– Плохо уравновешена, – сказала Тами. – И остругана плохо, не туда полетит, куда я целить буду.
– Как вам будет угодно за ваши деньги, – как ни в чем не бывало сказал хозяин и принес новую стрелу.
Вот эта Тами полностью устроила. А ведь она разбирается, с некоторым удивлением подумал Тарик. Интересный все-таки край – Гаральян… В городе девчонок, хорошо стреляющих из лука, по пальцам пересчитать можно, вон Данка неплохо дерется и крутит рукопашку, но с луком у нее обстоит не лучшим образом, сама признает, да и другие Пантерки мастерством не блещут…
Тами не торопилась вскидывать лук, стояла, глядя на уступчатую полку с призами, стоявшую на столбике справа. На нижней, самой длинной, – всякая дешевая мелочь вроде гребешков, глиняных чарок и складешков самой простой работы; на второй, покороче, – все то же самое, но гораздо красивее: и гребни фигурные, костяные, и рукоятки складешков узорчатые, и чарки в скрещенных стрелах; на третьей, еще короче, – те же вещички еще подороже; наконец, на самой высокой и самой коротенькой – вовсе уж роскошный складешок с изукрашенной рукояткой и золотыми узорами на хищно выгнутом (однако дозволенной длины) лезвии. Похоже, настоящая работа читерленских оружейников, оценил Тарик, – в столичных лавках таких почти не бывает и ломят за них сумасшедшую цену. Тарик видел его уже третью ярмарку, но выиграть никогда не пытался, признавая в глубине души, что не сумеет (да и не видел ни разу, чтобы кто-то рисковал: стрельбище – единственное место на ярмарке, где дозволяются насмешки в голос, причем задираться из-за них категорически неполитесно, это все знают).
Тами повернулась к хозяину и спросила:
– А вон тот красивый ножичек на самом верху и есть самый главный приз, я правильно поняла?
– Совершенно правильно, девичелла, – ответил хозяин вежливо, но тем тоном, каким говорят с маленькими детьми, щенятами и котятами. – Однако должен заметить, приз с условием.
– И каким? – вроде бы ничуть не заметив преувеличенной ласковости тона, делавшей его насмешкой, спросила Тами.
– Не просто сбить три корзинки, а сбить со всей возможной быстротой, что означает…
– Я знаю, что это означает, – не моргнув глазом, безмятежно заявила Тами. – Тогда уж, чтобы все было по правилам, подайте мне и колчан, у вас их дюжина висит.
Раздался смешок, но какой-то короткий и неуверенный. Вот тут на лице хозяина отразилось некое раздумье, но он тут же прошел к столбику, где и в самом деле висела на гвоздиках добрая дюжина небольших, на три стрелы, колчанов, принес один Тами. Она его придирчиво осмотрела, подергала ремешки, проверяя на прочность, удовлетворенно кивнула, аккуратно вложила туда стрелы и надела колчан так, что оперение стрел торчало над ее правым плечом. Когда она (а ведь умело!) застегивала пряжки, закинув обе руки за плечо, яблочки очень волнительно приподнялись под тонким шелком, и хозяин откровенно огладил ее масленым взглядом (он был моложе Тарикова папани и чем-то неуловимо напоминал ухаря Фишту), притворившись, что не заметил хмурого взгляда Тарика.
Тарик затаил дыхание. Он прекрасно знал, что такое «стрельба с быстротой», и яростно жаждал, чтобы Тами не оконфузилась, – очень уж непростое дело… Покосившись вправо-влево, отметил, что никто из получивших уже стрелы не накладывает их на тетиву, все уставились на Тами – кто с нешуточным любопытством, кто, по рожам видно, приготовился насмешничать в голос, если у нее не получится.
Как полагается, Тами звонко воскликнула:
– Я стреляю!
Упала та тишина, которую зовут гробовой. Тами вскинула лук, бросила правую руку к плечу…
Вжих! Вжих! Вжих! Трижды прозвенела тетива, стрелы метнулись так, что едва не касались друг друга наконечниками, с невероятной быстротой, – и пронзенные ими корзиночки кувыркнулись со столбиков едва ли не одновременно. Кто-то длинно удивленно свистнул, кто-то по-бабьи охнул, а молодой дворянин испустил восторженный вопль. Опустившая лук Тами невозмутимо поинтересовалась у хозяина:
– Кажется, все условия соблюдены?
– Без сомнения… – протянул хозяин с растерянным, да что там, скорбным видом. – Но с другой стороны… Вы ведь в некотором роде… девичелла…
Ледяным тоном Тами осведомилась:
– Есть запрет для женщин участвовать в стрельбе? Вы ни о чем таком меня не предупредили…
– Кончай вилять, прохиндей! – прикрикнул молодой дворянин. – Быстренько неси барышне приз, она его честно выиграла!
Все остальные, сколько их ни было, поддержали его одобрительными возгласами – ну да, на любых ярмарочных увеселениях, где разыгрываются призы, зрители страшно рады проигрышу владельца. С вовсе уж убитым видом хозяин принес складешок, подал его обеими руками, печально бормоча:
– Три ярмарки пролежал на своем месте, а едва началась четвертая – нате вам…
Быть может, дело не в деньгах – не состояние, в самом деле, – а в этакой чести ремесла, многим занятиям свойственной, да еще то, что приз пришлось отдать девчонке. Тарик пригляделся – действительно, отличная работа, вот и знаменитое клеймо читерленских оружейников: рука с мечом и снежинка. Фальшивку не подсунет – за такое бьют плетьми и навечно лишают права участвовать в ярмарках. Да, и скорбь непритворна, и всякая масленость из глаз улетучилась…
Спрятав нож в сумочку, Тами наставительно сказала:
– Чует мое сердце, вы первый раз встречаетесь с девушкой из Гаральяна…
И, высоко держа подбородок, прошла мимо зрителей, проводивших ее уважительными взглядами. Тарик двинулся было следом с самым безразличным видом, но молодой дворянин политесно, двумя пальцами придержал его за локоть и умоляюще тихонько попросил:
– Молодой человек, скажите, что это ваша сестра…
Улыбаясь, Тарик медленно покачал головой. Враз поскучневший дворянин прошептал:
– Завидую по-доброму…
В три размашистых шага Тарик догнал Тами, восхищенно покрутил головой:
– Ну, ты стреляешь!
– Это Гаральян, – сказала Тами с самым невинным видом. – Мне и по зверям приходилось… У нас учатся из лука стрелять, а потом уже ходить. Подожди-ка… – Она остановилась, распустила завязки сумочки и протянула Тарику нож. – Подарок. Девчонке он ни к чему, а я видела, как ты на него смотрел…
Тарик помедлил. И девчонкам-то подарки не дарят на первой свиданке (никаких сомнений, это именно свиданка), а уж девчонки никогда такого не делают…
– Что ты мнешься? Или есть запрет, негласка какая-нибудь?
– Да нет, ничего такого…
– Вот видишь. А в Гаральяне есть такая негласка – если девушка на первой свиданке дарит парню подарок… – Она засмеялась. – В общем, это от всего сердца.
Положила нож ему на ладонь и загнула пальцы, глядя нездешними сиреневыми глазищами так, что дальше перечить ей Тарик не мог. Тем более что душа пела: прозвучало вслух, что это именно свиданка.
– Пойдем в конские ряды? – спросила Тами.
– Как прикажешь, – сказал Тарик.
Он сейчас не то что в конские ряды – с превеликой охотой ждал бы, когда Тами обойдет все до единого ряды с шелками и задержится там сколько душе угодно. Невидимые скрипицы играли развеселую плясовую: свиданка! Мост Птицы Инотали!
И повел Тами полузабытой дорогой. Вскоре они увидели над крышами высоченный шест, увенчанный жестяной, крашенной в золотистый цвет фигурой скачущего коня, – грива пышная, хвост развевается. Глаза Тами заблестели, она ускорила шаг. Сам Тарик был настроен равнодушно: ко многому на этом свете он относился безразлично, без интереса и без отторжения. В том числе и к коням. Единственный раз он был здесь шесть годков назад, когда папаня покупал их нынешнего конька. Верховые кони – это чисто дворянская забава, да еще богатеи из простонародья держат лошадей на конских ристалищах, но обычные горожане от этого далеки.
Другое дело Тами: она оживилась, став еще красивее, целеустремленной походкой миновала ряды, где продавали рабочих лошадок, с виду, конечно, справных, но не напоминавших обликом скакуна с шеста.
А вот едва начались коновязи с верховыми конями, пошла очень медленно, надолго задерживаясь у иных, разглядывая их так, что это ничуть не походило на поведение праздных зевак. Занятно, но это здорово напомнило Тарику торговые ряды с шелками: здесь он тоже оказался в незавидной роли потаенно скучающего спутника.
Нетрудно определить, что Тами здесь одна такая – юная девчонка в недешевом, но все же простолюдном платье, по молодости годочков еще не заслужившая бляхи Приказчицы или Служанки, причем разглядывавшая коней с тем же интересом, что и прочие, почти сплошь дворяне. Среди них попадались и девушки – без сомнения, опытные лошадницы, но все несколькими годочками постарше Тами. Так что все до одного смотрели на нее удивленно и недоуменно – хорошо еще не было ни насмешливых взглядов, ни насмешливых словечек, и все равно Тарик чувствовал себя неловко, старался ни с кем не встречаться взглядом. Да и норовил держаться от коновязей чуток подальше, самое малое на пару шагов отступив, – хотя, если не считать немногих игручих, приплясывавших на месте, похрапывавших, а то и пытавшихся грызть коновязь (уже изрядно изгрызанную в прошлые ярмарки), кони стояли смирно. Но все равно Тарик чуточку опасался, что кому-то из них придет в дурную голову хватить его за плечо – а лошадь способна грызануть почище собаки.
Тами держалась совершенно иначе: как ни в чем не бывало шагала вплотную к конским мордам, иногда останавливалась, безбоязненно похлопывала и поглаживала очередную здоровенную башку по щекам и меж трепетавшими ноздрями, гладила по шее – и кони, представьте себе, относились к этому совершенно спокойно, не прижимали уши, не фыркали, не вскидывали головы. Поневоле убеждаешься, что гаральянские девчонки не только с луками обращаются сноровисто, раньше об этом только слышал и читал, а теперь увидел собственными глазами. Только раз высокий жеребец с аккуратно подстриженной гривой, когда Тами коснулась его ноздрей, захрапел, вздернул голову и попытался попятиться (но повод держал на месте). Однако она, приговаривая что-то ласково-непонятное, погладила коня по шее – и тот в конце концов успокоился, встал смирнехонько.