности одержать победу у сильнейшего флота, – объяснял он свое решение в докладной записке на имя премьер-министра. – Эту способность нельзя достичь за счет рассеивания. Главный стратегический принцип состоит в концентрации превосходящих сил на решающем театре военных действий, и главный тактический прием, описанный Наполеоном как frapper la masse[5], должен стать определяющим для всего размещения военно-морского флота. Разбрасывание сил, растрачивание денег, организация пустых парадов с участием дурацких суденышек в редко посещаемых водах – вот составляющие политики, которая через экстравагантность ведет к поражению». В апреле 1912 года Черчилль подготовил главе кабинета новую записку с предложениями по использованию флота доминионов. Приведя многочисленные доводы в пользу концентрации сил в домашней акватории, он настаивал на создании общеимперской эскадры: «Каждый в отдельности, флот доминионов слаб и даже смешон, et praeteria nihil[6]. Но собранный вместе он может представлять такую силу, которой ни одна европейская держава будет не в состоянии противостоять без разделения своих флотов в домашних водах, а это, как следствие, ведет к облегчению нашего положения». Одновременно Черчилль разработал планы по усилению флота в Северном море за счет Средиземноморского.
В начале июля состоялось заседание Комитета имперской обороны, на котором курс первого лорда Адмиралтейства получил одобрение. При этом позиция Черчилля подверглась серьезной критике в прессе, а также вызвала недовольство среди военных. Так, Standard назвал Средиземное море «сонной артерией империи», а Daily Express заявила, что зависимость в этом регионе от французов «невыносима большинству англичан». Но Черчилль считал, что, если выбирать между Британией и империей, предпочтение следует отдать первому. «Будет глупо потерять Лондон и сохранить Египет», – заключил он.
Для описания второго подхода, который использовал Черчилль при распределении ограниченных ресурсов, рассмотрим эпизод из Второй мировой войны. Одна из проблем, которая беспокоила британского премьер-министра в 1942–1943 годах, заключалась в распределении самолетов, одновременно необходимых ВВС (Бомбардировочному командованию) для бомбардировок и ВМС (Береговому командованию) – для противолодочной борьбы. До поры до времени военные старались договориться самостоятельно. В середине апреля 1942 года был достигнут компромисс с передачей Береговому командованию четырех эскадрилий для борьбы с подводными лодками. Министерство авиации надеялось, что на этом спор будет исчерпан, но вскоре первый лорд Адмиралтейства вновь сообщил премьер-министру о нехватке самолетов для патрулирования. В середине июля 1942 года два начальника штабов (Военно-морского штаба и Штаба ВВС) сумели договориться на своем уровне о поддержке Берегового командования бомбардировщиками из Бомбардировочного командования. Но, по мнению военно-морских экспертов, этих договоренностей оказалось недостаточно, и конфликт получил дальнейшее развитие. «Наша борьба с Министерством авиации становится все более яростной, – жаловался второй морской лорд своему коллеге в декабре 1942 года. – Эта борьба более жестока и беспощадна, чем война с гуннами». Вопрос был эскалирован на уровень премьер-министра.