5.
И без этого ответа Чемберлена очевидно, что у чтения как средства отдыха, несмотря на очевидную пользу, есть один существенный недостаток, особенно ощутимый для людей интеллектуального труда. Хотя человеку и удается переключить внимание, погрузившись в текст, на самом деле у него задействуются те же области мозга, что и при основной деятельности. В итоге это не только снижает расслабляющий эффект и замедляет прилив бодрости, но в большинстве случаев вообще препятствует желанию что-либо читать. Поэтому приходится искать другое хобби. У Черчилля – при его глубоком погружении в политику и активных занятиях литературой – хобби было предостаточно, что позволяло переключаться, набирать силы и восстанавливать внутренний гомеостаз. Рассмотрим некоторые из его увлечений.
Еще в детстве будущий политик увлекся собиранием бабочек. Прогулки с сачком успокаивали и наводили его на философские размышления. Например, наблюдая за маленькими порхающими созданиями, он лишний раз убеждался в том, что приспособляемость есть основной закон выживания. «Каким образом расцветка защищает бабочку? – рассуждал он. – Отвратительная на вкус бабочка своей броской расцветкой остерегает птицу, чтобы та ее не съела. Сочная, вкусная бабочка спасается тем, что прикидывается сучком или листиком. Они миллионы лет учились этому, а кто не успевал приспособиться – тех поедали, и они исчезали с лица земли». Также, изучая бабочек, он все меньше удивлялся превратностям мироздания. «Святость природы – исключительно человеческая идея, – делился он своими соображениями на этот счет с близкими. – Подумайте о красивой бабочке: двенадцать миллионов перьев на ее крыльях, шестнадцать тысяч фасеток в глазу, а размер с клюв птицы. Давай смеяться над судьбой. Это, должно быть, ее развеселит». «Бабочка – реальность, она сверкает, трепещет крыльями, в секунду расправив их, вспархивает к солнцу и пропадает в лесной темени, – напишет Черчилль в конце 1920-х. – Ваша вера в Свободную волю или в Предопределение зависит от того, какую расцветку крыльев ухватил ваш взгляд, – на самом-то деле у крыльев по меньшей мере два цвета одновременно»6.
Из других увлечений, которые уходили корнями если не в детство, то в отрочество нашего героя, выделяется поло. Черчилль считал поло «самой лучшей игрой в мире» и называл ее «императрицей игр», объясняя свою точку зрения следующим образом: «Поло соединяет в себе удовольствие бить по мячу, лежащее в основе многих забав, с удовольствием скакать и управлять лошадью, к чему добавляется сложная и слаженная командная работа, которая составляет суть футбола и бейсбола и в которой хорошая комбинация куда более важна, чем ее отдельные звенья». Он активно играл в поло во время службы в Индии и сохранил верность игре после начала политической деятельности. «Поло позволяет мне поддерживать физическую форму и предоставляет великолепную возможность отдохнуть, особенно после бесчисленных часов, проведенных в парламенте», – признавался он. В какой-то степени в этом увлечении реализовывались знаменитые черты его характера – азарт от предстоящей атаки, напористость, драйв. Ему импонировали в этой игре мощь и жесткость, а также упоение соперничеством и борьбой. Современник политика Патрик Томпсон считал, что, если вы хотите понять Черчилля, достаточно увидеть его во время игры в поло: «Он занимает позицию, как тяжелый кавалерист, приготовившийся к атаке. Он насторожен, бдителен, выжидает момент, он мастер тактики и стратегии. Едва заметив свой шанс, он устремляется вперед, в этом стремлении нет проворности, нет изящности – только неистовая физическая энергия. Он сносит защиту противника своей мощью, после чего бьет по мячу. Я сказал „бьет“. Нет, он прорезает мяч». Свой последний матч Черчилль сыграет 10 января 1927 года на Мальте. На тот момент ему шел 53-й год, и он опасался, что его может подвести физическая подготовка. Но отказывать себе в удовольствии он не стал. «Если мне будет суждено рухнуть наземь и умереть, я считаю это достойным концом», – признается он одному из игроков. Матч пройдет на ура, достойно увенчав тридцатилетнюю карьеру Черчилля в этом виде спорта. Что же до катания верхом, то он продолжит конные прогулки до преклонных лет, занявшись также в конце жизни коневодством и добившись на этом поприще определенных успехов7.
Во время руководства Адмиралтейством в период с 1911 по 1914 год Черчилль нашел эффективный способ переключения с политической деятельности в увлечении авиацией, став одним из первых британских политиков, который лично сел за штурвал. «Начав летать из чувства долга, восхищения и любопытства, я продолжил брать уроки пилотирования из-за того неподдельного веселья и удовольствия, которое они мне доставляли», – объяснял Черчилль этапы своего приобщения к летному искусству. «Все великолепно, как в старые добрые времена Англо-бурской войны! – делился он с супругой в октябре 1913 года после очередного посещения авиабазы. – Я наслаждаюсь моментом: никаких скучных партийных склок, надоевших газет и нелепых выборов. Как же я счастлив, что мы живем в эпоху, когда достижения прогресса видны в каждой области военной авиации!»
Клементина не разделяла восторгов мужа. Что неудивительно! Авиация и сейчас сопряжена со множеством опасностей, а в начале XX века вероятность разбиться была еще выше. Коммандер Спенсер Дуглас Грей, с которым Черчилль впервые поднялся в воздух и который на первых порах исполнял роль инструктора, спустя три дня после полета с политиком получил серьезные ранения, когда его самолет вошел в штопор. В декабре 1913 года во время жесткой посадки сломал себе шею другой инструктор Черчилля Уайлдмен-Лашингтон, – сломал на том самом самолете, на котором совсем недавно летал с главой Адмиралтейства. Спустя пять месяцев погибнет лейтенант Томас Кресвелл, еще один офицер, дававший уроки пилотирования нашему герою. Клементина умоляла супруга прекратить летные упражнения. Он долго сопротивлялся, но в итоге согласился. Однако спустя четыре года, в июле 1919-го, решил вернуться к своему хобби и сдать на права. Его инструктором стал комендант Центральный летной школы, ас Первой мировой полковник Алан Джон Скотт, сбивший за годы войны тринадцать самолетов противника. Сначала предполагалось произвести тренировочный полет на аэроплане со спаренным управлением. Следуя стандартной программе, Черчилль самостоятельно поднял самолет в воздух, однако на высоте 20–25 метров машина стала резко терять скорость. Скотт перехватил управление, но не смог ничего сделать – аэроплан устремился к земле. «Я увидел под собой залитый солнечным светом аэродром. В моем сознании успело промелькнуть, что эти блики несут какой-то зловещий оттенок. И тут я понял – да это же Смерть», – описывал Черчилль свои ощущения. Аэроплан с грохотом ударился о поверхность земли. Черчилль, вылетев из кабины, отделался несколькими шрамами на лице, кровоподтеками и легкой контузией. Скотт, успевший за мгновение до удара выключить мотор и предотвратить возгорание, чем фактически спас и себя, и своего ученика, получил немного более серьезные повреждения. После подобного инцидента родственники политика были вне себя от злости. «Я с ужасом думаю о Клемми, что она пережила, – возмущалась маркиза Лондондерри. – Твое поведение, Уинстон, бесчеловечно по отношению к нам». Поддавшись уговорам своих родных, Черчилль прекратит брать летные уроки. На этот раз – навсегда8.
Не все занятия Черчилля были связаны с риском для жизни. Во второй половине 1920-х годов он увлекся кирпичной кладкой. По воспоминаниям очевидцев, политик увлеченно работал до четырех часов в сутки, умудряясь класть до девяноста кирпичей в час. В начале сентября 1928 года он похвастался премьер-министру Болдуину, что во время возведения коттеджа смог довести скорость укладки до двухсот кирпичей в день. Освоить премудрости этого дела ему помог каменщик Бенни Барнс; он частенько доделывал за политиком неоконченную работу, когда тот возвращался к решению неотложных государственных дел, поэтому сегодня трудно определить, что именно было построено лично Черчиллем, а что – Барнсом. Для истории осталось следующее: руками Черчилля возведены большая разделительная стена длиной 77 метров и высотой 3,3 метра, а также однокомнатный коттедж для младшей дочери9.
Из других спокойных хобби британского политика выделяется кино. Друзья вспоминали, что Черчилль «любил все жанры, но предпочтение отдавал историческим сюжетам, полным сантиментов». Также он любил вестерны, такие как «Дестри снова в седле» (1939), ему нравилась психологическая драма «Голубой ангел» (1930) с Марлен Дитрих, мелодрама «За горизонтом» (1942) и мюзикл «Поющие под дождем» (1952). Не был он чужд и комедиям, особенно с участием братьев Маркс. Черчилль и сам признается в этом в своих мемуарах. Упоминание комического квинтета встречается, к примеру, в его реакции на новость о том, что в Шотландии приземлился второй человек в НСДАП Рудольф Гесс: «Гесс или не Гесс, а я пойду смотреть братьев Маркс». Одновременно с художественными картинами он с удовольствием смотрел мультфильмы Уолтера Диснея про антропоморфного мышонка Микки Мауса. Самой любимой картиной политика была «Леди Гамильтон» с супружеской парой Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье в главных ролях. По разным данным, он смотрел фильм о трагической любви Эммы Гамильтон и адмирала Горацио Нельсона от десяти до семнадцати раз, и каждый раз не мог сдержать слез в момент гибели легендарного флотоводца. «Леди Гамильтон» вышла на экраны в 1941 году. Примерно в это же время просмотр кино в загородной резиденции премьер-министра Чекерс, куда Черчилль обычно выезжал на выходные, превратился в ритуал, имеющий огромное значение в напряженные военные годы. Просмотр «кино является удивительным развлечением, которое отвлекает ум», – делился Черчилль с супругой. В конце войны, выражая признательность главе кинопроката, он скажет, что просмотр картин «принес мне много удовольствия и релаксации в тяжелые времена, через которые мы прошли». Вечерние киносеансы способствовали не только отдыху, но и активизации креативного начала. «Во время просмотра кино мистер Черчилль словно высвобождал свою ментальную природу, – вспоминал его телохранитель Вальтер Томпсон. – Он мог два часа смотреть фильм, который знал наизусть, но после сеанса выходил с новым, революционным планом и тут же знакомил с ним одного из своих секретарей»