Когда мы летели на Запад, все было тихо, и иногда можно было подумать, что атлантическая цивилизация — это не миф, а реальность, освященная четырнадцатью годами существования военного, экономического, политического и духовного союза. Один из моих коллег, вновь передумывая на свой манер древний миф о похищении Европы, написал как-то, что эту классическую красавицу увез на своей широкой спине рогатый бык из Бонна. Я все же склонен думать, что виновник сего преступного покушения — американский бизон. Во всяком случае, в двадцатых числах октября одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года стороннему наблюдателю показалось бы, что по обе стороны океана течет одна и та же жизнь, господствуют те же заботы, те же интересы, проповедуются те же духовные ценности, если их только можно назвать ценностями.
В самом модном и изысканном театре Нью-Йорка «Феникс», куда принято приглашать иностранных гостей, нам показали пьесу Артура Копитса с длинным и вполне отвечающим ее содержанию названием: «Папа, бедный папа, мамочка повесила тебя в шкафу и мне так жаль тебя!» (героиня этой пьесы повсюду возит за собой труп удавленного ею мужа, и он вываливается из шкафа прямо на кровать гостиничного номера, на которой ее сын душит свою подругу). В Париже шел «Концерт для Деревянной головы с оркестром» — некий Жак Перро выстукивал молоточком по своему прочному черепу «Погребальный танец» в сопровождении рояля, ксилофона, контрабаса и скрипок, поясняя слушателям: «В сухую погоду мне удается взять три с половиной октавы, а в сырую — только одну». Нью-йоркские экономисты задумчиво разглядывали колеблющиеся и неуклонно сползающие вниз графики промышленного производства и занятости, а в Париже генеральный докладчик сената по бюджету седовласый экономист Марсель Пелленк угрюмо анализировал далеко не блестящие итоги последних четырех лет экономического развития Франции.
И в США и во Франции шла предвыборная кампания. В Нью-Йорке улыбающийся до ушей миллионер республиканец с шумом и гамом вел войну против улыбающегося до ушей миллионера демократа, прибегая к таким эксцентричным и некрасивым приемам, что французская журналистка Мишель Мансо писала: «Кто не видел никогда американской избирательной кампании, тот никогда не узнает, как низко может опуститься человек, чтобы подняться к власти». В Париже кипели настоящие политические страсти.
Группа советских общественных деятелей во главе с академиком Евгением Константиновичем Федоровым прилетела за океан, чтобы встретиться с американскими коллегами. Из Нью-Йорка мы вместе с ними выехали на автобусе в тихий маленький городок Эндовер, лежащий в дальнем углу штата Массачузетс. Там, по соседству с домиком писательницы Бичер-Стоу, в старой средней школе, где бывал еще Джордж Вашингтон в годы борьбы за независимость североамериканских колоний Великобритании, мы и начали свою дискуссию на темы, в равной мере волнующие как нас, так и американцев, да и всех людей на Земле: как преодолеть угрозу войны, как обеспечить соблюдение мирового порядка, как укрепить мир.
Это была уже третья встреча такого рода — первая состоялась в Соединенных Штатах несколько лет тому назад, вторая была у нас в Крыму, и вот теперь — Эндовер. Нас многое еще разъединяло, но были и такие вопросы, в которых наши взгляды совпадали. Здесь собрались самые разные люди: ученые, писатели, банкиры, журналисты, адвокаты, профессора; в один из дней к нам приехал небезызвестный банкир Дэвид Рокфеллер — обычно он занимается бизнесом, пока его братья делают политику, но и ему политика не чужда. Естественно, что поиски общих точек зрения в такой аудитории были не простым делом, но все же дискуссии помогали участникам встречи лучше понять позиции друг друга.
Наши собеседники удовлетворенно говорили: очень хорошо, что мы встретились в такое удачное время — все спокойно, нет той напряженной обстановки, которая так сильно мешала подобным встречам в прошлом... И вдруг рано утром 22 октября, когда мы допивали кофе, собираясь на очередное заседание, один из американцев быстрыми шагами подошел к нашему столику и показал только что полученный номер «Нью-Йорк геральд трибюн» с жирным заголовком через всю первую полосу: «Что-то варится на кухне столицы». Ниже я прочитал: «Все указывает на то, что готовятся какие-то действия против Кубы».
Что бы это могло означать? Наш коллега пожал плечами: ничего не понять... Говорят, буквально на днях работники госдепартамента рекомендовали редакторам газет не шуметь насчет Кубы. Все поняли это как указание на то, что предстоит спокойный период. И вот... Впрочем, быть может, это просто проявление злой воли со стороны редактора «Нью-Йорк геральд трибюн»? Ведь это газета республиканцев, она всегда рада затеять какую-нибудь морально-политическую диверсию, чтобы насолить демократам!
Нет, пожалуй, дело обстоит гораздо серьезнее. Недаром президент внезапно прервал предвыборную поездку и внезапно вернулся в Вашингтон; недаром в часы уик-энда, когда в американской столице обычно хоть шаром покати, в Белом доме, в госдепартаменте и Пентагоне шла напряженная работа и даже ночью огни горели во всех окнах. Да, действительно, «что-то варится на кухне столицы»...
И вот уже новости хлынули, как водопад. Каждый час приходили газеты с заголовками один крупнее другого. По радио сообщали о переброске американских войск в Гуантанамо, с выходе американских кораблей к берегам Кубы, о сосредоточении американской авиации во Флориде. Мы спросили американских коллег, что все это значит. Они растерянно разводили руками: «Вечером выступит президент, он все разъяснит».
Теперь уже всему миру известно, что сказал и что сделал в тот вечер президент Кеннеди. Воспользовавшись в качестве предлога тем фактом, что Советский Союз оказал Кубе существенную помощь вооружением перед лицом готовившейся против нее интервенции, о которой американская печать писала открыто, он отдал приказ о блокаде Кубы и привел в боевую готовность все вооруженные силы США во всем мире, включая Западный Берлин, выступил с угрозой по адресу Кубы и Советского Союза, и человечество оказалось на грани третьей мировой войны.
Здравомыслящих людей Соединенных Штатов уже давно беспокоило безудержное скольжение их страны к этой грани. Нам вспомнилось, как на пути в США в самолете мы прочли в журнале «Сатердэй ивнинг пост» отрывки из только что вышедшего, но уже ставшего самым популярным произведением года романа «У последней черты». Его написали два профессора — Юджин Бардик и Харвэй Уилер. В романе рассказывалось о том, что может произойти, если выйдет из строя ничтожная деталь электронного аппарата, поддерживающего связь с американскими ядерными бомбардировщиками, которые патрулируют у «последней черты» на подступах к Советскому Союзу: они могут устремиться вперед, и возникнет война в силу случайности. Сойдя с самолета в Нью-Йорке, мы прочли в газете авторитетное разъяснение представителя Пентагона, что этого не может быть. Но прошло лишь несколько дней и ошеломленная Америка услышала из уст своего президента, что «это может быть» и притом не в силу случайности, а по заранее обдуманному плану.
Перед участниками встречи в Эндовере встал неизбежный вопрос: как быть дальше? Продолжать свои дискуссии или же молча разъехаться в разные стороны? Казалось бы, напрашивалось второе решение — что уж тут разговаривать, когда «последняя черта» вот-вот будет перейдена. И все же восторжествовало другое решение.
«Я спрашиваю американских коллег, кто за то, чтобы продолжать работу?» — спросил бледный от волнения председательствующий Норман Казинс, редактор журнала «Сатердэй ревью», открывая чрезвычайное ночное заседание. Все американцы подняли руки. «Кто из советских коллег за то, чтобы продолжать работу?» И мы все также подняли руки. Дискуссии продолжались, и, естественно, теперь центром их были возможные пути урегулирования кризиса в Карибском море. Конечно, дискуссии эти не могли оказать реального влияния на ход грозных событий, за которыми в те дни следил весь мир, затаив дыхание. Но было нечто символическое в том, что именно в эту пору группа советских людей и группа американцев продолжают свой неофициальный разговор и каждый по-своему, каждый со своих позиций ищет решения общей задачи: как сохранить мир, как остановить опасное скольжение к войне.
И еще одно поучительное обстоятельство: именно в эти дни нас, советских участников встречи, особенно радушно принимали в своих домах американцы. По вечерам мы бывали в гостях у преподавателей Эндоверской школы, заходили в общежития школьников, ездили в гости к профессорам расположенного неподалеку Гарвардского университета и повсюду слышали: «Как хорошо все-таки, что даже в эти сумасшедшие дни наши контакты не прерываются... Не уезжайте, господа! Пока советские люди находятся здесь, а американцы в Советском Союзе, еще не все потеряно...»
Эти люди не хотели войны так же, как и мы, и они хотели верить, что худшего удастся избежать, что хотя бы в последнюю минуту катастрофа будет предотвращена. Вера в миролюбие Советского Союза продолжала жить, невзирая на то, что в эти дни антисоветская пропаганда достигла еще небывалых размеров, и американские газеты, радио, телевидение целиком были мобилизованы на решение самой подлой задачи, какая когда-либо им поручалась: они должны были оглушить американцев, ввергнуть их в водоворот шовинизма, заставить их забыть, какому колоссальному риску подвергаются они. Газеты вопили: «Вторжение на Кубу неизбежно».
Улыбающимся до ушей кандидатам американской избирательной кампании пришлось потесниться на экранах телевизоров, уступив место генералам и репортерам, живописующим детали поспешно подготовлявшегося вторжения на Кубу. Правда, и это обстоятельство укладывалось в рамки избирательной кампании: оно должно было пойти на руку демократической партии, стремившейся привлечь избирателей на свою сторону демонстрацией твердолобой жестокости. Но в ход были пущены такие силы, которые могли вот-вот выйти из-под контроля и навлечь на весь мир нечто такое, перед чем кошмарные видения Апокалипсиса показались бы райской забавой. Верно, конечно, что в Соединенных Штатах отнюдь не чувствовалось единодушия и готовности очертя голову броситься в термоядерный омут. Я чувствовал это не только в Эндовере. Уже после того, как наши встречи закончились и мы по любезному приглашению ваших хозяев совершили поездку в Вашингтон, я видел, как в холодную осеннюю ночь мимо Белого дома шли и шли группы продрогших, но полных решимости выполнить свой гражданский долг до конца людей, прибывших из самых разных углов Америки. Они несли плакаты «Нет войне!», «Мы хотим спасти наших детей!», «Кубу — кубинцам!» и раздавали встречным людям листовки с призывом действовать во имя спасения мира. Правда, там же, перед Белым домом, я видел молодчиков зверского вида с палками через плечо, на которых болтались сфабрикованные какой-то предприимчивой фирмой бумажные черепа с лаконичной надписью на лбу: «Куба». Они тоже несли плакаты: «Джон, вторга