6.
Речи политика настолько пестрят многочисленными остротами и шутками, что Алан Патрик Герберт, известный юморист, назвал Черчилля «самым выдающимся британским юмористом современности». Объясняя, почему он так думает, Герберт дал емкое определение успешного юмориста: «В любой момент времени, в любых условиях, в любой компании, по любому поводу, никогда не теряя вкуса и такта, сэр Уинстон Черчилль мог вызвать смех у окружающих».
Юмор помогал нашему герою в трудные минуты обрести уверенность и сохранить влияние. Например, в 1930-е годы, когда популярность политика в Вестминстере оставляла желать лучшего, он нередко обращался к своему остроумию, чтобы напомнить о себе и показать, что неприятности не сокрушили его. Так, во время выступления одного из министров он недовольно покачал головой. Выступавший прервал свою речь и, обращаясь к депутату, сказал:
– Достопочтенный джентльмен, я просто выразил мою точку зрения.
– Достопочтенный джентльмен, а я просто покачал головой, – парировал Черчилль.
Или в другой раз, комментируя речь Уильяма Грэхема, политик иронично произнес: «Он говорил без бумажки и без смысла»7.
Черчилль, мастер эпизода, часто использовал свой искрометный юмор в словесных баталиях с политическими оппонентами.
«Я полагаю, выразить нечто столь противоположное истине с большей точностью было бы невозможно», – прокомментировал он выступление Эньюрина Бивена.
«Нет никакой квоты на количество лимфы и желчи. В противном случае, боюсь, министр торговли обнаружил бы, что давно исчерпал отведенный ему лимит», – заявил Черчилль о Стаффорде Криппсе.
«Мне нравится, насколько уверенно уважаемый джентльмен обращается с фактами, – было прокомментировано выступление одного из парламентариев. – Он с ними просто не церемонится».
О премьер-министре Стэнли Болдуине Черчилль сказал еще более хлестко: «Время от времени он наталкивается на истину, встает, отряхивается и следует дальше, как будто ничего не произошло».
Во время выступления в палате общин в сентябре 1943 года Черчилль, отвечавший на критику в СМИ, умело перевел все в шутку, а заодно наглядно продемонстрировал несостоятельность доводов оппозиции: «Я прошу прощения, если сделаю сейчас небольшое отступление, но та критика, которую я прочел в газетах после моего возвращения утром в воскресенье, напомнила мне одну историю, с которой наверняка знакомы остальные члены палаты. Эта история о матросе, который прыгнул в воду в порту, по-моему, это был Плимут, для спасения тонущего мальчика. Спустя неделю к этому матросу обратилась женщина. Она спросила его: „Вы тот самый мужчина, что спас моего сына в порту?“ Матрос ответил скромно: „Да, мэм, это я“. „А, – вымолвила женщина, – вы тот, кого я ищу. Где кепка моего мальчика?“»8
Быстрота реакции на реплики аудитории, умение парировать едкие нападки и давать остроумные ответы снискали со временем Черчиллю огромную популярность. Приведем несколько примеров из его парламентской практики в период третьего премьерства:
28 мая 1952 года
«Гарольд Дэвис: Осознает ли достопочтенный джентльмен, что предоставляет палате общин еще меньше информации относительно ситуации в Корее, чем его великий предшественник, мистер Гладстон, информировал парламент во время Крымской войны?
Уинстон Черчилль: Боюсь, мне трудно будет сообщить вам о той роли, которую мистер Гладстон играл в Крымской войне. Ведь это было еще до моего появления на свет».
23 июля 1952 года
«Дуглас Джэй: Вправе ли мы заключить из ответа премьер-министра, что он еще не думал над этим вопросом?
Уинстон Черчилль: Подобное заявление представляется мне весьма рискованным, поскольку уважаемый член всю свою парламентскую карьеру, насколько мне известно, ни над чем серьезно не задумывался».
18 ноября 1952 года
«Артур Льюис: Премьер-министру известно, какую глубокую обеспокоенность испытывает население нашей страны относительно корейского конфликта?
Уинстон Черчилль: Мне прекрасно известно, какую обеспокоенность испытывает уважаемый член парламента по тем вопросам, которые выше его понимания».
Не чужд был Черчилль и самоиронии:
– Уровень жизни сейчас высок, как никогда прежде, – заявил он в одном из своих выступлений. – Мы стали есть больше. – В этот момент он прервал выступление, осмотрел свой округлый живот и с блеском в глазах добавил: – И это очень важно.
Когда на пресс-конференции в Вашингтоне в январе 1952 года одна из поклонниц британского премьера воскликнула: «Разве вам не приятно осознавать, что каждый раз во время вашего выступления зал переполнен?», Черчилль неожиданно ответил:
– Конечно же приятно, но всякий раз, когда я вижу переполненный зал, я повторяю себе – если бы это было не твое выступление, а твое повешение, публики собралось бы в два раза больше9.
В риторике шутки над самим собой считаются наиболее эффективными. По словам хорошо знавшего Черчилля полковника Йена Джейкоба, «хотя он не страдал тщеславием, я не думаю, что ему легко было подшучивать над самим собой. Ему удавалось выходить из некоторых ситуаций, нисколько не потеряв своего достоинства. В то время как любой другой человек на его месте просто выглядел бы комичным»10.
Однажды, размышляя над личностью президента США Авраама Линкольна, Черчилль заметил, что «чувство иронии позволяло Линкольну проще смотреть на вещи, в напряженные моменты незамысловатая шутка помогала ему расслабиться». Схожий эффект юмор оказывал и на нашего героя в суровые моменты истории. Характерно, что в отличие от многих своих более чопорных коллег он находил повод и силы шутить даже в драматические месяцы блица. Когда Брендан Брекен сообщил ему, что газеты описывают задержание в Гайд-парке 75-летнего старика, который в минусовую погоду приставал к молодой девушке с непристойными предложениями, Черчилль ответил:
– Семьдесят пять лет и мороз! Брендан, можешь гордиться, что ты англичанин!
Черчилль продолжал острить и в преклонном возрасте. В конце его парламентской деятельности на одном из заседаний в палате общин двое депутатов, наблюдая за экс-премьером, как им казалось, с достаточно безопасного расстояния, перешептывались между собой:
– Говорят, старик совсем уже выжил из ума.
И в этот момент их настигла хлесткая ремарка Черчилля:
– А еще говорят, что старик плохо слышит.
Несмотря на богатое чувство юмора, Черчилля редко можно было увидеть смеющимся от души. Обычно он просто улыбался или тихо посмеивался. Не любил он и слушать смешные истории, особенно когда считал их неуместными. И тем не менее все эти факторы не мешали ему понимать огромное значение юмора в эффективных коммуникациях. «Мое искреннее убеждение – невозможно иметь дело с самыми серьезными вещами до тех пор, пока не научились понимать самые забавные», – заметил он однажды11.
Принцип № 33Вместо эпилога
В настоящей книге, относительно небольшой по меркам других работ, посвященных нашему герою, мы рассмотрели основные принципы, которым следовал Черчилль на протяжении своей жизни. Казалось бы, что можно добавить еще? Наверняка найдутся авторы, которые дополнят перечень другими поведенческими моделями и кредо. Мы же считаем, что, прежде чем поставить точку, осталось сказать всего несколько слов, но, пожалуй, именно они и являются самыми важными в книге.
Черчилль с его императивом «учиться у истории» и призывом «изучайте историю, потому что в ней содержатся все секреты государственного управления», как никто другой понимал и признавал ценность прошлого опыта для принятия решений в настоящем и прогнозирования будущего. На ценность подобного подхода обращали внимание многие мыслители. Причем некоторые из них считали, что основной упор следует делать не на изучении истории как таковой, а на разборе опыта выдающихся представителей прошлого. Например, Никколо Макиавелли советовал «принять за образец кого-либо из прославленных и чтимых людей древности и постоянно держать в памяти его подвиги и деяния». При этом в качестве таких образцов «человеку разумному надлежит избирать величайших людей и подражать наидостойнейшим»1.
В предыдущих главах мы видели, как Черчилль набирался мудрости и опыта, изучая жизнь своего отца лорда Рандольфа и знаменитого предка 1-го герцога Мальборо, как он перенимал успешные практики у своих современников – премьер-министров графа Розбери, Асквита, Ллойд Джорджа и Жоржа Клемансо, у разносторонних политиков – Джозефа Чемберлена и Джона Морли. Но при всем при этом британский политик не испытывал иллюзий относительно ограниченности педагогического потенциала истории, а также признавал опасность следования успешным моделям других персон.
Руководствуясь описанными в этой книге принципами, сам Черчилль не верил в высеченные на граните правила. Его друг адмирал флота Джон Фишер однажды сказал ему, что «самой мерзкой тварью в мире является подобострастный подражатель». Флотоводец был знаменит любовью к крепким и хлестким выражениям. Наш герой выражался на этот счет более корректно, но от этого не менее точно. «Нет более прямого пути к провалу, чем имитация планов ушедших героев и применение их в новых обстоятельствах», – предупреждал он. Переходя на аналогию с военными действиями, он объяснял, что «принципы ведения войны нужно выводить в каждом из обстоятельств, которые всегда различны; следовательно, ни одно правило не является руководством к действию». По его словам, «успех полководца определяется не следованием моделям или правилам». Успех определяется «способностью к абсолютно новому восприятию ключевых фактов и основных сил, которые действуют в нынешней ситуации». «Это повара используют рецепты для приготовления блюд, а доктора конкретные предписания для лечения болезней, но каждая военная операция уникальна», – подчеркивал британец. Вместо поиска готовых ответов он призывал сосредоточиться на собственном развитии и умении самостоятельно определять решения в зависимости от ситуации. И вдумчивое изучение истории и практик героев былых времен в этом отношении прекрасный помощник, способный указать на закономерности, но как использовать эти знания на практике, нужно решать самому. «Изучение прошлого бесценно как средство для тренировки ума и пищи для размышлений, – подчеркивал Черчилль, – но оно бесполезно без способности избирательно оценивать заслуживающие особого внимания факты и их значение, связь и соотношение»