Из больницы они сразу отправились на дачу. Надя сидела впереди, рядом с водителем и иногда едва заметно оборачивалась назад, чтобы посмотреть на родителей. Мама, положив голову на папино плечо, сидела с прикрытыми глазами, а папа легонько целовал ее пальцы.
Надя не могла на это смотреть: очень щемило сердце.
Спокойная, а оттого счастливая неделя на даче подходила к концу. До последнего звонка оставалась пара недель, как и до первого экзамена. От Дашиных сообщений: «Мы уже репетируем вальс, где ты пропадаешь?» – не было отбоя. Дольше Надя не могла себе позволить «пропадать».
Мама первое время была плоха: лежала в кровати и иногда спускалась на кухню, чтобы попробовать кашу, приготовленную Надей. Только через несколько дней она стала ходить по участку, сидеть на скамеечке около пруда и иногда улыбаться шуткам папы.
Надя думала, что папа уедет в город работать, не станет жить на даче, и очень удивилась, когда он достал из багажника сумку со своими вещами. Чуть позже Надя даже обрадовалась, что папа никуда не уехал. Она, совсем еще девочка, не сумела бы помочь маме пережить такое несчастье, как потеря ребенка. Глядя на фигурки родителей, гуляющих около пруда, Надя думала: «А ведь он правда ее любит. Зачем же тогда смотрит на других? Может, в этом нет ничего такого? – Надя покачала головой, не соглашаясь сама с собой. – Нет! Я не смогла бы, если бы мой любимый… Но ведь судят по поступкам, а не по взглядам. А по поступкам – папа дежурил сутками в больнице, пока мамино состояние не нормализовалось. Нет, не знаю!» – Надя запуталась в своих же правилах, которые считала непреложными и железными, идеальными и высокоморальными; правилах, которых, как она считала, необходимо придерживаться всем. А потом вдруг неожиданной молнией вспыхнул другой вопрос: что мне делать, когда я увижу Пашу? Ее сердце забилось, словно чего-то испугавшись. После того случая в библиотеке они не виделись, наступили выходные, а потом Надя с папой забрали маму и уехали на дачу. Он целовал меня – не в губы, но и не по-дружески. А я что? Чувствовала, что мне приятно. Паша! В голове мигом пронеслись моменты, связанные с ним. А ведь он ради меня сбегал за кофе и круассаном! «Паша, Паша, – стоило несколько раз в мыслях произнести его имя, как тут же захотелось улыбнуться. – Хочу его увидеть!»
Когда Надя призналась себе в своих робких чувствах, неделя стала тянуться изматывающе медленно. И вот наконец настал день отъезда.
– Что, мамуль? – Надя вошла в дом и остановилась в гостиной.
Мама сидела на диване с чашкой успокоительного чая.
– Не забудь взять учебники.
– Уже положила, не переживай.
Надя прилегла на диван, с детской, еще не утраченной непосредственностью, положила голову маме на колени, а ее, мамину, ладонь себе на лицо, мол, гладь. Мама нежно улыбнулась.
– Попозируешь мне дома? Хочу нарисовать твой портрет. Портрет моей маленькой доченьки. У тебя такой прелестный возраст, видела бы ты себя со стороны. Загляденье! Хочу запечатлеть…
– Мам, уже давно для этого изобрели фотоаппарат, – сказала Надя, с наслаждением ощущая прохладные мамины пальцы в своих волосах.
– Ну что мне фотоаппарат? В портрете больше души.
– Портрет Дориана Грея, – зачем-то сказала Надя и ойкнула, когда мама легонько дернула ее за волосы. – За что?
– А зачем язвишь?
Надя нахмурилась, и мама принялась разглаживать большим пальцем ей лоб.
– Ну что, едем? – в гостиной появился папа.
– Едем!
Надя нехотя поднялась, в последний раз оглядела дом, пока папа уносил сумки в машину, и в обнимку с мамой вышла на улицу.
«Завтра увижу Пашу…» – думала она всю дорогу до города и перед сном.
Секретарь директора посмотрела на Пашу опасливо: никак не могла простить надругательства над фикусом.
– Так он у себя? Можно? – еще раз спросил Паша.
– Можно-можно! Тебя попробуй не впустить! – «Молодой человек» и вежливое «вы» уже давно были забыты.
В директорском кабинете Паша просидел больше часа (учеба у него начиналась со второго урока), и, когда прозвенел звонок, оповещающий о конце первой перемены, он стал подниматься со стула. Директор, все это время молча читавший почти готовый доклад, посмотрел на него поверх очков:
– Тебе пора?
– Да, физра.
– Ты экзамен по ней сдаешь?
– Нет!
– Ну и сиди тогда. Физра в одиннадцатом классе в мае – чего смеяться-то?
Паша с удивлением посмотрел на директора, но опустился снова на стул.
В тишине они провели еще полчаса, а потом директор, кашлянув, сказал:
– К Гарварду готов?
– Вы считаете…
– Отличный доклад, отличный! Только почему без вывода? К чему опыт-то привел?
Паша как-то особенно горько хмыкнул:
– Пока непонятно. Опыт немного вышел из-под контроля.
– Ну неожиданный результат – это тоже результат. Дописывай заключение, шлифуй основную часть, поподробнее распиши точку «А», с чего начинались отношения участников эксперимента, и можно заканчивать.
Из кабинета Паша вышел в смешанных чувствах. «Вот, твои усилия оценили! Радуйся!» А радоваться, по его мнению, было нечему. Очевидную склонность Нади и Димы друг к другу он наблюдал всю позапрошлую неделю. Ему бы не мешать им и смотреть, как естественным путем, после заданных вопросов, они придут к тому, чего он от них и добивался: к любви. Но Паша не мог просто смотреть! И не хотел он, чтобы эксперимент его удался. Уже не хотел. Хотел только Надю увидеть и тепло в ее глазах. После того что он позволил себе в библиотеке, она мягко отстранилась и ушла домой, так и не взглянув на него, и сейчас больше всего на свете Паша боялся встретиться с ней. «Идиот ты, Ларин, идиот! Сам наслушался ответов и поплыл! Еще и ее запутал! Надо успокоиться, просто успокоиться, – думал он, идя по коридору. – Поступить разумно. Не лезть и смотреть. Наблюдать! Ты же ученый, вот и наблюдай! И когда они с Димой окончательно сойдутся, допишешь доклад, победишь в конкурсе и уедешь в Гарвард. Будешь далеко-далеко от Нади, и Димы, и всех-всех- всех».
«Все» в Пашином понимании – это семья. Отец отошел от того случайного удара и снова стал самим собой. Но пошел на компромисс, который предложила мама, собрав их за обеденным столом: если Пашин доклад войдет хотя бы в топ лучших или же победит, они не станут мешать ему искать себя в науке.
«Просто веди себя как ученый и наблюдай. Доклад. Он важнее каких-то школьных чувств!» – решил он для себя, а потом вдруг темноволосая девочка, поворачивающая из-за угла, напомнила ему Надю, и, не успев толком подумать, он открыл первую попавшуюся дверь и нырнул в пустой кабинет. Сердце билось, как будто он только что страшно испугался.
Надя обернулась, когда ее окликнула Даша Семенова.
– Только не говори, что мы опять опаздываем, – сказала Надя.
– Да нет, я просто думала, что сегодня к первому, поэтому пришла вовремя ко второму.
– Тебе сложно следить за временем?
– Да брось! – Даша разозлилась. – Хватит меня контролировать. Почему ты постоянно пытаешься дотянуть меня до каких-то стандартов? – Девочки вошли в школу и остановились в холле первого этажа. – Я опоздунья! Я такая все то время, что ты меня знаешь. И за шесть лет нашего знакомства, Надь, ты ни разу не упустила случая упрекнуть меня за это! Шесть лет! – еще раз повторила она. – Хватит от меня требовать идеальности. Если уж себя мучаешь, так отстань от других!
Надя растерялась. Все слова вылетели из головы, оставалось только удивленно смотреть в спину удаляющейся Даши. Никогда она не видела ее такой разъяренной и серьезной. Тряхнув головой и подавив запоздалое возмущение из-за тона Семеновой, Надя подошла к турникетам и вздохнула, приготовившись доказывать вечно с похмелья дяде Вове, что ей ко второму. Когда кресты мгновенно сменились зелеными галочками и никаких дополнительных вопросов не последовало, Надя удивленно посмотрела туда, где обычно сидел охранник. Это был не дядя Вова, а другой, который иногда заменял его. «Ну и хорошо, ну и славно, хоть красный нос не портит вид!»
– Надежда! Ну чего ты встала, мешаешь людям тянуться к знаниям! – услышала она позади и повернулась к Диме.
– Привет!
– Привет-привет! – Он легонько прикоснулся к ее спине, давая понять, что ей нужно уйти с прохода. Надя прислушалась к себе. «Вот он дотронулся, и ничего. Ни-че-го! Я и не вспомнила о нем за эту неделю ни разу. Смотрю в его улыбчивые глаза, вижу в них то же, что видела пару недель назад, а сердце уже не стучит так, как тогда. Прошло, все прошло! Как наваждение, честное слово», – думала она, пока они шли к спортивному залу.
Когда прозвенел звонок на урок, Надя затаила дыхание. Вот-вот из раздевалки мальчиков должен выйти Паша. Когда последний ее одноклассник встал в шеренгу и учитель стал рассказывать, что их ждет в ближайшие сорок минут, Надя продолжала ждать.
На урок Паша не пришел. «Где он?» – расстроенно думала она уже после звонка, поправляя юбку и застегивая пуговицы рубашки в раздевалке.
В кабинет литературы Надя с Димой шли вместе. Смеялись, разговаривали, но Дима казался рассеянным, он вглядывался в учеников, идущих навстречу. Когда они проходили мимо компании ребят из параллельного одиннадцатого класса, Дима сказал Наде:
– Так, Надежда, меня не жди! – И мигом исчез.
Конечно, Надя повернулась, чтобы посмотреть, к кому подошел Дима. «Ну это всегда было очевидно», – улыбнулась она, когда увидела, как робко Вера заправила прядь волос за ухо и как нежно Дима взял ее за руку.
Вдруг из-за поворота вышел Паша. Он шел быстро, а заметив ее, сбавил шаг и как будто даже хотел развернуться. Надя нахмурилась. «Все не так», – сердце уже чувствовало, что зря она думала о Паше перед сном.
– Привет, – неуверенно поздоровалась Надя.
– Привет, как дела?
«Неужели ты хотел сказать мне именно это при встрече?» – Наде хотелось кричать, но она только поджала губы и быстро взяла себя в руки, убрав из взгляда нежность и уязвимость.
– Нормально.