Совсем неподалеку послышался звонкий хлопок, больше всего похожий на звук пощечины, и возникла небольшая сумятица. И тут же, ловко спрыгнув с подставок в половину человеческого роста, туда поспешили три распорядителя, враз усмотревшие со своих мест некое нарушение политеса, требовавшее немедленного вмешательства…
Тарик затоптался на месте (пляска дозволяла), глядя поверх плеча Тами. Ага! Ближайшие несколько пар поступили так же, и в центре внимания оказались двое стоявших неподвижно – Бабрат и красоточка Танаделла. Она прямо-таки пылала гневом, а Бабрат изображал недоуменное равнодушие, будто это и не его левая щека покраснела от оплеухи.
Перекинувшись с ней лишь парой слов, распорядители сомкнулись вокруг Бабрата и повели его к воротам – двое крепко держали за локти, а третий подталкивал в спину. Ну, дело ясное: новожитель Аксамитной непозволительно распустил руки – из-за обычных при «кободаше» вольностей Танка, даром что гордячка, ни за что не заехала бы сопляснику по физии. Девчонка общительная и неглупая, годовичок Тарика, но пока что не торопится завести себе сахарника. За эту честь давно и безуспешно соперничают три Школяра и двое Подмастерьев, порой сходящихся на кулачки от чужих глаз подальше. Никому еще эти стукалки не помогли, но продолжаются – так исстари принято, не нами заведено, не на нас и кончится…
Тарик злорадно ухмыльнулся: теперь Бабрата до скончания века сюда не допустят. Мало того, вслед ему хмуро смотрят Школяр и Подмастерье из пятерки обожателей Деллы – значит, расскажут остальным трем, и Бабрат, вздумай он нос сунуть на улицу Серебряного Волка, быстренько будет бит не только пятеркой воздыхателей, но и всеми остальными, такие новости быстро разносятся. Оскорблять наших девчонок никому не дозволено, тут вам не Плясовая на Кружевной, куда – все знают! – приносят под полой водку и вино, а девки приходят такие, что нисколечко не протестуют, когда их надолго прижимают к себе, грабастая не за талию, а пониже…
– Ну как тебе у нас? – спросил Тарик, когда они во время короткого перерыва меж плясками отошли к скамейкам.
Мог бы и не спрашивать: Тами разрумянилась, лучилась беззаботным весельем, стала невыносимо очаровательной и бесовски желанной – аж зубы сводило от лютой нежности. Ни одна девчонка прежде такого наплыва чувств не вызывала, как эта сиреневоглазая гаральянка…
– Превосходно, слов нет! Это надолго? – спросила она с надеждой.
– Еще часа на четыре, – обрадовал ее Тарик. – Большие перерывы будут, разносчики всякую вкусноту принесут, даже мороженое. Фонарики зажгут с сумерками…
Глазищи Тами сияли. До того, как сюда прийти, Тарик исходил нетерпением, в сотый раз повторяя про себя ее обещания касаемо сегодняшней ночи, но теперь – вот чудо! – желал, чтобы пляски затянулись до утра: несказанное удовольствие видеть Тами такой, совсем близко ее глаза и губы, витает аромат незнакомых духовитых вод и юного свежего тела…
Литавры! Единственная пляска, когда играют все до одного музыканты, самая лихая и задорная: «тач-тач-тач»!
Плясуны, заложив руки за спину, выкаблучивают ногами вовсе уж отчаянно, а плясуньи вертятся волчком, так что подолы взлетают, обнажая ножки, и это вполне политесно, равно как ухарски присвистывать парням и повизгивать девушкам – только «тач-тач-тач» это не просто допускает, а приветствует. Эх, как молотят каблуки и каблучки, какое зрелище открывается смятенным взорам Недорослей, как им хочется побыстрее подрасти[32]!
Тарик не сводил глаз с Тами, но все же то и дело видел многочисленных знакомых, самых разных соуличников – особенно когда в «фиоле» пересекал Плясовую из конца в конец, и не один раз…
Вот совсем неподалеку старательно виртуозит ногами Титор Долговяз, привычно изображая на лице восторг и упоение, – зарабатывает ключ от шкафа с винами. Мясистая физиономия его супружницы пылает неподдельным азартом, но, когда она крутится волчком, тумбообразные ножищи не вдохновят и самого озабоченного Недоросля…
Вот Зар и Лянка, эти тоже отдаются танцу без малейшего притворства и, судя по переплетающимся взглядам и улыбкам, снова до утра будут проказить по-молодому, будут сидеть за завтраком усталые, но умиротворенные…
Вот худог Гаспер и его красивенькая белокурая служанка Джейми, тоже веселятся непритворно. Предположим, вся улица знает, какова роль Джейми в жизни худога, но все обставлено политесно, и к ним относятся с пониманием, а иные и с легкой завистью – Джейми бесовски хороша, пляшет отлично, носик не задирает, за полгода стала на улице Серебряного Волка своей, а это не каждому новичку удается…
Вот ребята из ватажки Тарика, два других ватажника и их мальчишки, Альфия цветет от радости, Данка в красивом розовом платье со своим Бадишем, по которому так пока и не решено, какое ему место отвести в жизни улицы, пора что-то решать…
Музыканты заиграли неспешное вступление к «паване». Ее обычно, в противоположность всем прочим танцам, пляшут один-единственный раз – из уважения к тем обитателям улицы, что ее умеют, хоть их всегда по пальцам пересчитать можно. Заранее можно сказать, кто выйдет в центр опустевшей Плясовой…
А вот это уже неожиданность! Прямиком к ним направился молодой человек, одетый как преуспевающий Цеховой Мастер (на пляски никогда не надевают цеховых блях). Вот только наметанному глазу столичного Школяра сразу ясен маскарад…
Остановившись перед Тариком, незнакомец приложил левую руку к сердцу, а правой описал затейливую фигуру.
– Вы позволите, сударь, пригласить вашу девичеллу?
Все было крайне политесно, лицо у него открытое, ничуть не нахальное, и Тарик вынужден был ответить в тон:
– Разумеется, сударь, передаю ее на время «паваны» в ваши руки…
Тами бок о бок с неожиданным плясуном направилась в центр Плясовой. Глядя им вслед без всякого раздражения (на политесных плясках всякий может пригласить надлежащим способом твою спутницу), но с легонькой завистью (из-за того, что сам «павану» не умел), Тарик усмехнулся: потеха порой с этими дворянами, кои в поисках приятных знакомств, переодевшись нижестоящими, приходят на праздники простолюдинов, подобно Чедару Шестому и маркизу Ансельмо… Вид-то убедительный, а вот благородную походку не скроешь, очень уж она привычна: левая рука словно бы придерживает шпагу, правая отмахивает… И он тут не один такой, Тарик приметил еще двоих – ну, дело житейское, это простолюдину, переодетому дворянином и заявившемуся на благородные развлечения, при изобличении придется несладко. Хотя изобличение не всегда и случается, а потому иные рискуют, наподобие Фишты, выдающего себя за отставного морского офицера, – впрочем, Фишта рискует гораздо меньшим…
Ну да, заранее известно, кто выйдет плясать «павану». Мастер Барадаш со своей очаровательной черноволосой супругой, выглядящей совсем юной, несмотря на двоих детей. Ничего удивительного. Цех Мастеров паровых машин совсем молод, по сравнению с другими – сущий младенчик рядом со стариками. Но изготавливает он самые сложные на свете вещи, там трудятся и дворяне. К Цеху с момента его создания крепко благоволил Дахор Четвертый (не знавший, что именно паровая машина погубит его со всей фамилией), а новый король Ромерик, ходят такие разговоры среди знающих людей, собирается вскоре превратить Цех в особое сословие, поставив его ниже дворян, но выше купцов, денежных и почтенных собраний. А пока что Мастера этого Цеха – единственные, кого стали приглашать на благородные развлечения, в том числе и пляски, так что они и их супружницы умеют «павану»…
Худог Гаспер с Джейми, понятно. Худог – урожденный дворянин, так что давно выучил Джейми и берет ее на благородные пляски (в иных случаях дворянам разрешено приводить простолюдинок, чем вовсю пользуется Марлинетта и потом хвастает этим перед подругами).
Вот и она, легка на помине, с молодым приглядным дворянином – единственным здесь незамаскированным, с двумя перьями на шляпе. Это уже третий раз Марлинетта приводит («притаскивает» – фыркают недоброжелательницы и завистницы) очередного друга – ради хвастовства, понятное дело. Ишь, пыжится, заразка, быстрые победительные взгляды разбрасывает по сторонам…
Пожилой лекарь Тапротель с супружницей: он, как и барон, знавал лучшие времена, хоть и не дворянин. Много лет был домашним лекарем влиятельного министра, посещал благородные развлечения нередко. Вот только девять лет назад министр проиграл какую-то серьезнейшую придворную интригу так неудачно, что был не отставлен и не сослан, а казнен по обвинению в заговоре (очень может быть, говорил, понизив голос, худог Гаспер, и облыжному, но даже если это так и было, особо сочувствовать бедняге не следует – он сам в свое время, оказавшись в числе победителей, своего предшественника отправил на плаху, так уж у людей его полета заведено). После чего, как нередко случается, от приближенных лиц казненного все шарахнулись как от зачумленных, перед ними захлопнулись все двери, и почти год Тапротель, как выражаются простолюдины, бедолажничал. Но потом, так уж счастливо обернулось, стал официальным лекарем улицы Серебряного Волка – должность не особенно хлопотная, но денежная. Серьезные хвори и калеченья здесь редки, но, коли уж они случаются, всегда под рукой знающий искусный лекарь. К тому же хватает легких поранений (главным образом у малолетних шалунов и перебравших лишку взрослых) и мелких хворей, и Тапротель прилежно помогает. Да и старики требуют лекарского присмотра.
Далеко не каждая улица Зеленой Околицы может похвастать своим лекарем, но улица Серебряного Волка всегда стремилась в чем возможно восторжествовать над другими – без лишней суеты, но используя любой удобный случай. Как нельзя кстати оказались барон Лайток и лекарь Тапротель, да и к худогу Гасперу отношение самое доброе, пусть в его появлении здесь никаких заслуг улицы и нет, – редко где вы встретите худога-дворянина, поселившегося среди незнатных людей добровольно, причем, что немаловажно, вполне благополучного, не попадавшего в жизненные хлопоты, не бедолажничавшего…