6.
Благодаря своей харизме Черчилль смог в годы Второй мировой войны поднять британский народ на борьбу. Первая, и одна из самых важных его побед на посту премьер-министра, была одержана не в небе над Британией, а в сердцах самих британцев, решивших вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Вернувшийся из Франции в июне 1940 года Сомерсет Моэм был поражен, насколько изменилось лицо страны: «Это была совершенно другая Англия, – восторгался он. – Уинстон Черчилль вдохновил страну своей стойкостью и силой духа, в ней больше не было места нерешительности». В марте 1941 года журнал Time назвал британского премьера Человеком года: «Он дал британцам то, что и обещал: кровь, труд, слезы, пот и кое-что еще – безоговорочную храбрость. Его пылающие слова обобщили сущность войны, повернув страну спиной к слабостям прошлого и лицом к неизвестному будущему»7.
Об этой патетической истории можно говорить долго, но формат нашей книги не позволяет вдаваться в исторические подробности, как и полноценно рассмотреть такое многогранное явление, как харизма. Ниже мы остановимся на трех моментах, без упоминания которых может возникнуть неправильное толкование и понимание особенностей и ограничений харизматического лидерства.
Первое – источник влияния. Можно по-разному воздействовать на объект – его можно принуждать, пугать, заставлять, подавлять. Лидерство Черчилля опиралось на его авторитет, который формировался на основе его собственного поведения. Он сам практиковал то, что проповедовал, и сам служил для других поучительным, наглядным примером. Например, в отношении отстаиваемой им идеи противостояния врагу. Описывая героическое для Британии лето 1940 года, когда ведомая лидером страна в одиночку противостояла превосходящим силам Германии, нельзя забывать, что в этот период на нашего героя было оказано сильное давление с тем, чтобы он изменил свою решительную позицию. К мирному урегулированию призвал Ватикан, а также влиятельные нейтралы. Георг VI получил личное обращение от короля Швеции Густава V, в своем роде дуайена среди европейских монархов. Наследник маршала Бернадота предлагал встретиться и «обсудить возможность заключения мира». Недовольные политикой Черчилля имелись и в самой Англии: аристократы, бизнесмены, клерикалы, политики. Причем среди последних были не только влиятельные чины настоящего – глава Форин-офиса лорд Галифакс, но и ведущие государственные мужи прошлого, например Ллойд Джордж, опьяненный собственными амбициями и считавший, что «правительство должно принимать во внимание любые мирные предложения», а также звезды британской политики будущего, например Ричард Остин Батлер, не исключавший компромиссного мира.
Но Черчилль был неумолим. Он готов был биться до конца, и биться с фатальной решимостью. «Мы переживаем очень тяжелые времена, и я готовлюсь к худшему, – написал он своему предшественнику Стэнли Болдуину 4 июня 1940 года. – Но я уверен, что лучшие дни настанут. Только доживем ли мы до них, в этом я сомневаюсь». Более определенно Черчилль выразится через несколько дней в беседе со своим близким окружением, попросив не обольщаться насчет исхода: «Мы-то с вами умрем через три месяца». Эти слова были сказаны генералу Исмею, который отреагировал так: «Замечательно, что мы чертовски хорошо проведем свою последнюю неделю». Для самого Черчилля лично вступить в бой с захватчиками было не самым худшим вариантом, и он к нему готовился, пристреливаясь в открытом тире Чекерса из винтовки Mannlicher, револьвера Webley & Scott 32-го калибра и любимого «кольта» 45-го калибра. По словам очевидцев, премьер был хорошим стрелком. «Несмотря на возраст и тучность, он хорошо проявил себя, – вспоминает Колвилл. – Похоже, мистер Черчилль всегда мысленно представлял, что сражается с немцами». Инспектор Томпсон считал, что у находившихся в зоне поражения оружия Черчилля не было шансов уйти живыми8.
Черчилль был характерным обладателем экзистенционального (в терминологии Эриха Фромма) авторитета, влияние которого определено не только социальной ролью и выполняемыми социальными функциями, а опирается в первую очередь на личные качества с демонстрацией высокой степени личностного совершенства. «Такой человек, – объясняет Э. Фромм, – излучает свой авторитет, ему нет нужды применять угрозы, приказания или подкуп; просто речь идет о высокоразвитой индивидуальности, которая уже самим своим существованием демонстрирует превосходство и показывает, каким может быть человек»9. Если Черчилль призывал к храбрости, то сам вел себя храбро, избегая бомбоубежищ и бункеров, нередко лично наблюдая за бомбардировками, активно перемещаясь на воде и в воздухе; если он призывал к самоотверженности и труду, то сам работал до поздней ночи, переходящей в раннее утро; если он требовал решительности и стойкости, то сам проявлял их, отказавшись эвакуировать реликвии и шедевры британских музеев в Новый Свет; если он настаивал на активности, инициативности и движении, то сам постоянно теребил, подталкивал и волновал своих подчиненных.
Второе – какой бы харизматичной, сильной и авторитетной личностью ни был лидер, его влияние и возможности все равно ограничены. В таком случае важно не только гореть и самому освещать, но и передать свой свет дальше. Через три недели после назначения премьер-министром, в момент, когда стало очевидно, что союзные армии потерпели в Европе поражение и началась эвакуация из Дюнкерка, Черчилль подготовил следующее письменное обращение, адресованное 35 членам правительства, 39 парламентским заместителям министров, 46 высшим должностным лицам и шести представителям доминионов: «В эти тяжелые дни премьер-министр будет благодарен, если все его коллеги по правительству, а также высшие должностные лица будут поддерживать моральный настрой в своем окружении на высоком уровне. Не уменьшая тяжести положения, необходимо демонстрировать уверенность в наших способностях, силе и несгибаемой решительности продолжать войну до тех пор, пока мы не сломим волю противника, порабощающего Европу. Не следует допускать никаких мыслей о том, что Франция заключит сепаратный мир. Но как бы ни развивались события на континенте, мы не должны сомневаться в нашем долге, и мы наверняка используем всю нашу силу для защиты острова, империи и нашего дела»10.
Часто даже таких посланий и личного участия бывает недостаточно. Тогда от лидера требуется не только мотивация своего окружения, а создание институциональной среды – свода правил и механизмов, обеспечивающих контроль за их выполнением, – которая без прямого участия руководителя обеспечивает выполнение ожидаемых действий, формирование нужного настроя, быструю скорость реагирования, принятие требуемых решений.
Третье – харизматическое лидерство не только вдохновляет. Оно меняет поведение человека, пусть и воздействуя на эмоциональном уровне. Любое изменение может вызывать сопротивление. И тогда лидер является уже не просто мотиватором, он превращается в инициатора изменений, генерирующего идеи, формирующего планы и навязывающего действия, то есть своей активностью выводящего подчиненных из зоны комфорта. Биография Черчилля богата подобными примерами, которые обычно преподносятся в героическом свете. Мол, благодаря исключительно его прозорливости, внимательности, настойчивости и решительности совершалось поступательное движение вперед, и в результате разрушались непреодолимые преграды, достигались поставленные цели и одерживались славные победы. На самом деле все эти успехи были плодом усилий и жертв большого количества людей, а давление со стороны Черчилля, особенно в годы Второй мировой войны, принимало форму конфликта между ним и военными экспертами, которые выступали сдерживающим звеном, предостерегающим от принятия и реализации неверного решения. «Я не уверен, но, может, именно Уинстон и является величайшей угрозой», – отмечал начальник Имперского генерального штаба Джон Дилл, констатируя, что премьер-министр «полон идей, многие из которых замечательны, но большинство – непрактичны». «Он обладает такой напористостью и индивидуальностью, что, похоже, ему никто не способен противостоять», – констатировал генерал. Своему преемнику – Алану Бруку – он скажет: «Я иногда задаюсь вопросом, где бы мы оказались, если бы Уинстон мог беспрепятственно делать все что захочет». Брук полностью разделял мнение Дилла, признавая, что «Уинстон никогда не был хорош в осознании всех сложностей и последствий тех направлений действий, которым он благоволил; он просто не обращал на них внимания». Выше при описании важной роли формирования команды мы приводили признание Черчилля о том, что ему иногда кажется, будто «он единственный, кто пытается одержать победу в войне…» Показательно, как Брук отреагировал в дневнике на это проявление откровенности: «Очень трудно в подобные моменты не испытывать к Уинстону симпатий, осознавая колоссальные нагрузки, которым он подвергается, и огромный груз ответственности, который несет на своих плечах. С другой стороны, если бы мы не проверяли некоторые из его диких идей, одному Богу известно, где бы мы сейчас оказались»11. Подобные заявления людей, непосредственно работавших с нашим героем, лишний раз указывают на неоднозначность и сложность такого явления, как лидерство, где, в соответствии с диалектическим подходом, каждый недостаток является порождением достоинств, и лишь только уместность и достаточность определяют, приведет ли то или иное качество, способность или черта характера к успеху или катастрофе.
Принцип № 20Ставка на публичные выступления
Публичные выступления по праву считаются одной из самых сложных форм коммуникаций, так как требуют от оратора не только владения словом, но и умения держать себя на публике, быстро реагировать на вопросы аудитории, навыков управления эмоциями. Черчилль, который считал, что выступления на публике – дело ответственное, требующее высочайшей подвижности ума, достиг в этой области впечатляющих высот, сделав публичные выступления одним из наиболее сильных и эффективных инструментов распространения своего влияния. Воспитанный в традициях британского парламентаризма, он был убежден, что умение составлять и декламировать речи является необходимым условием успешной карьеры любой публичный персоны. Особенно политиков. «Ни один из талантов, которыми может обладать человек, не является более ценным, чем талант ораторского искусства, – утверждал он. – Тот, у кого есть этот талант, наделен властью большей, чем власть могущественнейшего короля. И все потому, что оратор представляет собой независимую силу. Его может бросить партия, предать друзья, он может лишиться должностей – но при всем при этом его власть будет значительна»