Он лучше всех в классе знал звездоведение, с некоторых пор Титор Перени ставил его в пример, и кое-кто из сотоварищей завидовал – звездоведение считалось самым трудным учением. И никто не знал, конечно, причины проявленного Тариком с некоторых пор усердия – моряку, пусть даже Юнгарю, звездоведение необходимо знать, как самые главные молитвы Создателю. Ну, положим, не каждому, а тому, кто лелеет честолюбивые мечты. Это на военных кораблях все до единого офицеры должны непременно быть дворянами, а на судах мирного плаванья и простолюдины выслуживаются. Пентюх обречен всю жизнь тянуть снасти и ставить паруса. Хороший знаток звездоведения может быстро подняться из Юнгарей в штурвальные, а если штурвальный еще и закончил Школариум, чем далеко не всякий Юнгарь может похвастать, при везении можно взобраться и выше: стать навигаре. Далеко не всем это удается, но возможность такая есть…
Так что Тарик легко наметил дорогу и по тому кусочку звездного неба, что был доступен взору: нужно идти как бы повдоль Небесного Шляха, оставляя его слева, беря чуть правее, на Отшельника – и выйдешь прямиком к Королевскому Шляху. До него, так прикидывая, самое долгое часа два быстрым шагом – а если попадется пустошь, по ней можно припустить и бегом, да и по редколесью так можно, не в темноте, не расшибешь лоб, нужно только смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о корневище или не ухнуть в яму, а то можно если не сломать ногу, то вывихнуть – тоже конец всему: утром, принеся узнику завтрак и обнаружив, что клетка пуста, а птичка улетела, непременно пустятся в погоню, Ялина упоминала вскользь, что у егерей маркизы и собаки есть – гончие и ищейки…
Как здесь обстоит со зверями? Старший брат Ялины однажды добыл волка, быть может, не так уж и далеко отсюда. Здесь пасут овец, а где овцы, там и волки. Правда, в эту пору хищные звери сыты (не только читал в книжках про их повадки, но и Тами немного рассказывала про леса и охоту, и вряд ли со зверьем в Арелате обстоит иначе, чем в Гаральяне).
Ночью на Королевском Шляхе путников гораздо меньше, но он вовсе не становится вымершим, так что рано или поздно, пустившись по нему пешком, услышишь за спиной едущую в Арелат повозку. С этой денежкой, что у него есть, подвезут охотно. Вряд ли погоня туда сунется – ночью там ездит Стража, в Покойном Круге лихих людей вешают без затей, и егеря маркизы не могут этого не знать – битый, надо понимать, народец, не деревенские вахлаки…
Вот именно, нужно возвращаться в Арелат как можно скорее. Чересчур опасно в одиночку ночной порой, да еще с погоней, что обязательно кинется следом с рассветом, пробираться в Тихую Пристань. От первоначального замысла отказываться не следует – откровенно говоря, еще и потому, что другого попросту нет. Впереди еще четыре дня перемирия, хватит, чтобы обернуться в Озерный Край и обратно – но уже обставив все иначе. Посовещаться с Тами, взять другого Ямщика (теперь он знает, как это делается), нанять нескольких вооруженных сыщиков наподобие Роли-Прыткого – вряд ли Тами пожалеет на это денежек. Меньше всего нужно беспокоиться, как уладить с родителями. Сердце подсказывает: там, в деревне рыбаря, сыщется что-то, что поможет…
Пора. Главное – не суетиться, не терять головы, сохранять хладнокровие. Столько прочитал о разнообразных беглецах, что накрепко уяснил: именно так следует себя вести, если хочешь уйти от погони…
Прочитал про себя молитву святому Бено, покровителю путников, – так всегда делал батяня перед дальней поездкой и его приохотил. И вошел в парк. Отойдя немного, оглянулся на замок – теперь он виден весь: здание в три этажа, высокая крыша, застывшие в безветрии затейливые флюгера. Ни одно окно не горит – спите, спите, и пусть ваш сон будет каменным, как в сказке о зачарованном злой колдуньей замке, чьи обитатели, от благородных хозяев до мышей запечных, проспали беспробудно шесть лет, пока не пришел белый колдунец и не снял злое заклятье…
Вряд ли парк настолько велик, что до ограды придется идти час. Во всех замках благородных господ непременно есть ограда – таков их политес. Но именно ограда, а не стена. Дворяне долго, изо всех сил цеплялись за одну из своих старинных привилегий – возводить укрепленные замки. Но после мятежа неназываемого Принца, когда несколько замешанных в нем знатных господ по старинной привычке укрылись в своих замках и не все удалось взять быстро, освирепевший король Магомбер эту старинную привилегию отменил, грозя ослушникам лютыми карами. Почти все, зная нрав короля, стены с башнями срыли сами, а за немногочисленных строптивцев взялся с полками человек не менее решительный и жестокий, чем король: боевой бискуп Тирефар, назначенный Магомбером Главным Министром (тогда еще иные священники, случалось, водили полки, и только лет через пятьдесят, рассказывал отец Михалик, Церковь запретила всем своим служителям воевать, вообще проливать кровь).
Это в городах, где усадьбы дворян все же невелики, ограды делают из чугуна ажурного плетения, а в деревнях парки порой велики, вот как этот, так что и владетельный герцог на чугуне разорится. Ограды деревянные, те, которые Тарик видел, невысоки, и любой городской мальчишка, сызмальства лазивший по заборам, их легко преодолеет…
Ну да, так и есть! Впереди меж деревьями показалась ограда, а за ней, отсюда видно, чистое поле. Конечно, ничего похожего на крестьянские простецкие заборы – фигурные столбики, красиво вырезанные верхушки досок, меж которыми можно голову просунуть, а главное – высотой Тарику по грудь. Да мы такие ограды еще в Недорослях перемахивали…
Слева мелькнула высокая поджарая тень, и наперерез Тарику вышла огромная собака – точнее, сразу разглядел, кобель. Замер шагах в нескольких, осторожно наклонив голову, расставив передние лапы. Глаза посверкивали зеленым. Не меньше Лютого, только порода какая-то другая, хоть и не лохматый, но не такой гладкошерстый и хвост с бахромой – и неподвижен…
Если он кинется, ни за что не справишься со зверюгой. И если залает…
Нет, не лает, стоит молча, только раз из глотки вырвалось глухое ворчание. Бесполезно резко нагибаться к земле якобы за камнем – такая ухватка обращает в бегство лишь трусливых бродяжек. Здоровенный сторожевой пес такого не понимает и за угрозу не принимает, чем его можно пугануть – непонятно. Может быть, ничем…
Проверяя вспыхнувшую догадку, Тарик сделал шаг вперед – даже не шаг, а шажок. Пес моментально сделал выпад в его сторону, напрягся, верхняя губа задралась, обнажив внушительные клыки, раздалось неумолчное рычанье. Тарик отступил назад на два больших шага – и тут же рычанье смолкло, спрятались клыки, пес встал, как и прежде. Все с ним ясно. Сторожевых собак учат самым разным штукам. Иные, как у дядюшки Дамеса, впустят во двор любого чужака, улыбаясь и виляя хвостом, позволят даже в дом войти и узел хозяйского добра нагрести – а вот назад со двора ни за что не выпустят, а то и за глотку сгребут, на землю положат, как давеча Лютый Бабрата, – и лежи, пока хозяин не вернется. А этот, ясно, учен не подпускать одинокого чужака к ограде. Вот потому и не ходит вокруг замка караульщик – пес не вздремнет в уголке, не хлебнет водочки из пляшки, не заленится…
Хотелось взвыть от бессилия – Ялина о собаке ни словечком не упомянула, а он не догадался спросить… Стой, стой! Только не поддаваться страху! Что он сделал, чтобы замок разрушился? И не получится ли то же самое повторить? Лихорадочно Тарик пытался вспомнить, метнуть – ничего не получалось, хоть плачь…
Слева меж деревьев мелькнула непонятная фигура, в первый миг ошеломления принятая Тариком за привида: она метнулась совершенно беззвучно, у нее нет ни четких очертаний, ни, похоже, головы. Но тут же из широкого рукава появилась рука с длинным ножом с загнутым кончиком – а ведь привиды ножей не носят, у них никогда нет никаких вещей…
Лезвие блеснуло в серебристом свете. Пес не успел повернуть головы – проворная беззвучная фигура какой-то ухваткой сбила его наземь, нож взлетел, опустился, глухой стук – и фигура выпрямилась, а пес забился на земле, стуча лапами, испустив громкий пронзительный визг, который, казалось, никогда не кончится. Фигура прянула на него, как сокол на добычу (Тарик насмотрелся ручных сокольцов), нож дважды взлетел и опустился – и визг оборвался, пес корчился все медленнее, как-то затухающе…
Фигура броском воткнула нож в землю, словно играла в любимую игру городских мальчишек «отрежь ломоть», выпрямилась. И прежде Тарик сообразил, что это не привид, а живой человек, а теперь окончательно понял, в чем дело: тот одет в просторный зеленый балахон с широкими рукавами. Вначале показалось, что головы нет, оттого что капюшон – с прорезями для глаз, ноздрей и рта – пошит наподобие широкого колпака. Такие охотничьи зеленые балахоны, в которых зверю трудно заметить человека среди листвы и кустов, Тарик видел пару раз в деревнях, где охотничали.
Фигура быстро пробежала пальцами сверху вниз по груди – ну да, по узлам, что моментально развязываются, стоит дернуть за любой из двух концов. Сбросила балахон – и Тарик, к немалому удивлению, узрел Ямщика Бальдера, разве что без шляпы и длинного кинжала на поясе. Двигаясь проворно, без единого лишнего движения, Бальдер присел на корточки, несколько раз вогнал нож по рукоятку в землю, очищая от собачьей крови, сунул его в сапог (там, конечно, к голенищу приделаны изнутри ножны), сноровисто свернул балахон в тугой рулон, перевязал извлеченным из кармана куском веревки по всей длине, проворчав: «В хозяйстве еще пригодится», выпрямился во весь свой немаленький рост, оскалил зубы в хищной улыбке:
– Ну, что стоим, как торчок у потаскуна? Бегом! Тут еще одна собака была: с ней обошлось без шума, а эта визготню подняла, мало ли что…
Пропустил Тарика вперед и побежал рядом, хозяйственно держа рулон в левой руке. Не раздумывая и не поддаваясь ненужным сейчас чувствам, Тарик ринулся к ограде. С маху поставил ногу на нижнюю перекладину, рукой ухватился за верхнюю – и вмиг перемахнул на ту сторону. Бальдер, стукнув сапогами, приземлился рядом. Оглянулся и зло выдохнул: