Мы начали осмотр дворца, путешествуя с этажа на этаж. Большое впечатление произвела на нас библиотека. Здесь было пять читальных залов. Каждый день в них работали в среднем две с половиной тысячи человек. На дом книги брали в среднем тысяча человек в день. Двадцать раз в месяц читатели встречались здесь с писателями, деятелями культуры. Рабочие буквально глотали книги. Я взял на выдержку три читательских абонемента и попросил их перевести. То, что я узнал, буквально потрясло меня, — как широки интересы рабочих Шанхая и как много они читают!
Вот далеко не полный список книг, которые прочел рабочий Чжи Сянь за девять месяцев: «Сборник рассказов. Изгоним дьяволов», том I и том II (о борьбе с интервентами); книга Галины Николаевой «Повесть о директоре МТС и главном агрономе»; книги «О моральном облике», «Невыдуманные истины», «Подсчет себестоимости и техническая отчетность»; роман Чаплыгина «Степан Разин»; «Короли и капуста» О. Генри; «Как составляются производственно-технические планы машиностроительных заводов»; «Дон Кихот»; «Начальная алгебра»; романы «История разорения одной семьи», «Черная река», «Дорога Да Чжун», «Сон Ван Суня»; книга «Высокомерие и предупреждение»; «Объяснения алгебраических таблиц»; «Фома Гордеев» А. М. Горького; «Любовь к жизни» Джека Лондона; книга «Поручение партии»; «Заметки о путешествиях Хайданицшае»; «Давид Копперфильд» Чарльза Диккенса; «Мечты об атоме»; «Нана» Эмиля Золя; «Новые сказки Шехерезады»; «Боги жаждут» Анатоля Франса; книги «Карта № 407», «Западня», «В нашу эпоху»; «Человек-невидимка» Г. Уэллса... Всего в этом поразительном списке литературы, прочитанной одним шанхайским рабочим за девять месяцев, мы насчитали пятьдесят девять книг!
Немногим меньше книг прочли рабочие Чень Ди-сэнь и Дэн Чао-чэн.
Все это, естественно, производило огромное впечатление. Явственно ощущалась огромная тяга к знанию народа, который сверг вековое угнетение и теперь стремился как можно быстрее покончить с вызванной этим угнетением культурной отсталостью. Высвобождалась огромная творческая энергия, которая при правильном руководстве могла сотворить чудеса...
Я вновь перелистываю сейчас, когда эта книга готовится к печати, свои шанхайские записи и с болью в сердце думаю: какая судьба постигла сегодня этих пытливых людей, поглощавших том за томом книги китайских классиков и лучшие произведения мировой литературы, Горького и Золя, Диккенса и Уэллса, Анатоля Франса и О. Генри? Ведь теперь в Китае все эти произведения объявлены «ядовитыми травами», а те, кто их читает, — предателями Поднебесной. Китайцам нынче положено читать и перечитывать одну-единственную книжку: «Избранные цитаты из произведений Мао Цзэ-дуна». Можно себе представить, какой яростной чистке подверглась библиотека шанхайского Дворца культуры, который справедливо гордился ее директор...
Но вот, наконец, мы едем на фабрику. Предстоит сложный разговор — мне хочется разобраться в вопросе, который я никак не могу понять: как функционируют созданные недавно смешанные государственно-капиталистические предприятия. На этих предприятиях до сих пор орудуют капиталисты, которым они принадлежали, хотя теперь их именуют лишь техническими руководителями. И до сих пор на их долю приходится солидная часть доходов. Полностью национализированы лишь заводы и фабрики, принадлежавшие так называемой компрадорской буржуазии — той, которая наиболее активно сотрудничала с Чан Кай-ши и вместе с ним бежала на остров Тайвань.
Мне разрешено побывать на прядильной фабрике № 9. Она была построена еще в 1897 году неким Лу Хун-чженом, чиновником, накопившим денежки на службе при дворе императрицы и почувствовавшим тяготение к приумножению капитала на поприще коммерции и промышленности. В 1931 году фабрику перекупила компания «Новый Шанхай», расширявшая свое производство. Всеми делами этой компании заправлял старый Чжун Де-шэн, работавший заодно со своим братом Чжун Чун-цином. То был крупный делец, выбившийся из бухгалтеров и познавший искусство зарабатывать доллар на каждом долларе — для этого требовались лишь жестокость и бессердечие.
Шесть тысяч рабочих фабрики номер девять не умирали с голоду, но и не жили жизнью людей. В их хилых телах едва теплилась жизнь. Зато компания «Новый Шанхай» преуспевала. Она добилась бы еще большего, если не японская оккупация — японские капиталисты не терпели китайских конкурентов, и метод военного подавления был наиболее простым и удобным...
Но что же произошло потом, когда свершилась революция? И какова сейчас роль капиталистов на этом предприятии?
Мы сидим за большим столом, покрытым белой скатертью. Дымятся аппетитным паром ставшие уже привычными большие чашки с зеленым чаем. Двое руководителей фабрики — заместитель секретаря партийного комитета Ян Хан-пин и один из директоров — Цай Цзу-сян с помощью двух переводчиц (одна говорит на пекинском, а другая на шанхайском диалекте, идет двойной перевод: с шанхайского на пекинский и с пекинского на русский!) пытаются дать мне необходимые разъяснения. Мои собеседники то и дело заглядывают в лежащие перед ними памятные записки, испещренные синими и красными иероглифами, — их основательно подготовили и вооружили аргументацией для беседы с гостем из СССР. И все же мы продвигаемся вперед очень медленно.
Я спрашиваю, легко ли было найти общий язык с капиталистами? Ян Хан-пин, худощавый, скуластый, переглядывается со степенным, очкастым Цай Цзу-сяном.
— Как сказать...
Я вспоминаю фотографию, висящую на выставке во Дворце культуры: работницы телами своими преграждают путь гоминдановскому броневику, врывающемуся на заводской двор... Это было здесь? Конечно, здесь. И всего лишь восемь лет назад — второго февраля 1948 года. Хозяева призвали войска для подавления забастовки. И Гу Шу-чжен — одна из нынешних заместителей директора — была в числе тех, кто останавливали этот броневик. Она работала с одиннадцати лет на фабрике и в партию вступила еще в подполье. Тогда погибли ее три подруги. Сотни работниц и рабочих были ранены. Четыреста человек подверглись аресту, семьсот были уволены... Рабочие пытались вести переговоры с хозяевами фабрики. Они просили немного риса и угля. Один из хозяев — Чжан Гун издевательски сказал: «Вы хотите риса? Рисовые поля находятся возле города Уси и еще не засеяны. Вы хотите угля? Уголь лежит под землей возле Нанкина, и его еще не добыли. До свиданья!»
А теперь капиталист Чжан Гун работает на этой же фабрике главным инженером, и Гуй Шу-чжен, отвечающая за производственный отдел, должна вместе с ним решать фабричные дела.
Дирекция фабрики состоит из представителей коммунистической партии и государства с одной стороны, и капиталистов — с другой. От партии и государства выступают Ян Чжу-эй, вчерашний армейский политработник; Гуй Шу-чжен — старая текстильщица; Цай Цзу-сян — техник, кончивший универстиет при Чан Кай-ши и работавший на фабрике с 1943 года. А капиталисты кто? У Чжун-и — сын одного из главных акционеров компании, бежавшего с чанкайшистами в Гонконг; уже известный нам Чжан Гун, работающий его заместителем Пан Сян-дэ и Чжун Чжен-гу — этот ведет финансовые и хозяйственные дела. И все они в прошлом жестокие эксплуататоры — на сей счет нет никаких иллюзий...
Вот так и выглядит это смешанное единое руководство фабрики № 9, столь непривычное и даже непонятное на взгляд человека, который еще не окунулся в здешнюю специфику.
Все началось с того, что когда в Шанхай пришла Народно-освободительная армия, ее командование предложило капиталистам немедленно пустить в ход свои заводы и фабрики. То было трудное время, приказ командования был вполне объясним: требовалось как можно быстрее обеспечить рабочих работой и заработком, как можно скорее возобновить производство. В таких условиях подобное решение вполне оправданно. Но не слишком ли затянулось это — поначалу, видимо, бывшее необходимым — сотрудничество с капиталистами?
Хозяева фабрик поначалу тревожились. Одни говорили: еще немного, и нам отрубят головы. Другие были настроены менее мрачно: они считали, что их посадят в тюрьму. Третьи разводили руками: никогда не догадаешься заранее, что придумают новые власти, — надо подождать и посмотреть, а пока что пусть крутятся станки и в кассу поступают деньги.
Но вот прошел год, прошел второй, прошел третий, — ничто не менялось. Дела у хозяев фабрики № 9 шли неплохо. В 1951 году они получили уже 660 тысяч юаней прибыли, год спустя прибыли поднялись до 3220 тысяч юаней. Хозяева воспряли духом. Больше того, они начали понемножку наглеть. Их уже не устраивал установленный властями порядок распределения доходов: им стало казаться, что власти ущемляют их права, требуя, чтобы часть прибылей шла на новое строительство, на ремонт оборудования, на уплату налогов и — подумать только! — на улучшение быта рабочих.
И капиталисты занялись хитрыми махинациями — они скрывали доходы, продавали хорошее сырье, полученное от государства, на черном рынке, а взамен его пускали в работу гнилье. Власти ответили на это «кампанией борьбы», оставив тем не менее и на этот раз капиталистов хозяевами своих предприятий.
Я слыхал об этой знаменитой «кампании борьбы», но мне захотелось наглядно представить себе, как происходили события — не в общем и целом, а на этой вот, отдельно взятой, фабрике. Поэтому я попросил своих собеседников подробно рассказать мне, как же шла борьба против «пяти зол».
— Вы помните, конечно, о чем шла речь, — начал Ян Хан-пин. Загибая пальцы, он считал: — Уклонение от уплаты налогов — раз, хищение государственной собственности — два, недобросовестное выполнение государственных заказов — три, хищение государственной экономической информации и использование ее в целях спекуляции — четыре, подкуп государственных кадров — пять... Ну так вот, наши господа, совершая эти пять зол, положили в свои карманы за счет государства ни много ни мало — девятьсот восемьдесят тысяч юаней.
— Можете себе представить, с каким энтузиазмом начали их разоблачать наши рабочие, — перебил его Цай Цзу-сян. — Они ведь ничего не забыли — ни того, как над ними издевались хозяева раньше, ни танков, которые те ввели на заводской двор в сорок восьмом году...