Манусевич шел в Краснодар пешком. Иногда его обгоняли автомобили, Миша голосовал, но никто не хотел останавливаться и сажать в машину грязного, оборванного, мокрого бородатого мужчину мощного телосложения.
– Они все думают, что я террорист. Попробуй докажи кому-нибудь, что я простой российский физик, – вздохнул Миша, – а вовсе не член бандформирования, спустившийся с гор!
Дождь постепенно прекращался. На горизонте, среди серых туч, появилась светло-голубая полоса. У нее был восхитительный, свежий и яркий цвет. Воздух был чист и прозрачен, как обычно бывает после грозы. Наступило раннее утро.
– Хоть бы солнце выглянуло, что ли, – пробормотал голодный, продрогший и смертельно уставший Манусевич. – Мне стало бы легче.
Он задался вопросом, успел ли почтальон довезти Алену до больницы живой, но ему стало плохо и так тяжело на душе, что он закрыл глаза. В сердце словно вонзился острый раскаленный металл.
– Я надеюсь, все они живы, – проговорил Миша, как заклинание, – и еще я надеюсь, что все они поправятся.
Он подумал о страдавшем от аппендицита Бубнове, уехавшем в больницу на пожарной машине, о парализованном Слюнько, подобранном «Скорой помощью», о Леше, подхватившем жестокую лихорадку и отправившемся в больницу на фуре, и об Алене, которую увез с собой медлительный и ленивый почтальон.
«Только бы узнать, что все они живы и здоровы, – и можно спокойно умирать», – думал Манусевич, которому едва-едва исполнилось тридцать.
Он хотел лечь у дороги и отдохнуть, но беспокойство гнало его вперед. Физик стремился как можно быстрее выяснить, как чувствуют себя его товарищи. Его глаза слипались, надорванное сухожилие отчаянно болело, в голове стучали молотки. Крепкий, выносливый, тренированный организм вышел на свой предел. Еще через несколько сотен метров Манусевич упал, не в силах больше идти. Дух его по-прежнему был силен, но тело больше не повиновалось. Он рухнул под дерево, на мокрую траву, и закрыл глаза. Секунду спустя физик уже спал.
Марьяна и Защокин дошли до биостанции раньше, чем предполагали. Погода резко улучшилась. Потеплело. Видимость была отличной. Академик и девушка легко взбежали по серпантину и постучали в дверь. Им никто не ответил.
– Либо не слышат, либо там никого живого уже не осталось, – мрачно сказал Александр Павлович. – Я уже рад, что моя дочь не поехала со мной, а осталась помогать вашему коллеге, у которого случился приступ аппендицита, – добавил криомедик, не подозревавший, в какую переделку попало его любимое чадо.
Марьяна толкнула дверь. Та бесшумно отворилась.
– Тут открыто, – сказала Филимонова. – Здравствуйте! – громко закричала она. – Есть кто живой?
Ей ответила мертвая тишина.
– Куда они все подевались, – выдохнула она, – неужели произошло самое худшее?
Быстро и деловито они обыскали здание, обнаружив в холодильнике тело орнитолога.
– Это Шварц, я видела его фотографию, – сказала Марьяна. – О его смерти уже знают все.
– А остальные – где? Вам ваша разведка никаких дополнительных сведений не сообщала?
– Ш-ш-ш, – приложила Марьяна палец к губам, – что ж вы так кричите?
В этот момент они услышали хлопанье лопастей. На площадку перед биостанцией приземлился вертолет. Оттуда выбежали люди в камуфляже.
– Спецназ ФСБ, – сказала Филимонова, – это очень, очень кстати. Если барионикс уже вывелся и всех съел, то без спецназа с ним не справиться.
– Если он вывелся и всех съел, то не факт, что и военные помогут. Разве что у них есть разрывные пули, – сказал Защокин. – Тем более что мы не знаем, где искать злобного гаденыша.
Марьяна и Александр Павлович торопливо вышли навстречу вооруженным до зубов сотрудникам ФСБ.
– Майор Скляров, – представился молодой мужчина. Его светло-серые глаза смотрели ясно и бесстрашно. – А вы – оставшиеся в живых сотрудники биостанции?
– Нет, – покачал головой академик, – мы ученые из Москвы, прибыли пешком за час до вас, но пока не можем найти никого, кроме трупа орнитолога в холодильнике. Мы командированы, соответственно, Российской академией наук и Министерством здравоохранения, – добавил он церемонно.
– Ясно, – кивнул майор. – Тогда могу вам, как официальным представителям этих ведомств, сообщить, что, по последним сведениям, на биостанции числится один погибший и трое пропавших без вести, причем директор находится в плену у неизвестного преступника. Тут, под зданием, обнаружен подземный древний город, и именно где-то там, в туннелях и переходах, наша сотрудница спрятала яйцо. Сейчас мы пойдем их искать – и яйцо, и лейтенанта Ершову. У нас в команде два спелеолога, специалист по пеленгации и два взрывотехника, – бодро добавил Скляров, – так что, надеюсь, мы быстро решим все проблемы, возникшие вокруг бесценного яйца.
Защокин и Марьяна внимательно слушали.
– Это очень хорошо, – сказала Филимонова, – но я думаю, что мы тоже должны вам кое-что сообщить.
– Что именно? – спросил Скляров.
Он был полон энтузиазма и уже предвкушал, как сообщит шефу об обнаружении яйца, судьбой которого озабочен лично президент.
– Если барионикс вывелся, то надо быть очень осторожными, – уклончиво пояснила Марьяна. – Тем более в темноте переходов и подземных галерей.
Скляров на секунду нахмурил брови.
– Вы намекаете на то, что он опасен? – удивился Олег. – Я, конечно, понимаю, что птенчик выведется крупный, но это всего лишь…
– Не всего лишь, – сказала Марьяна. – Не всего лишь!
Майор перевел взгляд на академика. Тот кивнул.
– К сожалению, Министерство здравоохранения в моем лице присоединяется к этим предупреждениям, – сказал он похоронным голосом. – Это страшное существо! Если оно еще не вывелось, пока что все не так ужасно…
«… потому что мы быстренько сделаем из него яйцо всмятку. И не важно, что с нами потом сделают то же самое защитники дикой природы», – добавила про себя Марьяна.
– … но если барионикс уже вывелся, это может обернуться сущим кошмаром, – закончил Александр Павлович свою мысль. – Поэтому я очень, очень прошу вас! Будьте осторожны там, в подземелье.
Олег не смог сдержать снисходительной улыбки.
– Вы видели фильм «Чужой»? – спросила майора Марьяна.
– Да, – кивнул Олег, явно не принимая их слова всерьез. – Конечно.
– Это то же самое, – замогильным голосом ответила Филимонова. – И я не преувеличиваю. Скорее преуменьшаю.
– Ладно, – отмахнулся от них Олег, – давайте перейдем от теории к практике. Где здесь вход в подземелье? Будем действовать.
Ступеньки, ведущие из подвала вниз, в скалу, спецназовцы и примкнувшие к ним ученые обнаружили довольно быстро.
– Судя по всему, это и есть жертвенник, – шепотом сказала Виктория, глядя на черную плиту со звериным оскалом.
Вокруг стояли идолы. Вид у них был кровожадный. У Евы побежали по спине мурашки. Ей захотелось как можно быстрее уйти из этого страшного места. Ей казалось, что скульптуры следят за ней своими злыми глазами.
– Да уж, красавчик, ничего не скажешь, – пробормотала Ева, разглядывая яростную физиономию, глаза которой были выпучены, а рот – открыт.
– Ты думаешь, он злится? – тихо спросила Сушко. – По-моему, этот человек кричит от ужаса.
Девушки потрогали пальцами гладкую поверхность.
– Какой интересный камень, – сказала Виктория, – интересно, чем они умудрились так его отполировать? Невероятно!
– А еще – камень совершенно квадратный, – добавила Ева, продолжая коситься на идолов. – Они что, под линейку рисовали?
– И рисунок такой натуральный! Не скажешь никогда, что это сделано много веков назад, – засомневалась Сушко. Ей тоже было не по себе в этом неприятном месте.
– Ха, – не согласилась с ней Ершова, – ты посмотри, какие скульптуры ваяли греки две тысячи лет назад и какие лепят наши современные скульпторы. Небо и земля! Причем небо как раз было тогда, пару тысячелетий назад. А у нас слабые художественные потуги активно маскируют под современное искусство, – добавила она, стараясь держаться подальше от плиты и от идолов. Ощущение, что они на нее смотрят, было очень неприятным. В этих окаменевших фигурах было что-то гипнотическое.
– Девушки, – раздался из-под земли глухой мужской голос. – Вы, может, проведете диспут об искусстве как-нибудь потом?
Ева считала себя человеком достаточно смелым, но тут ее чуть не хватил инфаркт. Виктория вскочила на ноги. От волнения у нее перехватило дыхание.
– Юра! – воскликнула Сушко. – Юра, ты там? Ах, мой дорогой!
И она упала на плиту, прижав ухо к гладкой поверхности и прислушиваясь. В ту же секунду Ева уловила легкий щелчок.
– Назад!! – закричала она. – Виктория!
Черная глянцевая поверхность уже пришла в движение. Сушко заскользила вниз, прямо на острые сталагмиты.
Скляров, спецназовцы и двое ученых спускались вниз, в чрево скалы.
– Ступеньки, – пробормотала Марьяна, – это что, древний монастырь?
– Вряд ли, дорогая, – покачал головой Александр Павлович, – думаю, если и монастырь, то не христианский.
Филимонова незаметно пнула академика ногой. Тот засмеялся и ущипнул девушку за бок. Почему-то рядом с агентом Европола он чувствовал себя как в юности. Ему было не страшно, а весело.
«Я влюбился! – подумал криомедик. – С первого взгляда, буквально».
Ступеньки вели все ниже и ниже. Вскоре группа людей вышла в круглую галерею, откуда во все стороны расходились узкие, прорубленные в известняке туннели.
– Так, – сказал Скляров, заглядывая в бумажку, где было напечатано донесение Евы, – третий туннель справа.
Он без колебаний двинулся вперед. За ним, чутко прислушиваясь, пошли бойцы и Марьяна с Защокиным. Два водолаза тащили тяжелое оборудование. Взрывотехник нес динамит. Спелеологи были увешаны карабинами, крючьями, веревками и альпенштоками. Тьму разогнали мощные фонари. Через несколько минут все достигли круглого помещения. На полу стояла каменная чаша, полная воды.
– Это и есть вход, – пояснил Олег, еще раз посмотрев в донесение. – Он ведет прямо в логово преступника.