На Зеленой Околице любили пугать новичков, никогда прежде на реке не бывавших, жутиками про агромадных хищных сомов, в два счета способных утянуть на дно и коня, и быка, и взрослого человека. В древние времена здесь и вправду водились такие, чуть ли не в три человеческих роста, и немало нашкодили, но все-таки тут не море, и хищников понемногу перебили. Последний, как пишут книжники, заплыл в эти места при короле Магомбере, видимо, откуда-то из верховьев. Птицеводы стали недосчитываться гусей, пропали два Малыша, – очевидцев не было, и поначалу не всполошились. Но потом сомище средь бела дня напал у Золотой Пристани на гвардейского офицера и попытался утащить. Зубы у него хоть и острые, но гораздо меньше, чем у морских тибуронов, и ухватка не та. Офицер отбился и выплыл на берег с кровоточащей ногой.
Король Магомбер рявкнул, чтобы брали живым и целехоньким. Его приказы исполнялись быстро и с величайшим рвением – плохо приходилось нерадивым. В реку вошла флотилия рыбацких и военных кораблей, и состоялась грандиозная облава – встав на пять майлов выше и ниже Золотой Пристани, тесно, как зубья у гребенки, они начали сходиться, забросив сети с мелкими ячейками так, что меж них и карась бы не проскользнул. И поймали-таки сома! Парочку сетей он порвал, но уйти не смог и был в громадном чане с водой торжественно доставлен в королевский дворец, где в спешно излаженном огромном купалище[44] прожил еще более десяти лет – к зависти окрестных венценосцев. При дворе даже была учреждена новая почетная должность – Надзирающий за королевским сомом – с двумя дюжинами смотрителей и прислужников. Занял ее любимчик короля, смотрителями стали благородные дворяне, а прислужниками, как заведено, – простолюдины из потомственных дворцовых слуг с особыми заслугами перед троном.
Они-то и горевали больше всего, когда сом издох, а нового взять было неоткуда – похоже, этот был последним на белом свете. Магомбер в доброте своей сохранил за ними до самой смерти звания, жалованья, мундиры и ливреи – но понемногу они с течением времени один за другим покинули наш грешный мир. Шкилет сома выставили в Музеуме Диковин, где Тарик его и видел в прошлом году, когда их класс водил туда вместо урока животноведения Титор Нубиуш.
Однако не стоило пугать Тами обычными страшными байсами, Тарик хотел, чтобы о сегодняшнем походе на реку у нее остались одни приятные воспоминания. И в который раз вяло удивился: почему про огромных сомов не писали сочинители жутиков, и в первую очередь Стайвен Канг? Будь у Тарика способности к сочинению жутиков, он непременно написал бы о соме-людоеде, да еще пущей завлекательности ради припутал бы ему дружбу с нечистой силой…
А там они проплыли мимо той замеченной издалека лодки, стоявшей на якоре ромайлах в двадцати от берега напротив разбитой молнией высокой сосны, – ну да, там богатая рыбная яма, но нечего и думать там поживиться: согласно тем самым старинным привилегиям, с лодок могут ловить только речные рыбари, а все прочие (речь идет только о простолюдинах, конечно) должны сидеть с удочками на берегу…
Молодой рыбарь в шляпе, по их обычаю украшенной вокруг тульи унизанным раковинами шнурком, воззрился на них хмуро, но претензии, конечно, не объявил: на этой половине реки купальщики могут плавать невозбранно. Но все же не удержался от легкой подначки, не влекшей никаких претензий:
– А ты что же без бублика, потерял?
Тарик ответил подначкой того же разряда:
– Часто сегодня лягухи на крючок цепляются?
Не по вкусу пришлось, сразу видно, но придраться не к чему – и в самом деле лягухи по дурости своей иногда приманку глотают и на крючок цепляются, бывает. Вот если бы Тарик спросил, много ли лягух рыбарь сегодня наловил… Предположим, они и тогда успели бы добраться до берега и убежать раньше, чем рыбарь снимется с якоря и схватит весла. Однако рыбари – народ злопамятный, оскорблений не прощают, запомнит – и мало ли где судьба сведет на реке…
– Ни одной, твоими молитвами… – проворчал рыбарь.
И, пользуясь тем, что Тами смотрела на берег, сделал распрекрасно всем известный непристойный жест, означавший «Удачного жульканья!», – тоже ничему не подлежавший, потому что Тами его не видела.
Тарик ответил:
– К тебе за советом не пойду!
Для ответа пришлось обернуться – течение неспешно, но неотвратимо унесло их от лодки. Такой крохотусенькой победой и не стоило гордиться, но последнее слово, да еще в словесном поединке со взрослым, осталось за Тариком – тоже кое-что…
– Так бы и плыла, плыла… – сказала Тами, не заметившая и не понявшая изысканного обмена любезностями. – Мы так далеко можем проплыть?
– Майлы три, – сказал Тарик, окинув взглядом сызмальства знакомые берега. – Дальше будет Мост Странников, а туда уже запрещено заплывать… Но мы к берегу пристанем раньше.
– Почему?
– Вон там, впереди, видишь, голая скала над рекой торчит?
– Ага.
– Ну вот, – сказал Тарик. – От того места, где мы отплыли, до Бесовой Скалы – две майлы с небольшим. Не близко и не далеко, в самый раз. Вернемся по берегу и поплывем опять, а если хочешь, еще раз и еще, времени у нас достаточно.
– Конечно, хочу! А ты?
– Я бы с удовольствием сплавал до середины, – сказал Тарик.
– Ой, это ж так далеко…
– Я хорошо плаваю, – сказал он. – Сто раз плавали на тот берег – понятно, в том месте, где нет бакенов… Ничего, если я сплаваю разочек?
– Во второй раз. А я буду сидеть на бережку и чуточку за тебя волноваться…
– А со мной? С бубликом – ничего трудного…
– Когда-нибудь потом, я еще не привыкла…
До Бесовой Скалы оставалось еще прилично. Глянув влево, Тарик недовольно поджал губы, как сделал бы всякий на его месте. Там в маленькой бухточке, заросшей по берегам камышом, большим табунком плавали жирные непуганые утки, порой ныряли, выставив хвостатенькие зады, – хватали на дне какую-то водяную мелкоту. Конечно же, на проплывших близехонько Тарика и Тами они и внимания не обратили, паршивки.
Уток в Арелате крепенько не любили – за то, что они, так получилось, выдали врагам святого Бено. В древние времена он спрятался от преследовавших его язычников в обширных камышовых зарослях на Джангодайских озерах – он не боялся смерти, но хотел пожить подольше, чтобы нести людям учение Создателя. Собак у погони не было, могло и обойтись, но утки большущей стаей кружили с криками над тем местом, где святой с головой укрылся в воду, дыша через камышинку. Кто-то сметливый из шаманов догадался, в чем дело…
Самих уток не гоняли и не убивали, помня, что святой Бено перед тем, как язычники уволокли его от озер, чтобы предать лютой смерти, сказал: «Прости, Создатель, этих неразумных тварей, не ведающих, что помогли злу!» – но никогда на них не охотились и утятины не ели. Это оставалось уделом Градских Бродяг и было занятием небезопасным: застигнутых за ним могли и побить. И куча приговорок еще есть вроде такой: «Он так обнищал, что скоро начнет уток жрать»…
Перед Бесовой Скалой желтела полоса крупного песка, где Тарик с Тами и вышли на берег, немного полежали на солнышке. Тарик, подумав, не стал рассказывать Тами связанные с утесом легенды, а таких хватало. Самые известные – про бросившуюся оттуда в реку девушку и про ловкого мошенника, устроившего на утесе хижину, в которой чеканил фальшивые далеры. Веры обеим легендам не было никакой: высоченная скала была отвесная, не в человеческих силах туда взобраться. Гораздо больше было веры тем, кто уверял, что с наступлением темноты на верхушке скалы хохочет и свищет речной бес Жаглар (отсюда скала и получила название), который может и утащить припозднившихся прохожих…
Потом Тами согласилась, чтобы Тарик поучил ее плавать. Бублик она сняла и выпустила воздух, они зашли в реку по грудь, и Тами легла на руки Тарика – нельзя умолчать, что он расположил ладони так, чтобы было как можно приятнее. Тами это распрекрасно поняла, но не противилась. Она старательно гребла руками и ногами, поднимая тучи брызг, смеясь и повизгивая. В конце концов поддалась уговорам Тарика и там, где ей было с головкой, худо-бедно проплыла «по-собакиному» ромайлов десять, но потом пошла ко дну, как утюг. Тарик ее вовремя подхватил, пока не успела испугаться и наглотаться воды, и, крепко ухватив за шею под затылком, вывел на мелководье. Обнадежил весело:
– У тебя для первого раза неплохо получается, правда. Вода захолодает только через два месяца, будет время научиться плавать – не как рыбка, но уж никак не топориком… Пойдем?
– Пойдем, – согласилась Тами.
Она надела пустой бублик на шею, отчего стала чуть похожа на рыцаря в латном наплечнике со старинного рисунка, и они пошли к тому месту, где оставили одежду. Было малолюдно, только пару раз встретились ватажки, судя по виду – Подмастерьев или Приказчиков, одна одетая, с сухими волосами, другая – в мокрых купальных труселях. Обе были без девчонок и обе огладили Тами взглядами с ног до головы – в прилипшем к телу мокром и тонюсеньком ситцевом платье она смотрелась пленительно. Оба раза у Тарика был повод малость напыжиться: позавидуйте, охламоны…
– А ничего, если мы так поплаваем подольше? – спросила Тами. – Мне ужасно понравилось…
– С полным нашим удовольствием, девичелла, – сказал Тарик. – Готов и без обеда потерпеть до ужина…
– Ну, без обеда мы не останемся, – засмеялась Тами. – Когда я разворачивала сверток, ты ведь видел большой узелок?
– Ну да. Еще хотел спросить, что там, но как-то не собрался…
– А вы, когда купаетесь, не берете перекуса?
– Да нет. Разве только Данка, когда идет с нами, того-сего прихватит…
– Мужчины… – вздохнула Тами, закатив глаза в притворном удивлении. – Как сказочные рыцари: когда поедет на дракона, всякого оружия прихватит целый ворох, даже того, в котором нет особой надобности. Но никогда не читала и не слышала, чтобы хоть один пару лепешек в торока сунул… У меня там свежий хлеб, и бизонья колбаса, и сыр, и коврижка, и пляшка вишневого сока. Так что с голоду не помрем, доживем до ужина…