Ага, вот оно что… Воду вспорол и поднялся над поверхностью высокий плавник, колючий и длинный. А там и показалась верхняя часть чешуйчатого туловища, длинная голова… Большая рыбина подплыла совсем близко, встала на мелководье – длиной чуть ли не с Тарика, похожая на щуку, с зубами, которым позавидовала бы иная щука. С первого взгляда ясно, что питается она не водяными козявками и подводными травами – хищник…
В зубах она что-то зажимала – и вдруг, рванувшись всем телом, выскочила из воды, лишь хвост в ней остался, и с шумом, плеском и брызгами обрушилась назад – но предмет, который держала, полетел вверх, и Озерная Красава поймала его на лету. Протянула Тарику:
– Такой вот мой тебе подарок, может пригодиться…
Тарик взвесил вещичку на ладони – тяжелая, как свинец, но цвета не свинца, а старого золота. Овальная бляшка размером с пару денаров и толщиной с денар, на одной стороне глубоко вырезан непонятный знак, а другая чистая…
– У нас это называется тагайр, – сказала Красава. – У Малышей, – она посмотрела в ту сторону, где довольно далеко от берега с охотой гонялись друг за другом Тильтиль и Митиль, – это зовется «оберег». Вот я и подумала: если ваши обереги от зверей исправно отпугивают наших хищников – мне рассказали Малыши, они бесхитростные, – то, может, тогда у вас и тагайр станет исправно служить? Это такой… такой оберег от злой силы. Может быть, все носители зла не смогут к тебе и близко подойти и сделать что-то плохое, а может быть, и не все, тут уж я не знаю: представления не имею, чем наша злая сила отличается от вашей, а в чем схожа. Это уж тебе самому выяснять…
– Благодарю, – сказал Тарик, бережно спрятав загадочную вещицу в карман и лишний раз убедившись, что тот не прохудился. – Будет случай выяснить, и скоро… Благодарю.
– Есть такая приговорка: из благодарности одежу не сошьешь… – Красава, склонив голову к плечу, глянула на него с тем самым выражением, с каким женщины хотят о чем-то попросить. Порой они с самым невинным видом уверяют, что речь пойдет о совершеннейшем пустяке, но часто это не так. Бывало, знаем…
– У нас тоже похожие приговорки есть, – сказал Тарик. – Хочешь, чтобы я тебе чем-то отслужил?
– Очень хотелось бы, – сказала Озерная Красава с хорошо скрытым нетерпением (Тарик и эти женские уловки знал). – Не подумай, что я торгуюсь и ставлю условия, ты можешь отказаться и уйти с тагайром – дареное не забирают назад. Но если бы ты согласился, мне стало бы гораздо вольготнее жить. То, что я в тебе чувствую, и то, что в тебе дремлет, позволяет надеяться, что ты сможешь. Тем более что время для отслуги настанет не сегодня и не завтра, хоть и не обороты придется ждать…
– И что нужно сделать? – тихо, серьезно спросил Тарик.
– Я не боролась со злом нарочно, но получилось так, что оно само меня нашло, – сказала Озерная Красава, похоже, чуточку волнуясь и стараясь того не показать. – Однажды пришел тайфель. Это, как тебе лучше растолковать… Создание, от ушей до пяток напоенное злой силой, и в то же время обладающее кое-чем присущим человеку. Людям он только вредит и никогда не делает добра. Однажды он заявился и потребовал любви – не попросил, а именно потребовал. Он очень отвратный, и я наотрез отказала. Он озлился и стал вредить… В озере он мне ничего не мог сделать, силы не хватило – но на берегу он многое может. И сделал так, что я уже давно не могу выйти на берег и вольно ходить по окрестным лесам. Я заперта в озере… как эти, не помню названия, тот юноша мне про них рассказывал, но это было задолго до тайфеля, и я не стала запоминать – у людей много разных названий, какие мне никогда не попадутся, так что незачем было запоминать. Людей сажали надолго в комнату, откуда не выйти…
– Узники, – без труда подыскал слово Тарик.
– Похоже… но какая разница? Я заперта в озере. Иногда он приходит и спрашивает, не передумала ли я, а когда я отвечаю, что никогда не передумаю, злобится и уходит. Если он навсегда перестанет быть, то все, что он наводит, рассеется. У меня даже есть вещь, которой это можно сделать… но нет человека, который бы с ней вышел на тайфеля, а сама я не могу. Попробовала однажды, но сплоховала, ничего не вышло. Тайфель хитер и осмотрителен, он всегда становится так далеко, чтобы я не могла его достать. А человека подходящего нет. Я хотела подыскать кого-то подходящего у вас, но это можно сделать только через Малышей. Я попробовала раз, но они еще несмышленыши и не поняли, чего я от них хочу, да и не получилось бы у них ничего в вашем мире. А вот теперь появился ты. Не буду скрывать: это опасное дело, но это не значит, что человек заранее обречен на поражение, а вот тайфель, если поразить его этой вещью, навсегда перестанет быть, мне точно известно…
– Что за вещь? – спросил Тарик и сам немного удивился, как деловито это прозвучало.
– Ты знаешь, что такое нож?
– Конечно, – сказал Тарик. – Вот…
Достал из кармана и показал ей нож, который, как и Малышам, дала Лита – с закругленным концом, короткий, но для грибов такого хватит, а Малыши таким не порежутся.
– Вот наподобие, – кивнула Красава, – только острый и большой, вот такой…
Она развела ладони. Никакой загадки: заколдованный меч из сказок или серебряный клинок против нечистой силы, и тем и другим можно поразить нечисть насмерть – и она, пользуясь словами Красавы, навсегда перестанет быть. Читывали и слыхивали, как же…
– Могу попробовать, – решительно сказал Тарик, побуждаемый чем-то наподобие охотничьего азарта. К тому же по чести полагается отслужить – ее подарок может пригодиться…
– Это может быть опасно…
– Но не настолько же, чтобы я, выйдя на этого твоего тайфеля, сразу… перестал быть?
– Вовсе не обязательно. Можешь победить и первым ударом… или просто прогнать навсегда. Если он убежит навсегда – зло спадет, и я смогу выходить на берег, гулять по лесам…
– Берусь, – сказал Тарик столь же решительно.
Злобное создание, несомненно принадлежащее к нечистой силе, зачарованный меч – и все это в другом мире, куда далеко не всякий способен пройти… И красавица из озера, вроде тех Фей Ручьев, что в сказках дарили своей любовью не одних лишь благородных рыцарей, узница злого колдуна… Вот это приключение! И в книжках Стайвена Канга о таком не прочтешь!
– Берусь, – повторил Тарик. – Когда он должен прийти?
– Он приходит в определенные дни, несколько раз в оборот, когда Ночные Огоньки Небес встанут особым образом, а Золотое Око будет над самой головой. Если расчесть… – Она ненадолго задумалась, нахмурив красивые брови. – Я не знаю, как объяснить, у людей есть какая-то система счета, но я ее и не знаю, я вообще счета не знаю, мне это ни к чему… Ждать его не завтра, но и не особенно долго… Вы считаете время по дню и ночи?
– Конечно.
– Дней и ночей пройдет больше, чем у меня пальцев на руках и ногах, но ненамного.
Недели три самое малое, прикинул Тарик. А это загвоздочка… правда, не такая уж сложная: теперь-то он знает, как добраться до Озерного Края, хотя неизвестно, как сочетаются длина дня и ночи там и здесь…
– Тебя что-то заботит, я вижу…
– Не такая уж это головоломная забота, – сказал Тарик. – Понимаешь ли, я живу не у самой тропы, а поодаль, до моего дома нужно ехать… ну, не целый день, но долгонько. Что же придумать…
– А тут и придумывать нечего, – сказала Озерная Красава с явным облегчением. – Когда должно будет наступить урочное время, я загодя пошлю к тебе вестника, он сможет пройти по тропе и найдет тебя в твоем мире… Сейчас…
Она обернулась к крутой скале, одиноко высившейся над озером, наполовину стоявшей в воде, вытянула руку, и Тарику вновь на мгновенье заложило уши. С вершины скалы сорвался серый комочек и помчался к ним. Вскоре можно было разглядеть, что это птица; когда подлетела поближе, оказалось, что она гораздо меньше тех пестрых. Красава сказала:
– Протяни руку.
Птичка безбоязненно опустилась ему на ладонь – величиной самую малость побольше воробейчика, но клюв загнут в точности так, как у хищных птиц. Очень похожа на речного соколика, искусного ловца рыбы, такая же серая, только на крыльях бурые полоски, каких нет у соколика. Снова на миг заложило уши. Птичка уставилась на Тарика немигающими черными глазами-бусинками, легкая, как воробейчик. Она легонько царапала кожу растопыренными коготками, удерживая равновесие. Несколько раз клюнула в ладонь острым, хищно изогнутым черным клювиком – больновато, но не до крови, потом, трепеща крыльями, вспорхнула с руки и низко над водой полетела назад к скале. Не полпути резко нырнула вниз, будто провалилась, коснулась когтями воды и вновь взмыла, держа вовсе уж крохотную бьющуюся серебристую рыбешку – ну да, все повадки речного соколика. Надо полагать, таких серебристых малявок тут много – птица ничуть не выглядит заморенной голодухой, – а рыбку покрупнее ей не вытянуть…
– Вот теперь она тебя везде найдет, – сказала Озерная Красава. – Даже на краю твоего света, если ты туда заберешься. Я ее пошлю загодя, чтобы ты успел приехать.
– Не слопали бы ее у нас по дороге, – с сомнением покачал головой Тарик. – Там леса, а в лесах хищных птиц полно…
– Не слопают, – улыбнулась Озерная Красава. – Вон те пестрые птицы – простые, а эта весьма даже непростая. На берегу у меня только птицы и остались, над ними тайфель не имеет власти. Рыбы послушные, но их же в твой мир не пошлешь… Желаю удачи: мы скоро увидимся…
Она погладила Тарика по щеке – словно прогретая солнцем текучая вода прикоснулась, – лучезарно улыбнулась, повернулась и вошла в озеро. Сверкавшая солнечными зайчиками гладь скрыла ее по пояс, по шею, а там и голова исчезла. Тарик стоял, глядя на резвящихся в воде Малышей. Тому, что творилось в голове, не было человеческих слов, кроме одного – яростного предчувствия борьбы…
…Они с рыбарем шагали к околице. Сжигаемый нетерпением Тарик охотно пустился бы вприпрыжку, но людям, перешагнувшим годочки Недорослей, полагалось идти по деревне степенно, неторопливо – конечно, если все мирно и покойно, нет пожара, переполоха или срочных дел вроде перехвата косяка желтоперки…