Психологический груз ответственности давит не только своей неизвестностью. Есть эпизоды, когда развитие событий можно предсказать с высокой долей вероятности. И уже из прогноза становится очевидно, что необходимое решение сопряжено с неблагоприятным развитием событий и существенными потерями. Как поступать в такой ситуации?
Черчилль, на тот момент уже премьер-министр, столкнулся с этим риторическим вопросом в конце мая 1940 года, когда немецким моторизованным колоннам удалось достичь побережья в районе Абвиля, после чего они направились на Булонь, Кале и дальше на Дюнкерк, где сосредоточились союзные войска для эвакуации на британский берег. Когда пала Булонь, оставалась последняя надежда на оборону Кале, которая позволяла выиграть бесценное время для эвакуации в Дюнкерке. Двадцать пятого числа Черчилль распорядился направить командиру бригады в Кале генералу Клоду Николсону приказ удерживать город, что «представляется сейчас актом величайшей важности для нашей страны и нашей армии».
Фактически речь шла о возможности спасения англо-французских войск за счет потери одной бригады, обрекаемой в сложившихся обстоятельствах на гибель. На следующей день Черчилль принял решение, что Кале следует оборонять до конца: эвакуации Николсона и его подопечных не будет. Соответствующее послание, украшенное высокопарным слогом о «вашей выдающейся стойкости» и «величайшем уважении и восхищении», было направлено Николсону в тот же день. Вечером Черчилль ужинал с генералом Исмеем и военным министром. Весь вечер он просидел молча и лишь в конце сказал, что «чувствует физическую боль» от сложившейся ситуации. По словам Исмея, «он вставил эту цитату о боли в свои мемуары, но не обмолвился о том, насколько расстроенным он выглядел, когда произносил эти слова».
Не вошли в мемуары также размышления автора о дихотомии страдания и решительности, сохранившиеся в черновиках к этому эпизоду: «Оставаться бесчувственным в самый разгар страданий является признаком убогости личности, которым, я надеюсь, не обладаю, но гораздо хуже оказаться неспособным действовать». «Ни одна великая страна никогда не была спасена хорошими людьми, потому что хороший человек никогда не пойдет настолько далеко, насколько потребуется», – писал об этой дилемме английский писатель Хорас Уолпол. Впоследствии официальный историк британского ВМФ в годы войны Стивен Роскилл назовет готовность Черчилля на «трудные и непопулярные решения важной составляющей его лидерства». Оборонять Кале было тяжелым решением, которое привело к гибели множества солдат. Сам Николсон попал в плен, в котором скончался в результате травм, полученных после попытки самоубийства. Но, как считал Черчилль, эта цена была заплачена не напрасно. Жертвы при обороне Кале позволили замедлить наступление немецких войск и обеспечить эвакуацию союзников, в результате которой почти триста сорок тысяч солдат были вырваны «из пасти смерти и позора и возвращены на свои родные земли для решения новых задач». И хотя, как заметил Черчилль, «эвакуацией войны не выигрываются» – это была первая победа силы духа союзников над вермахтом1.
Приведенные эпизоды указывают на важную закономерность, лаконично выраженную Черчиллем во время его выступления в Гарвардском университете в сентябре 1943 года: «Цена власти – это ответственность!» В практической плоскости эта закономерность проявляется в принципе соответствия между имеющимися у руководителя полномочиями и ответственностью, которую он несет за свои решения. Черчилль осознал важность принципа соответствия еще в начале карьеры, утверждая в одном из своих первых сочинений, что «немногие переживания причиняют такую боль, как ощущение ответственности без надлежащей власти». В 1906 году, выступая в парламенте, он развил эту мысль, заявив: «Там, где большая власть, там и большая ответственность. Там, где нет власти, не может быть речи и об ответственности».
В дальнейшем политик на собственном опыте убедится, насколько опасно нарушение принципа соответствия. «Моей единственной и роковой ошибкой стало то, что я взялся за осуществление масштабного предприятия, не имея соответствующих полномочий, чтобы довести его до успешного конца», – такими словами он подытожит свою роль в Дарданелльской кампании 1915 года, когда ему, военно-морскому министру, пришлось отвечать за совместную с сухопутными войсками операцию по высадке контингента на полуострове Галлиполи. Черчиллю всегда импонировали слова Питта-старшего: «Оставаясь ответственным, я должен управлять и не стану нести ответственность ни за что, чем не управляю». В конце своей политической карьеры уже сам Черчилль выскажет похожую мысль: «Я всегда готов нести ответственность, имея соответствующие полномочия, но если нет полномочий, ни о какой ответственности не может быть и речи».
Наученный горьким опытом Дарданелльской кампании, Черчилль заранее оговаривал свои полномочия. В ноябре 1915 года он отказался «принять пост, который предполагает общую ответственность за военную политику, без возможности получения полномочий по управлению и контролю». «Дайте мне власть, и я справляюсь с проблемой», – писал наш герой премьер-министру в январе 1918 года. Через несколько месяцев, указывая на ограничение своих полномочий со стороны Военного кабинета, в руках которого была сосредоточена основная власть, он заметил главе правительства: «Безусловно, я не могу взять на себя ответственность без соответствующих полномочий». Когда в январе 1921 года ему предложат возглавить Министерство по делам колоний, он согласится при условии предоставления «соответствующих полномочий и средств преодоления трудностей на Среднем Востоке». Согласно его запросу, под юрисдикцию министерства будут переведены военные и гражданские власти Палестины и Месопотамии2.
В руках опытных управленцев принцип соответствия полномочий и ответственности является мощным инструментом в их деятельности. Черчилль апеллировал к этому принципу для придания легитимности своим решениям. Например, в бытность руководителем Адмиралтейства в 1912 году он сослался на него при защите от критических замечаний в свой адрес насчет резких кадровых решений в Совете Адмиралтейства: «Первый лорд Адмиралтейства занимает особое положение, поскольку несет единоличную ответственность за все назначения на флоте, – заявил он в палате общин. – Именно поэтому он обладает правом выбора тех, с кем будет работать, а также правом определять, какие обязанности им поручить, при необходимости меняя, сокращая или расширяя их зоны ответственности в зависимости от обстоятельств. Разумеется, это огромная власть, но ничто не может освободить первого лорда от его конечной и единоличной ответственности перед парламентом и государством»3.
В других эпизодах Черчилль использовал принцип соответствия полномочий и ответственности в борьбе за власть. В конце апреля 1940 года, возглавляя Адмиралтейство и принимая активное участие в руководстве Норвежской кампанией, Черчилль решил расширить свои полномочия. Для этого он подготовил обращение к премьер-министру Невиллу Чемберлену, где были следующие строки: «В сложившейся ситуации никто не имеет полномочий. В планировании участвуют шесть начальников штабов, три министра, два главнокомандующих и генерал Исмей. Причем все они имеют право голоса, но никто, кроме вас, не отвечает за разработку и управление военной политикой. Если вы чувствуете, что способны нести эту ношу, тогда вы можете рассчитывать на мою полную поддержку как первого лорда Адмиралтейства. Если же вы чувствуете, что эта ноша слишком тяжела, принимая во внимание все ваши остальные обязанности, вы можете делегировать полномочия заместителю, который будет отвечать за претворение ваших военных решений в жизнь».
Черчилль внимательно подошел к составлению обращения, подвергнув его неоднократной редакции. В итоге он так и не успел направить свое письмо на Даунинг-стрит: премьер-министр написал первым. Он пригласил Черчилля к себе, признав «неудовлетворительное состояние, в котором находится Скандинавская операция». О чем была беседа двух «Ч», известно из дневника личного секретаря главы британского правительства: «Проблемы с Уинстоном, который требует назначить его председателем Комитета начальников штабов. Это не только досадит другим министрам, но и, возможно, приведет к хаосу среди начальников штабов и других специалистов в области планирования. Его многословие и неугомонность сведет на нет любое планирование, и все закончится перебранками. Но если премьер-министр откажется удовлетворить его просьбу, Уинстон угрожает пойти в палату общин и открыто заявить, что он не может нести ответственность за то, что происходит. Допустить подобное в военное время означает спровоцировать политический кризис. С другой стороны, если премьер-министр уступит, Уинстон добьется своего при помощи шантажа и, возможно, будет придерживаться этой же тактики и в будущем. Сейчас Уинстон сохраняет по отношению к премьер-министру лояльность (они действительно очень хорошо ладят), единственное только, он не перестает жаловаться на начальников штабов и на „специалистов объединенного планирования“, которые, по его мнению, безнадежно запутались».
В самый разгар военного и последовавшего за ним политического кризиса Черчилль затеял сложную и опасную игру с продвижением себя на политический олимп. После продолжительных размышлений Чемберлен решил удовлетворить просьбу военно-морского министра. Первого мая он назначил Черчилля ответственным от имени Военного координационного комитета «отдавать распоряжения и осуществлять управление» Комитетом начальников штабов. С этой целью Черчилль мог «собирать комитет для проведения личных обсуждений в любое время, когда сочтет это необходимым». В свою очередь начальники штабов должны были разработать планы для «достижения любых целей, указанных им первым лордом Адмиралтейства». Также был создан новый орган – центральный штаб во главе с генералом Исмеем, которому поручалось облегчить взаимодействие между Черчиллем и Комитетом начальников штабов.