– Я вам несказанно благодарен, что не бросили…
– Давайте внесем ясность, – серьезно сказал Бальдер. – Смею думать, я не самый плохой человек на свете, но уж всяко и не благородный рыцарь из балладино. Это все – правила чести нашего Цеха. Для Ямщика потерять седока – несусветный позор. Если об этом разнесется весть, собирается Цех. С виновника обдирают все знаки ремесла и поганой тряпкой гонят за ворота. Остается разве что провести остаток жизни возчиком на дерьмовозной бочке, но лучше уж сразу утопиться или повеситься на воротах…
– Все равно, – сказал Тарик. – Вы меня спасли с угрозой для собственной жизни, и я вас до конца жизни буду поминать в молитвах…
– Ну, благодарствуйте, – усмехнулся Бальдер.
– А как получилось, что…
– Ну, дорога длинная, а рассказ короче… Очухался я в задней комнатке, оказалось, часа через четыре. Пришел хозяин, исполненный живейшего сочувствия. Он, представьте себе, видел, как вы украдкой подсыпали мне что-то в чарку, стоило мне отвернуться, а когда я повалился мордой в стол, закричали, что побежите искать лекаря, и пропали, как не бывало. А через часок прискакали двое Дорожных Стражников, и у них была гончая бумага с полным вашим описанием. Ежели вы не знаете, вы обокрали в Арелате своего хозяина и сбежали из города, а потом, уж неизвестно почему, решили от меня избавиться. Проверить не у кого – Стражники сняли с хозяина спрос и ускакали вас ловить…
– И вы не поверили?
– Ничуточки. Повидал жизнь и людей. Бывает, конечно, что Подмастерья или Приказчики, обокрав хозяев, пускаются в бега, но чтоб вот так… Даже для приличной голой книжки история не годится. И потом… Иногда очень важно не что рассказывают, а как и кто. Вот и хозяин у меня не вызывал ни малейшей веры, хоть говорил гладко и смотрелся честнейшим на свете человеком. Пару раз мне лошадиные барышники пробовали с такими же честными рожами втридорога жутких одров подсунуть. Есть у них всякие хитрушки, чтобы на недолгое время придать кляче вид справного рысака. Вот и тут быстро почуял брехню – но виду не показал, ясное дело. Рассудил так: деревня немаленькая, и не может же она вся поголовно состоять в заговоре? Заехал в укромное местечко, отодрал подкову у Пегаша – мол, потерял и не заметил. Пришлось ехать к здешнему ковалю, а он, на мое везенье, работой загружен, и подковы у него кончились, ковать надо. Вот я, чтобы не сидеть два часа у кузницы дураком, от нечего делать пошел по деревне болтаться, со здешними язык точить. И нашел вскоре шустрого мальчонку, что видел, как на заднем дворе вынесли с постоялого двора кого-то с мешком на голове и положили в карету. Гербов на ней не было, да все знают, что карета эта – маркизы, хозяйки этих мест. Мальчишки эти с некоторых пор за постоялым двором наблюдают всякую свободную минутку. Хозяин к сестре кого-то из них подходы бил, проходу не давал, а она его видеть не могла и на его денежку не польстилась. И его закусило: руками хватал, похабщину нес. Вот они и высматривали, как бы ему половчее пакость сделать и не попасться. Что ухмыляетесь? Знакомо дело?
– Бывало, – сказал Тарик, вспомнив иные проказы ватажки, и не такие уж давние.
– И появился следочек… А потом разговорился в корчме с одним пройдохой из Цеха Бродячих нищих, не встречались с этой публикой?
– Пару раз, когда с отцом ездил по деревням, – сказал Тарик. – Все знают, что в округе делается, такие прохиндеи…
– Именно. Угостил я его на славу, дал пару серебрушек, он и поведал: давно разговоры ходят, что ухорезы маркизы хватают по дорогам путников помоложе и посимпотнее, выбирают таких, за кого заступиться некому. Очень похоже, он о ней знал кое-что и почище, только молчал, как я его ни подпаивал. Теперь-то, после вашего рассказа, понятно, о чем он молчал вмертвую… Ну вот, след явственно обозначился. Когда коваль пришпандорил Пегашу подкову, я уже успел обдумать, что делать. И покатил в ближайшую деревню рыбарей, а уж там быстренько договорился с местными. Они тоже про маркизины шалости слыхали то и это, хоть и не такое кровавое, про которое вы рассказали. И когда услышали, что она заграбастала вольного горожанина, ко мне отнеслись с полным пониманием и содействием. Такие уж у них обычаи. Они хотя и с повинностями, за свои старинные вольности держатся цепко, как горожане за свои. Если соседский барин вздумает на их землях шкодить, плохо для него кончится, в других местах бывало, и замки с четырех сторон вспыхивали… Их собственный барин, у которого они на повинностях, только посмеется, а королевские чиновники не вмешаются, если не было смертоубийства самого дворянина, – а если и выйдет смертоубийство его слуг на вольных землях, посмотрят сквозь пальцы и сыска вести не будут. Потому мы и едем по землям вольных рыбарей так спокойно, без оглядки… В конце концов со мной пошел один лихой охотник – вы его видели. Не за деньги пошел, а из обычая – негоже благородной вольного человека так увозить, пусть не деревенского, а горожанина. Обычай для всех вольных один. Он остался стеречь коней, а я потемну решил побродить вокруг замка, присмотреться и прислушаться. Встретил злую собачку и вмиг сделал ее доброй – мертвые, ежели только не бродячие покойники, всегда добрее доброго… Тут и вижу: вторая собака вам путь заступила… Что вы пригорюнились? Радоваться надо…
– Это неправильно… – сказал Тарик.
– Что именно?
– Она такая красивая – я про маркизу… И никакого зверства в лице, ни на грошик. Будто сказочная принцесса. Вроде и все теперь про нее знаю, но она такая красивая…
– Сударь Тарик, вы же говорили, что прочитали немало книг, и не только голых… Неужели вам не встречались такие слова: порой внешность человека обманчива?
– Встречались, конечно, – сказал Тарик. – И в жизни я немало таких людей встречал, на нашей улице хотя бы: на лицо сама доброта, а в душе черным-черно… – Он поневоле вспомнил самый свежий пример – бабку Тамаж. – И все равно… Она такая красавица…
– Красота и доброта часто не идут рука об руку, – сказал Бальдер. – И у женщин….
Тарик вспомнил Тами – и танцующей, и идущей с ним, взявшись за руки, и лежащей в его объятиях. Вспомнил и показавшую ему язык с седла очаровательную юную дворянку. И маманю, столько лет хранившую верность папане. И других, встречавшихся в жизни. И сказал:
– Но ведь не обязательно такая встретится?
– Кому как повезет… или не повезет, – ответил Бальдер. – Самое легкое – когда злая… или коварная, или вероломная красавица войдет в вашу жизнь случайно, посторонним человеком, и когда она из вашей жизни исчезнет, это принесет лишь радость и облегчение. А иногда бывает по-другому…
В его последних словах послышалась печаль, но он ничего больше не сказал, хлопнул вожжами по крупам коней – кажется, без нужды. У Тарика на языке крутился вопрос, но он каким-то чутьем знал, что задавать его не следует – возможно, такие вопросы задают только близким друзьям, но не тем, с кем на короткое время случайно свела судьба…
И они замолчали, словно по взаимному уговору. Кони ходко бежали рысцой среди редколесья, по накатанной колее, по дорожке, где двум экипажам ни за что не разъехаться. Ночные птахи уже умолкли, забравшись в гнезда, звезды самую чуточку поблекли, и небо самую чуточку посерело – близился летний рассвет, и над головой нет ни облачка, и свежий холодок не пробирает.
Недавние злоключения уже казались Тарику улетучившимся кошмарным сном. Он был бодр и даже весел.
Глава 11 Тихая деревня на красивом озере
Лес кончился, и внезапно раскинулась такая ширь, что у Тарика от ее красоты дух перехватило. Бальдер придержал коней и понимающе улыбнулся:
– Полюбуйтесь, сударь Тарик, оно того стоит…
Взору открылись просторы – вполне обозримые, но все равно впечатляющие. Широкая дорога длиной не менее майлов полутора отлого тянулась вниз, к большущему озеру в виде не вполне правильного овала нескольких майлов в длину и поменее того в ширину. Вокруг, словно оправа самоцвета в перстне, стояли невысокие горы, покрытые густым зеленым лесом. По зеленым равнинам раскинулась паутина дорог и дорожек, и возле озера расположились четыре деревни. Красотища неописуемая!
– Я-то уже насмотрелся, а вот вам в новинку, – сказал Бальдер. – Вот, гляньте вооруженным глазом…
Он достал из ящика на козлах бронзовую кругляшку с отливавшим фиолетовым стеклом с одной стороны и ловко раздвинул несколько коленец мал мала меньше. Зрительная труба. Любопытные вещички Ямщик с собой возит – пистолеты, зрительная труба. Неловко, правда, спрашивать, что там еще…
Готовясь в моряки, Тарик давно научился управляться со зрительной трубой, а год назад на приработок купил себе. Только его труба маленькая, коротенькая, а эта длиной в добрый локоть, на манер военных. Однако обращаться с ней следовало так же, и Тарик, передвинув парочку коленец, быстро добился того, чтобы изображение стало четким. Теперь до деревень, казалось, можно добросить камнем.
Вскоре Тарик заметил, что четвертая деревня заметно отличается от трех остальных. Везде строения каменные, но в четвертой они не в пример богаче и красивее. В трех на просторных дворах развешаны сети на высоких кольях, стоят какие-то приземистые длинные домики без окон, а в четвертой ничего подобного нет. Правда, у всех возле длинных причалов тесно стоит множество лодок.
– Сдается мне, вон та деревня здорово непохожа на другие, – сказал он, не без сожаления сложив трубу.
– Верно подметили. Строение повсюду каменное – владельцы исстари не дают рубить лес на дома. Дрова для копчения возят издалека, вон по той дороге – она ведет к осинникам и березнякам, потому как сосна и ель для копчения не годятся. А каменоломни неподалеку, вон в той стороне, и камень дешев. Вот и строят только из камня, а он долговечный, иные дома по сотням лет стоят. Домики без окон – это коптильни. А четвертая деревня – гостевая, «Серебряные волны». Понятно, рыбарей там нет, люди с денежкой развлекаются лишь ловлей на уду, а сети – старинная привилегия рыбарей… Едем?