И, по слухам, отличного матушкиного ординатора.
— Донна Эла, гм, проводит с монсеньором в связи с его травмой весьма много времени, — хмыкнул Бруно.
Ах да, он ведь, что называется, не вполне в теме! Доменика хихикнула.
— Это идёт на пользу им обоим, полагаю. Эла, а как твой шов?
— Да я уже забыла о нём с моей нынешней жизнью, не поверишь, — фыркнула Эла.
— Почему же? Как раз поверю, — если мама права и воздействие у них взаимное, то так и должно быть. — Насыщенная жизнь и забота о ближнем весьма способствуют, знаешь ли.
У господина Лодовико при себе оказался фотоаппарат и два плюшевых дымчато-серых кота. Фотоаппарат использовался по назначению, коты перемещались по различным коленям. Отец Варфоломей язвил, что это он ввёл моду на хождение по дворцу с котами и должен быть как-то отмечен за это.
— А у вас есть кот? — вдруг спросил господин Бруно.
— Нет, — замотала она головой. — Знаете, я слишком в себе и в своих делах, я буду очень дурной хозяйкой для кота. Я вечно то на дежурстве, то в лаборатории, и помню главным образом о том, когда мне в следующий раз нужно быть на работе.
— И когда вам в следующий раз нужно быть на работе? — улыбнулся он.
— В понедельник. Я не дежурю в эти выходные.
Он рассказывал забавные истории о том, как монсеньор ломал или ещё как-то иначе повреждал себе разные части тела, господин Лодовико мрачно кивал, отец Варфоломей подшучивал, господин Карло язвил. Эла изумлялась. Сам объект разговора соглашался со всеми характеристиками и эпитетами, и держал травмированную руку на коленях Элы, Эла же периодически касалась её кончиками пальцев.
Ужин закончился, стол отодвинули, пили вино. Доменика редко бывала в компаниях, разве что — на работе отмечали какой-нибудь праздник, да и только. А в таких компаниях, где комфортно себя чувствовала даже интровертная Эла — тем более. Она радовалась и смеялась, и вопрос застал её врасплох:
— Донна Доменика, а не показать ли вам что-нибудь? Вы ведь не всё видели в нашем дворце? — спрашивал её господин Бруно.
— Нет, не всё, но… сколько времени? — часов она вне работы обычно не носила.
— Первый час ночи, — любезно подсказал отец Варфоломей.
— Я думаю, что в другой раз, — улыбнулась Доменика. — А сейчас я, пожалуй, отправлюсь домой. Спасибо за приглашение, монсеньор, и спасибо за отличную компанию, — улыбнулась она всем.
— Нам всем будет приятно, если вы заглянете ещё раз, — улыбнулся монсеньор.
Эла улыбалась почти что из-за его плеча. Невероятное зрелище — Эла, которая улыбается из-за чьего-то плеча.
— Донна Доменика, тогда позвольте проводить вас, — господин Бруно встал и подал ей руку.
Отчего бы не принять?
— Благодарю вас, — она испытующе взглянула на него, но прочитала только море восхищения.
— Сейчас попросим кого-нибудь довезти, — улыбнулся он.
— Зачем? — она искренне не понимала. — Тут два квартала, пешком доходится на «раз».
— Тогда я иду с вами эти два квартала, и я очень прошу вас не спорить, — он в самом деле стал какой-то серьёзный.
Делать ей больше нечего, только с мужчиной спорить!
— Нет, господин Бруно, я не стану с вами спорить. Хотите пойти — хорошо, идёмте.
39. Если будем ещё и друзьями
* 97 *
Он придержал ей дверь, они вышли на улицу. На небе ни облачка, звёзды, какие-то распускающиеся ночью цветы — Доменика никогда не знала, как вся эта растущая на клумбах красота называется. Но вдруг она очень остро ощутила, что всё это есть. Просто есть. И звёзды, и цветы, и запахи, и камень тротуара под ногами.
Он расспрашивал её об учёбе и практике, она его — о стажировке под матушкиным руководством. Дорога до её дома закончилась как-то ну очень быстро, а темы для разговора — пока нет.
— Вы живете здесь? — кивнул он на подъезд. — Одна?
— Да, у меня квартира на третьем этаже. И я живу там одна. Родители самодостаточны, и брат тоже живёт отдельно. Знаете, мы, безусловно, можем продолжить разговор наверху, но… я не уверена, есть ли у меня хотя бы кофе, не говоря о чём-то большем.
— Никто не следит за тем, заполняете ли вы холодильник продуктами? — удивился он.
— Я питаюсь на работе, или у матушки, или где-нибудь по случаю, вот как сегодня. Дома — очень редко. Если вас это не смущает — мы можем подняться вместе.
— Меня это не смущает, — покачал он головой.
Наверху она осознала, что в квартире как-то не очень прибрано. Хотя госпожа Аурелия, помощница по хозяйству, приходила всего лишь во вторник. Ну да, у неё на этой неделе не было дежурств, она ночевала дома. Вот и захламилась по самые уши! Но с этим уже ничего не поделаешь, как есть.
В кухонном шкафу, однако, нашлась бутылка вина. И ещё бутылка странного самодельного алкоголя изрядной крепости, который она в рот не брала, а использовала в научных целях. Это зелье привёз по её просьбе Валентин.
— Я не рискну вам это предложить, — замотала она головой, увидев его вопрошающий взгляд. — Я сама это внутрь не использую, только наружно. — Возьмите вино. А я попробую найти к нему что-нибудь, — Доменика открыла холодильник.
— Если вам не удастся — не расстраивайтесь, — улыбнулся он.
Интересно, на сколько лет он её старше? Не очень сильно, наверное. Не как монсеньор. И… хорошо бы у него пока не было детей!
Эта последняя мысль так удивила её, что она, желая скрыть выражение лица, чуть было не засунула в холодильник всю голову целиком. Но этот маневр помог разглядеть в углу полки, за банкой с каким-то странным, она с ходу не сообразила, с каким именно, содержимым, банку оливок и кусок сыра.
— Вот, я нашла. Смотрите, — она радостно предъявила ему результаты поисков.
Он тем временем открыл бутылку и разлил вино в бокалы.
— Отлично. Но если я скажу вам, что не голоден, вы расстроитесь?
— Нисколько. Но это ведь не еда, как говорит моя бабушка, это так, баловство, — рассмеялась она.
— Правильно говорит, конечно. Ваша бабушка тоже врач?
— Была до определённого момента.
— А что произошло в тот момент?
— Дала обет в Санта-Магдалена ди Маре. Сейчас она там настоятельница.
— Вы — внучка настоятельницы Санта-Магдалена ди Маре? — он почему-то очень удивился.
— Да. Что-то не так?
— Всё так, просто я немного слышал об этой даме от вашей кузины Элоизы, и всегда считал, что это мифическая личность, которую она вспоминает, когда ей нужно дать ответ на какой-нибудь странный вопрос как бы не от своего имени.
Доменика расхохоталась и не сразу остановилась.
— Уверяю вас, она вполне настоящая. И, откровенно говоря, реальность в её случае может оказаться сильнее любых легенд. Скажите, а ваши родственники чем занимаются?
— Мой отец — психоаналитик, у него частная практика, а мать — врач в психиатрической клинике.
— Отлично, — она сильно впечатлилась. — Почему же вы хирург?
— Пришлось жестко отстоять своё право на самоопределение, — усмехнулся он. — А вам не приходилось? Ваша матушка не видела вас своей ассистенткой?
— Я практиковалась у неё некоторое время, а потом увлеклась детскими болезнями.
— И в планах своя клиника?
— Пока нет, меня вполне устраивает та, где я сейчас. Не хочу заниматься административными вопросами.
— Понял. Скажите, а почему вы одна?
— В смысле? — поворот разговора застал её врасплох.
— У вас ведь нет мужа или просто мужчины, с которым вы встречаетесь?
— Нет, — покачала она головой.
— Так почему же?
Доменика задумалась.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я как-то к этому не стремилась. Наверное, мне пытались дать понять о своём расположении некоторые люди, но я… видимо, была к ним невнимательна. Знаете, я, наверное, слишком в себе, то есть в своих личных исследованиях и в работе.
— А что за исследования? — мгновенно отреагировал он.
— Если станем друзьями — расскажу, — рассмеялась она.
— Ничего же не мешает ими стать, так?
— Как будто нет. Но мне видится, что сейчас вам хотелось бы отнюдь не дружбы, — понимает ли он вообще, с кем пытается связаться?
О нет, ей несложно бывало отпустить себя на ночь или несколько ночей с коллегами, с юными ординаторами или пару раз даже с матушкиными пациентами — в бытность её ассистентом, конечно. Тело есть тело, его потребности необходимо учитывать, иначе с ума сойдёшь. Но никто из них не пытался с ней ещё и дружить! Обычно обеим сторонам было достаточно секса.
Ей не была знакома мучительная неразделённая любовь — увидев, что к ней интереса нет, а это ей всегда было видно очень хорошо, она просто шла дальше, туда, где этот интерес будет. Сладкой разделённой любви она тоже не знала, скорее, всегда останавливалась на уровне явственно выраженной взаимной симпатии.
И вот он сидит тут перед ней — коллега, отличный специалист, с ним интересно разговаривать, это она уже поняла. Не из её клиники, значит — никаких осложнений в работе. Взгляд заметался, выхватывая какие-то отдельные детали его облика. Высокий, худощавый, при этом абсолютно не сутулится, пальцы длинные, тонкие и уверенные, прямой нос, четко очерченные губы, и глаза — в них было столько восхищения, сколько она не встречала за всю свою жизнь, пожалуй.
А потом это восхищение выплеснулось наружу и затопило её, и снесло все бастионы, возведенные её рассудком так умело и тщательно. И чтобы не пропасть совсем, нужно было держаться за него, держаться крепко, не отводить взгляда от его глаз, не отрываться от тех самых четко очерченных губ. Разве что помочь с пуговицами на спине, их там почти пятьдесят, и она бесконтактно с ними всё равно справится быстрее, чем он руками. Молнии она в таких ситуациях расстёгивала машинально, не глядя, платья всё равно что сами на пол валились, чем всегда восхищали мужчин, ну а тут — подумаешь, пуговицы.
Когда пуговицы, молнии, ремни и прочее были побеждены, она ещё успела подумать, что дурацкая у неё гостиная — ни одной удобной поверхности. Впрочем, на полу лежал ковёр. Она всё хотела от него избавиться — глупость ведь, зачем он здесь нужен?