– Вот так, дурашка, – сказала Тами с видом превосходства. – Балуй… Вот не додумались заранее купить морквы или сахарку, а здесь я лоточников что-то не вижу…
– Красивый конь, – сказал Тарик исключительно для того, чтобы соответствовать окружающему, не выглядеть этаким чурбаном.
– Красивый-то красивый, однако ж продавец с ним сжульничал, – уверенно ответила Тами. – Опоил настоем, от которого даже старая кляча делается резвой, как двухлетка. Такие прохиндеи на всякой ярмарке попадаются, дурачков подстерегают…
– Полагаете, девичелла? – вполне серьезно спросил случившийся рядом дворянин средних лет.
– А вы приглядитесь как следует, – совершенно непринужденно сказала ему Тами. – Глаза у него чуточку мутные, пену роняет чуть зеленоватую, круп неправильно вспотел. Не самый искусный прохиндей этот продавец. Подсыпь он «бесова порошочка» или толченой болотной куманики, трудней было бы распознать мошенство, а он, тут и гадать нечего, подлил настой «бешеного ореха». Видимо, решил, что для растяп и так сойдет…
Дворянин всмотрелся и охнул:
– Ух ты ж, и точно! Если вглядеться повнимательнее, все верно. Ах ты, прохвост! Сейчас позову слугу, а он кликнет ярмарочных надзирателей, и барышник неделю сидеть не сможет, да еще с ярмарки выгонят и денежку возьмут… – И он зловеще посмотрел в ту сторону, где принаряженный хозяин жеребца, не чуя неминучей беды, что-то увлеченно толковал покупателю, помогая себе убедительными жестами.
Этот дворянин и еще двое, слышавшие все, смотрели на Тами с неприкрытым уважением, ничего общего не имевшим с обычными мужскими взглядами на красивую девушку. Тарику это, что греха таить, польстило, а Тами отнеслась как к чему-то само собой разумеющемуся.
Когда они пошли дальше, провожаемые уважительными взглядами, Тарик покрутил головой:
– Лихо у тебя получилось…
– Жизнь научила, – одарила его Тами белоснежной улыбкой, от которой приятно заныло сердце. – У иных лошадиных барышников куча всякого мошенства, есть гораздо искуснее. Постой-ка! Вот тут, точно тебе говорю, нет ни малейшего мошенства…
Она остановилась у красивого каурого жеребца, осмотрела его внимательно, похлопала по шее, поманила торговца и, не успел он приблизиться неохотно (сразу видно, не считал Тами серьезным покупателем), сама пошла ему навстречу, о чем-то негромко заговорила. Сначала торговец смотрел скучающе, чуть ли не свысока, но, когда Тами достала что-то из сумочки и сунула ему в ладонь (определенно монету, что же еще), моментально переменился самым решительным образом: выслушав Тами, очень даже расторопно закивал, расплылся в улыбке и рысцой обежал коновязь, принялся отвязывать каурого. Тами решительно направилась в конец коновязи, куда торговец уже шустро вел жеребца. Явно Тами вручила ему что-то посолиднее медного шустака – то-то разулыбался, чуть не облизывается, как кот на сметану…
– Ты что же, собралась… – сказал Тарик.
– Ага, – безмятежно ответила Тами. – Попробую его немножко…
И посмотрела влево, где на обширном лугу разъезжали разными аллюрами покупатели (отсюда видно – сплошь с перьями на шляпах). Торговец подвел коня, подал ей поводья, Тами встала с левого бока (ну да, на коня согласно какой-то негласке всегда садятся слева), положила руку у самой шеи каурого – и лихим прыжком вмиг оказалась у него на спине. Подобрала поводья, ничуть не заботясь тем, что ее стройные ножки оказались обнаженными на всю длину (увидев их во всем великолепии, Тарик вновь ощутил приятный сердечный укол, да и торговец, по плутовской роже видно, не остался равнодушным), ударила коня по бокам коленками, и он двинулся на луг – все быстрее и быстрее, с размашистой рыси перешел на галоп, понесся как стрела, так что Тарика прошило беспокойство, и он охнул:
– Понес!
– Да ничего не понес, – сказал торговец где-то даже и скучающе. – Это ж она его так погнала, верно тебе говорю. Вон, сидит как влитая, так что не трепещи нервишками… Она ведь у тебя гаральянка? Я сначала не въехал, а потом сообразил: глазищи-то гаральянские, и выговор тамошний…
– Гаральянка, – ответил Тарик. «У тебя» было ему как маслом по сердцу.
– Ну, вот и не рыпайся. Бывал я там сто раз, ремесло такое. Ты, я так понимаю, не сподобился? Ну да, иначе знал бы, что они детишек на коней сажают даже раньше, чем те ходить научатся, и девчонок тоже. Так что все будет путем! – Не сдержавшись, добавил: – Эх, а ножки у нее, так бы и гладил… – И, встретив хмурый взгляд Тарика, притворился ягненочком невинным, воскликнул с преувеличенным азартом: – Смотри-смотри, что вытворяет!
Там и в самом деле было на что посмотреть. Тами проскакала по обширному лугу из конца в конец, меняя аллюры от мелкой рыси до галопа (все эти названия Тарик знал из голых книжек, где герои частенько носились верхами), ловко разминувшись с другими всадниками, причем с парочкой из них – в самый последний миг (озорничала, конечно! Один из встречных даже натянул поводья и ошалело уставился ей вслед). Подняла каурого на дыбы (как-то сразу было понятно, что это не конь балует, а Тами), поскакала к барьерам наподобие тех, что стоят на конских ристалищах с препятствиями: разной ширины канавы с водой и разной высоты живые изгороди из густого, аккуратно подстриженного кустарника. Перемахнула через самые широкие канавы, погнала коня к самому высокому барьеру – и конь прямо-таки перелетел через него, не задев копытами, а Тами прильнула к его шее так, словно составляла с ним одно целое. Ее волосы развевались, всадники таращились на нее во все глаза – видимо, как и Тарик, впервые видели, как скачут гаральянские девчонки…
Торговец пялился на нее восхищенно:
– Ну, деваха-огонь! Тебе, парень, прости за прямоту, позавидовать можно, так завидки и берут…
Тарик не утерпел – скромненько приосанился.
Наконец Тами рысью подъехала к ним, придержала коня чуть ли не вплотную к шарахнувшемуся торговцу, так что разгоряченный каурый уронил ему на голову пену. Волосы у нее растрепались, личико разрумянилось, глазищи светились азартом… Красивущая она сейчас была – спасу нет! Ловко спрыгнула с коня, бросила поводья торговцу со спокойной небрежностью, прямо-таки как дворянка, и он их проворно поймал с видом исправного слуги. Одернула платье, широко улыбаясь.
– Что скажете, девичелла? – политеснейшим тоном спросил торговец. – Ведь правда, добрый конек? Для такой наездницы я готов и скидочку сделать, давайте обговорим…
– Не буду я с вами ничего обговаривать, – заявила Тами. – Согласна, конек добрый и барьеры берет хорошо, но ведь засекается. Не так чтобы особенно, но явственно…
Тарик ничегошеньки не понял – а вот торговца словно пыльным мешком из-за угла огрели, он моментально погасил улыбочку и оглянулся по сторонам прямо-таки воровски.
– Ох… Хвала Создателю, не слышал никто… Вы уж не сболтните кому, душевно вас прошу, это ж в список мошенств, караемых на конских торгах, не входит…
– А по башке от знающего человека получить можете, – отрезала Тами. – И если у него будут перья на шляпе, смиренно стерпите…
– Да уж, стерплю, – печально согласился торговец. – Только ведь может и обойтись. Знатоком и сто перьев на шляпе не сделают. У вас вон ни единого перышка да и шляпы нет, однако ж знаток вы, я так скажу, пронзительный, уж не знаю, чем больше восторгаться: вашими знаниями или красой…
– Не подлизывайтесь, – сказала Тами. – Словесные восхищения мне имеет право выражать только этот молодой человек (Тарик законно возгордился), а от других я не принимаю… Пойдем, Тарик.
– Девичелла! – умоляюще воззвал торговец. – Что ж делать, если раз в жизни такой попался… Другие у меня все добрые, добрее не бывает, вот хотя бы серого взять: иноходец, так что никакого засекания… Или вон та гнедая…
Не обращая на него больше ни малейшего внимания, Тами взяла Тарика под руку и повела прочь. Едва они отошли на несколько шагов, Тарик с любопытством спросил:
– А чем тебе каурый не приглянулся? Красивый конь, и скачет вроде неплохо, вон как барьеры перемахивал…
– Вот только засекается.
– Это что?
– А это когда передними подковами задевает задние… ну, или задними передние, как посмотреть. В общем, стукается подковами, а это недостаток, не жуткий, но все-таки. Кто плохо разбирается в конских статях, запросто купит… – Тами фыркнула. – За красоту и сноровку брать барьеры…
– Понятно, – сказал Тарик. – Дальше пойдем?
– Не тянет что-то, – призналась Тами. – Разок проехалась, и будет. – И глянула лукаво. – Да вдобавок без седла и без штанов сплошное неудобство получается… – И, к радости Тарика, предложила: – Пойдем на качели? Качели я люблю.
– Я тоже, – сказал Тарик чистую правду. – Вон туда сворачиваем, меж балаганами, быстрее всего будет…
Сначала пришлось пройти опять-таки мимо торговых рядов – но только тех, что вызывали живейший интерес у малышни, а вот уже те, кто дохаживал последние годочки в Недорослях, считали как бы и зазорным толкаться у этих прилавков (это у них были такие их собственные негласки). Шум стоял неописуемый – малышня с блаженными рожицами дудела в расписные глиняные свистульки, дула в хвосты разнообразному зверью и птичкам, сплошь и рядом лишь отдаленно напоминавшим обликом настоящих, трещала на все лады разными погремушками, шумелками и громыхалками. С неделю еще после ярмарки по всему городу, особенно по Зеленым Околицам, будет раздаваться этот неописуемый гомон, потом приутихнет, а там и сойдет на нет – надоест, сломают, потеряют, только самые упорные будут забавляться еще с месяц, но взрослые уже начнут им выговаривать за нарушение тишины. Стыдновато вспомнить, но и Тарик с друзьями когда-то взапуски носились по улице Серебряного Волка, наперебой дуя в свистульки и тряся погремушками…
Они с Тами, конечно, как люди солидных годочков, прошагали мимо не задерживаясь, степенно морщась от раздирающего уши свиста и треска. Не останавливаясь миновали прилавки с игрушками, из-за которых Тарик когда-то места себе не находил, дожидаясь ярмарки, особенно когда она близилась. Тут и «морские жители» – стеклянные пустотелые бесики в высоких склянках с водой, погружавшиеся на дно, ежели прижмешь пальцем плотно завязанную покрышку, и всплывавшие, когда палец уберешь. Пляшущие на пружинках куколки, марионетки, танцующие на прикрепленных к коромыслицу ниточках, карабкающиеся по веревочке обезьянки, ходячие (недолго) зверюшки… да чего там только нет, давно переставшего привлекать!