Министр успокоил его: «В соответствии с декретом № 250 от 1951 года никакое лицо не вправе обосноваться на землях, занятых индейцами, без официального разрешения». Ходок племени макаритер поблагодарил министра и отправился в дальний обратный путь. Дальнейшее развитие событий показало, однако, что «некие частные лица», на которых жаловался ходок племени макаритер, сильнее закона, — они, нисколько не считаясь с декретом № 250, уже теснят индейцев, захватывая их лучшие земли точно так же, как это делали когда-то конкистадоры.
Племя, посылавшее своего ходока в Каракас, расселилось в области Территорио Амазонас вдоль берегов Ориноко — притока могучей матери Венесуэлы, как называют ее индейцы, — рио Вентюара. Люди макаритер живут там группами по восемьдесят-сто человек — они заняты охотой, рыбной ловлей, примитивным подсечным земледелием. Всего земли у них — десять-пятнадцать тысяч квадратных километров, Археологи и ученые считают, что эти индейцы живут здесь более двух тысяч лет. Люди макаритер очень гордятся своей землей — их мифы утверждают, что именно здесь, на рио Вентюари, боги создали жизнь на Земле.
В 1959 году несколько групп индейцев, принадлежащих к этому племени, решили объединиться в районе Какури и заняться там животноводством, — знающие люди сказали им, это выгоднее, чем охотиться на зверей в лесах. Замысел потерпел неудачу, — власти помощи не оказали, не было опыта... Но десять лет спустя индейцы к нему вернулись.
Примерно в это же время в районе Какури была сооружена властями посадочная площадка для приема легких самолетов. Индейцы не возражали — наоборот, многие обрадовались: теперь наладится хорошая связь с внешним миром, пойдет выгодная торговля. Но потом оказалось, что вторжение техники XX века в Затерянный мир тысячелетней давности было для них роковым...
Дело в том, что с одним из первых самолетов сюда прилетели трое предприимчивых белых дельцов, заявивших, что они намерены обосноваться на этой земле, — земля ведь божья, она никому не принадлежит, а чем они хуже индейцев? Это были некий Бишье, владелец авиэтки, бывший искатель алмазов, о котором давно уж шла бурная слава, — он зверски эксплуатировал индейцев; его двоюродный брат Дэвид Хелион, связанный с семьей нью-йоркских миллионеров Гугенхейм, и Абдельмур Мусса — отставной военнослужащий.
Пришельцы объявили, что они поселятся в Какури, будут здесь заниматься сельским хозяйством и вести геологическую разведку, — что найдут, то будет принадлежать им. Кроме того, они сказали, что будут принимать туристов. И хотя министр юстиции заверял ходока макаритер, что никто не имеет права занимать и эксплуатировать землю, принадлежащую индейцам, без официального разрешения, Бишье, Хелион и Мусса быстро начали наводить там свои порядки.
Пришельцы очертили на карте большой район вокруг Какури размером в 20 000 гектаров и заявили, что теперь он принадлежит им и что индейцам отныне запрещается там охотиться и ловить рыбу. Они привезли туда нанятых ими шахтеров и начали пробивать шурфы в поисках полезных ископаемых. Одновременно бесцеремонные чужаки силой согнали индейцев в устроенный ими лагерь и заставили их пахать землю и собирать для новоявленных хозяев урожай за нищенскую оплату от 5 до 10 боливаров в день.
При этом авантюристы, вторгшиеся в Затерянный мир, похвалялись, что у них — надежная опора в Каракасе, поскольку они-де взялись за трудное и неблагодарное дело освоения Гуаяны; говорили даже, что Национальный аграрный институт выдал им аванс на эти цели — 300 000 боливаров.
Люди из племени макаритер, столкнувшиеся столь неожиданным образом с современной цивилизацией, снова забили тревогу. Хотя они и жили веками в своем замкнутом традиционном мире, это были сведущие и притом гордые и независимые по духу люди. Они, как и индейцы других племен, помнили, что их страна жила и процветала еще задолго до вторжения испанцев, считали себя полноправными гражданами современной Венесуэлы и никак не могли примириться с мыслью о том, что теперь им придется стать рабами каких-то трех чужеземцев.
Они вновь послали своего ходока в Каракас. На сей раз ходок не удовлетворился успокоительными разъяснениями представителей властей, а разыскал людей, которые обещали ему вступиться за интересы индейцев. 15 февраля 1971 года вся эта история была описана на страницах каракасской газеты «Эль Насьональ» — авторами статьи были этнолог Коппенс и миссионер Хуан Франциско Нортомб.
Возник скандал. В прессе началась полемика. Как и следовало ожидать, у «частных лиц», захвативших земли индейцев, нашлись защитники. Бывший миссионер испанского происхождения Даниель де Барраидьяран цинично солгал: «Этих макаритеров — всего три тысячи, а они претендуют на сто тысяч квадратных километров. Что касается Какури, то там вообще никого нет, это пустынный район... Нельзя же, в самом деле, тормозить прогресс из-за горсточки индейцев...»
Барраидьярану и тем, кто его поддерживал, не было никакого дела до того, что индейцы Венесуэлы, — это вовсе не те дикари, которых так красочно и пристрастно описывал в своем романе Конан Дойль, глядя на туземцев глазами колонизатора. Среди индейцев племени макаритер есть свои образованные люди; жители долины рио Вентюари готовы активно участвовать в развитии юга Венесуэлы, — им нужна лишь помощь государства. Но стать рабами каких-то авантюристов во имя прогресса? Никогда!..
И вот макаритеры, видя, что помощь из Каракаса не спешит, выступили с предостережением: «Мы даем правительству сорок дней для того, чтобы решить возникший конфликт мирным путем, — заявили они. — Если же к концу этого срока те 9200 квадратных километров, которые мы рассматриваем как свою неотъемлемую территорию, не будут признаны нашей собственностью, а захватчики не будут изгнаны, — тогда мы будем защищать нашу землю ценою наших жизней».
Этот призыв вызвал отклик в других племенах. Кацик (вождь) самого крупного индейского племени Венесуэлы Гоахиро Агустин Пуссхайиа заявил, что пятьдесят тысяч его людей встанут на сторону своих братьев.
Вот как драматически оборачивается порой освоение земель этого далекого и во многом еще таинственного и загадочного Затерянного мира...
Было уже 12 часов 40 минут дня, когда на горизонте вдруг появилась, пока еще призрачная в своей дали, четырехугольная сизая громада Горы Дьявола — ее контуры почему-то напомнили мне наш крымский Чатырдаг, но по сравнению с этой громадой Чатырдаг выглядел бы, конечно, лишь как безобидная игрушка. Внизу все еще тянулись дикие, непроходимые леса, и глядя на них, нетрудно было себе представить то отчаяние, которое охватило американца Джимми Энджела, когда его самолет, приземлившийся на этой фантастической горе, пришел в негодность, и ему надо было думать о том, как добраться до цивилизованных мест.
Надо побывать в этих краях, надо увидеть их своими глазами, чтобы понять, почему до 1937 года величайшее чудо природы — водопад на реке Чуруми, носящий ныне имя человека, который случайно его открыл, оказавшись в этой драматической ситуации, оставался никому не известным.
Но вот горы подступают все ближе и ближе. Внизу среди густого леса вьется розовая река, — да, совершенно розовая, будто она подкрашена кровью. Это Каррао, та самая, в которую впадает Чуруми; специалисты говорят, что красный цвет у нее оттого, что она течет сквозь тропические дебри и вымывает из корней лесных гигантов танин. Свою розовую воду Каррао отдает реке Карони, на берегах которой мы несколько часов тому назад видели мощную гидроэлектростанцию.
И вдруг зеленое море лесов внезапно обрывается — дальше, насколько видит глаз, — обширнейшая травянистая равнина, среди которой маячат эти гигантские каменные столы неописуемых размеров, а над всеми ими доминирует обрывистая, суровая и мрачная Гора Дьявола. Это и есть Великая Саванна.
Великая Саванна — огромное плоскогорье, охватывающее значительную часть Венесуэлы и распространяющееся далеко за ее пределы. Ее средняя высота — свыше двух тысяч метров над уровнем моря, но некоторые плато — гораздо выше. Местами плоскогорье рассечено глубокими каньонами, по дну которых мчатся бурные реки. Именно здесь берут начало потоки, образующие верховья Ориноко и Амазонки.
Но нам некогда сейчас любоваться просторами Саванны и раздумывать о ней — все внимание сосредоточено на встрече с Горой Дьявола. Вот уже наш летчик осторожно делает разворот и почти вплотную, как говорится, впритирку, подводит самолет к скалам. Стюард торжественно предупреждает:
— Леди и джентльмены! Приготовьте ваши аппараты...
Но мы и так уже во всеоружии — все, у кого есть кинокамеры и фотоаппараты, прижались к иллюминаторам и щелкают, щелкают, щелкают... Скалы черные, растрескавшиеся, обветренные. Кое-где деревья еще упрямо карабкаются по их склонам, цепляясь корнями за расщелины, но вскоре грань лесов обрывается, и выше нее — лишь пучки сухой жесткой травы да мхи.
Уступ за уступом, один круче другого. Вот такой виделась Гора Дьявола Конан Дойлю, когда он заставлял своих героев карабкаться туда, наверх. И такими увидел эти скалы Джимми Энджел, когда он, потеряв свой самолет, пытался спуститься вниз. Иные скалы похожи на руины замков, — мерещатся башни, шпили...
И вдруг раздается чей-то крик:
— Вон он, вот он, — глядите вправо!
Он — это водопад Чурум-меру, ныне носящий имя Энджела. Летчик ведет свой самолет близко, близко к нему. Перед нами невероятно высокий — в километр! — упругий пенисто-белый водяной столб, — тугая струя потока низвергается с плоскогорья в пропасть, на дне которой возрождается река Чуруми, чье течение прервано этим сумасшедшим водяным прыжком, — кстати, по-испански водопад обозначается именно словом El Salto; что значит «прыжок».
Мы уже слыхали и читали, что высота падения воды здесь настолько велика, что поток, не достигая дна пропасти, обращается в водяную пыль, которая оседает на камни дождем. Но надо было увидеть это, чтобы представить себе все своеобразие представившегося зрелища: где-то внизу, примерно на расстоянии трехсот метров от дна пропасти, мощный, упругий, кипящий поток вдруг как бы таял и обрывался в тумане. А еще ниже, как бы рождаясь из ничего, бурлила река...