А пока все собирались, Кутузов размышлял над запретом Стаса. Нельзя, видите ли, идти к Гугуре! Нельзя вернуть украденное. Ничего нельзя. Напишем заявление в полицию, пообещал Стас, там разберутся, что к чему! Без самодеятельности, слышали?..
Оно и правда, раскидывал мозгами Кутузов, не пойдём же мы к вору в двери стучать: извините за непрошеный визит, просим прощения, не могли бы вы вернуть украденные дощечки?!
– Я сейчас, – кашлянул Кутузов. – Вспомнил, где забыл одну вещь.
И бегом к ветеринару:
– Здрасте!
– О, кот-детектив! Приветствую, дружище!
– Можно от вас позвонить? Конфиденциальный разговор! То есть секретный…
– Я всё понимаю… – прошептал ветеринар, – вот телефон, – и вышел на цыпочках.
Кутузов набрал номер мобилки Баронессы:
– Баронесса, это я. Есть возможность сьоня вернуть наши картины. Хочу спросить разрешения. Дай трубку Стасу.
Подождал несколько секунд, услышал голос парня и произнёс беззаботно:
– Стас, я в доме напротив, у ветврача. Тут народ интересуется, откроется ли до осени наша кафешка.
– Ну да.
– Можно прям так и говорить?
– Конечно, можно.
– Спасибо. Дай трубку Баронессе на два слова.
И лысой кошке, еле сдерживая радость:
– Слышала? Все слышали? Стас дал добро.
Глава 13
Кутузов вернулся к кошачьей ватаге, только завидев, как отъезжает автомобиль. Стас с Ларисой и несколькими котами в салоне проехали мимо.
– Не успел! – вбежал он на веранду, изобразив на морде сожаление. – Эх, не успел. Хотел пожелать удачи. Ну да ладно. Так что, махнём к Гугуре в гости? Стас дал зелёный свет, вы же слышали. Кто со мной?
Первым вызвался Оборвыш. За ним Шпондермен, Сарделькин, Вертун и Степик.
– Хорош-хорош! – притормозил остальных Кутузов. – Больше не надо.
Нашли длинную веревку и скатерть. Крепкую, льняную. Пригодится.
Успех операции зависел от тщательно разработанного плана и его молниеносного воплощения в жизнь. План следующий: Степик там, где наблюдательный пункт, на дереве, – следит, чтобы никто не шёл. Вертун на крыше отвечает за надёжность узла на верёвке. Кутузов и Оборвыш спускаются по верёвке к окну Гугуры. Вертун отвязывает верёвку. Шпондермен и Сарделькин ждут со свёрнутой скатертью внизу. Главные роли – у Кутузова с Оборвышем. Они проникают в помещение через форточку, втягивают картины на подоконник и сбрасывают их вниз. Шпондермен и Сарделькин, а также Степик и Вертун, вернувшись со своих постов, стоят внизу и, растянув скатерть за углы, ловят в неё все восемь дощечек, одну за другой. А потом и Кутузова с Оборвышем.
Отличный план. Всё просто. Раз-два – и готово.
Внимание! Все на местах. Степик на дереве. Вертун на крыше, возле верёвки с узлом. Шпондермен и Сарделькин на земле, в кустах. Степик подаёт сигнал: нет никого! Начали!
Оборвыш первым спускается с крыши по верёвке, за ним – Кутузов. Дёргают за верёвку – это сигнал для Вертуна: отцепляй. Верёвка змеёй летит в траву. Первый уровень пройден.
Кутузов с Оборвышем пролазят в приоткрытую форточку. Вот эта комната, где Гугура рассматривал их картины. Но где же картины? Вот это сюрприз. Нигде не видно. Неужели Гугура их куда-то унёс? Этого только не хватало.
Из прихожей доносится собачье похрапывание. Кот, наверное, тоже где-то спит, но тихо. Оборвыш с Кутузовым обшаривают всю комнату, ищут под кроватью, на полках, на столе. Нигде ничего. А что за ящик на полу?
Заглядывают внутрь и молча сводят правые передние лапки в победном жесте: нашли! Тащат первую дощечку на подоконник, пытаясь делать это бесшумно. Подают сигнал вниз: принимайте первую ласточку. Дощечка летит на середину растянутой скатерти. Подпрыгивает, как на батуте. Отлично!
Продуманный механизм возврата картин работает как часы. Оборвыш с Кутузовым носят картины, сбрасывают вниз. Остаётся последняя дощечка. Под ней, на дне ящика, лежит конверт, на нём надпись: «Ларисе», внизу: «От дедушки».
Ларисе? От дедушки?
Похрапывание в прихожей замолкает. Слышен раскатистый протяжный вздох: кхе-кхе-е-е… И звук когтей об пол: царап-царап, царап-царап. Кто-то шаркает в их сторону, всё ближе и ближе. Оборвыш в замешательстве озирается и видит на спинке кресла футболку. На футболке рисунок: морда злого пса, распахнутая пасть, ряды острых зубов. Оборвыш на Кутузова – зырк. Тот всё понял. Сдёрнули футболку, запрыгнули внутрь. Ворот футболки перетащили под себя, в дырку сунули все лапы. А на морды натянули собачий портрет вверх тормашками. И от этого он стал ещё более устрашающим!
В это мгновение на пороге комнаты застыл пёс Гугуры. Вздохи оборвались. Страшилище восьмилапое как зарычит на него! Пёс заскулил, поджал хвост. А Оборвыш с Кутузовым дурными голосами загудели: «Ко-то-пёс!!! Что принёс?!»
Пса как ветром сдуло. Что-то загремело в глубине квартиры, кажется, кастрюли с полок попадали.
Коты сбросили с себя футболку, еле выпутались из неё. Конверт – хвать! Последнюю картину – хвать! И в окно.
– Ты прыгай, а я сейчас! – вспомнил что-то Оборвыш.
И назад, в комнату. Схватил лист бумаги, ручку, накарябал записку:
Оставил её Гугуре на столе.
Запрыгнул на подоконник. Глянул вниз, а Кутузов уже выбирается из натянутой скатерти. Машет лапой: прыгай! Оборвыш оттолкнулся от подоконника и ощутил сердце прямо в горле – в себя пришёл на земле. За доски – и дёру!
За углом остановились отдышаться. А это кто на хвосте? Какой-то котёнок. Бежал последним, глаза выпучив. Налетел на Сарделькина, дрожит, жмётся к нему.
– Кто такой? Чего здесь?
– А шо? Вы побежали, и я побежала. Кто там за нами гнался, а?
– Никто пока! А ты кто такая? Где живёшь?
– В кусте смородины. А шо?
– Зачем за нами увязалась?
– Испугалась, а шо… Возьмите меня с собой.
– Как тебя зовут, рыбка-прилипала?
– Да нет. Никто никак не зовёт. Я ничья. А шо?
– Тогда будешь Ашоней. Нормальное имя? Ашоня! Тебе идёт.
– А шо, вроде ничего…
На веранде кофейни котов встречали как героев. И доски с ними, и котёнок Ашоня. Теперь их снова тридцать шесть и шесть. Отдышались, переглянулись – и давай хохотать. Отделались лёгким испугом. Собачьим! Вот уж напугали того воришку так напугали…
– У тебя серёжка расстегнулась! – потыкал лапой Кутузов Оборвышу прямо в ухо.
Тот отпрянул, поправил серёжку:
– А у тебя повязка сползла.
Глава 14
Подвальная экспедиция осторожно продвигалась вперёд. Тускло светила одна-единственная лампочка, и пахло проросшей картошкой. Дощечки долго искать не пришлось – они лежали на стопке старых журналов. Обычные дощечки, старые паркетины. Ничего особенного. Может, это не они?
– Посветите фонариком. Они-они, – заверила Лариса, стерев с деревяшек пыль.
– А в банке что? Часом не солонина? – Колбаскин принюхался к закруткам.
– Старое солёное сало, – Лариса подхватила банку с полки. – Любишь такое? Забирай.
– Ещё бы не любить… – пробормотал Колбаскин.
Каждому досталось по дощечке, Стасу – две, а Колбаскину – банка с салом: он обхватил её лапами, нежно прижав к себе.
– У меня тут, кажется, буква «а» выжжена, – рассмотрел при тусклом свете Рыжий.
– Она не выжжена, – наклонился к нему Стас, – она химическим карандашом написана. На обороте паркетины. А у вас что?
– Тоже какие-то буквы.
– А у меня картинка.
– Пойдём на улицу, рассмотрим как следует.
Возвращались перепачканные в пыли, в паутине.
Лопоух шёл первым, Стас – последним. На выходе из подвала на маленького Лопоуха словно вихрь налетел. Чужой кот! Дерзкий кошак выбил дощечку из лап котёнка, выхватил вторую у растерянной Иветты – та лишь слабо пискнула и разжала лапки. А Кувырк сам выпустил свою ношу, грохнувшись на землю без сознания. Об него споткнулся Рыжий. Образовался затор – не пройти.
– Что там? – кричал из полумрака подвала Колбаскин. – Дайте выйти! Чуть банку из-за вас не разбил. Хорошо, что она на Кувырка упала!
А кошак тем временем дал дёру. Стас перепрыгнул через кучу-малу, за ним выбрались Колбаскин и Рыжий, да где там! Воришки уже и след простыл.
Не уберегли они три дощечки.
– Бу-бу-бу-бу-бу… – пробубнил Бубушка, потирая побитый бок.
– Всё пропало, – махнула хвостом Иветта. Кончики её ушей дрожали. – Теперь нам не узнать, что там было написано.
– А у тебя что было? На твоей дощечке?
– У меня «р», – всхлипнула Иветта.
– У меня ничего не было, – Лопоух поморгал. – Ничего. Ноль.
– А у меня был рисунок, – мяукнул Кувырк. – Только рисунок.
Кувырк оказался неплохим художником. Картинку он запомнил: дерево, жёлудь и ещё что-то непонятное. Вот такое. Он нарисовал палочкой на земле и дерево, и жёлудь, и ещё что-то.
– Какая-то кучка, – решил Бубушка.
– Кучка золота, я думаю, – проронил Колбаскин.
– А вот найдём и узнаем, что за кучка, – согласился Бубушка.
Переставляли в траве дощечки и так и эдак, вместо трех потерянных клали три бумажки: с буквой Р, пустую бумажку и бумажку с рисунком.
– Я тоже в детстве пыталась все это расшифровать, – Лариса склонилась над дощечками. – Но не смогла.
Да и правда какая-то ерунда получалась. Странные слова.
Например, ТРАГИК. Есть такое слово, но оно-то тут при чём? Какой трагик? Актер трагического амплуа, что ли? При чём тут он? Или такое слово: ИГРАКТ, какая-то игра. Или ИРКА ТГ. Кто такая Ирка и что такое ТГ? Или ещё такие слова: ГРИТКА, КРАГИТ, АГИТКР… Запутались коты в этих буквах.
– Там точно ничего не было, на твоей дощечке? – снова спросили Лопоуха.
– Ничего. Ноль. Там был ноль.
– Ноль? Вот такой бублик? Так это же… буква «о»!
– Не знаю! – отрезал Лопоух. – Мы учили цифры и считать, а не буквы и читать.
– Безобразие, – пробормотал Бубушка. – Как это мы недоглядели! Пора уже научить детей читать. Считают как профессора математики, а буква «о» для них – это ноль, и больше ничего. Где это видано?