– Как скажете, милорд.
– Я бы сказал, столь же веские, сколь и бестолковые. Все закончится слезами, лейтенант, вот почему министерство в своей невыразимой мудрости прикомандировало меня к этой датской экспедиции. Мне поручено, так сказать, подчищать за ними.
Интересно, подумал Шарп, зачем его светлость носит на щеке мушку? Их ведь носят женщины, а не мужчины.
– Думаете, милорд, из этого ничего не получится? – спросил он, наблюдая за двумя схватившимися из-за рыбьего хвоста чайками.
Памфри устремил взгляд на корабли:
– Из того, что я слышал о датском кронпринце, ничто не дает оснований полагать, что он подвержен коррупции.
– Коррупции?
Тень улыбки скользнула по лицу его светлости.
– Я хочу сказать, что кронпринц не из тех, кто берет взятки, вот почему министерство крайне озабочено возможными неприятными для Британии последствиями этой аферы. Мы можем оказаться в весьма неловком положении.
– Как?
– Допустим, кронпринц сочтет себя оскорбленным фактом предложения взятки и объявит об этом на весь мир.
– По-моему, ничего страшного, – пожал плечами Шарп.
Лорд Памфри покачал головой:
– Нам пришлось бы извиняться и оправдываться, что стало бы сильнейшим ударом по нашей дипломатии. Сказать по правде, мы даем взятки половине правящих особ Европы, но делаем вид, что ничего подобного нет. Есть и еще одно обстоятельство. – Он оглянулся, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает. – Нам известно, что капитан Лависсер наделал много долгов, играя в «Олмаке». Не он один, конечно, но факт тревожный.
Шарп усмехнулся:
– Человек по уши в долгах, а вы посылаете его в другую страну с сундуком денег?
– Главнокомандующий настаивает, премьер-министр его поддерживает, а у министерства иностранных дел нет оснований сомневаться в честности почтенного Джона Лависсера. – Памфри произнес это таким тоном, что было ясно – у него честность вышеназванного джентльмена вызывает сильные сомнения. – Когда энтузиазм спадет, лейтенант, именно нам придется подчищать сцену. Отвратительная вещь – энтузиазм. Если худшее действительно случится, мы бы хотели, чтобы никто ничего не узнал. Нельзя же допустить, чтобы герцог или премьер-министр был выставлен перед всем светом дураком. Вы со мной согласны?
– Почему бы и нет, милорд?
Лорд содрогнулся, потрясенный, очевидно, легкомыслием лейтенанта.
– Если Лависсер потерпит неудачу, нужно, чтобы вы вывезли его самого и деньги из Копенгагена и доставили в расположение нашей армии. Мы не хотим, чтобы датское правительство объявило о неуклюжей попытке подкупа. Если вам понадобится помощь в Копенгагене, вы найдете ее у этого человека. – Он достал из кармана клочок бумаги и протянул его Шарпу, но, прежде чем отдать, счел нужным добавить: – Должен сказать, я многим рискую, доверяя вам его имя. Он очень ценен для нас. Надеюсь, вам не придется прибегать к его помощи.
– О чем это вы тут шепчетесь? – прогремел у них за спиной голос Бэрда.
– Я всего лишь делился с лейтенантом своими впечатлениями от красоты пейзажа, сэр Дэвид, – заметил, ничуть не смутившись, лорд Памфри, – и указывал на ажурную вязь корабельной оснастки. Хотелось бы запечатлеть эту сцену акварелью.
– Господи, пусть этим занимаются чертовы художники! – скривился от отвращения генерал. – Для того они и существуют.
Лорд Памфри незаметно сунул бумажку в ладонь Шарпу.
– Берегите это имя, лейтенант, – тихонько сказал он. – Кроме вас, его никто не знает.
Значит, заключил Шарп, Лависсеру имя агента не доверили.
– Спасибо, милорд, – сказал он, но Памфри уже не было рядом – присланная с «Клеопатры» шлюпка ткнулась в деревянный причал.
Сундук перегрузили, и Бэрд протянул руку Лависсеру.
– Прощайте и удачи вам, – напутствовал генерал. – Не скрою, буду рад, если у вас ничего не получится, но если пригоршня золота спасет жизнь десятку солдат, значит дело того стоит. – Он обменялся рукопожатием с Шарпом. – Не забудьте, лейтенант, капитан нам нужен живым.
– Не забуду, сэр.
«Клеопатра», спеша воспользоваться попутным ветром, уже снималась с якоря. Шарп слышал, как стучат каблуки ходящих вокруг кабестана матросов, видел, как выходит из серой реки, роняя капли воды и комья грязи, дрожащая от напряжения якорная цепь. Марсовые висели на шканцах, готовые ставить паруса. На борту офицеров встретили трели боцманской дудки и раздраженный лейтенант, который поспешил проводить пассажиров на квартердек. Баркер занялся багажом, а дюжина матросов потащили вниз тяжеленный сундук с золотом.
– Капитан Сэмюелс уделит вам внимание, как только корабль ляжет на курс, – сказал лейтенант, – и пока паруса не поставлены, господа, вам лучше держаться за кормовые поручни.
Проводив моряка взглядом, Лависсер усмехнулся:
– Понимать надо так, что капитан Сэмюелс не желает, чтобы мы крутились под ногами, пока он поднимает паруса. За ним ведь наблюдает сам адмирал! Примерно то же, что ставить караул в Виндзорском замке. Вы ведь никогда этого не делали, а, Шарп? Не стояли в карауле в Виндзорском замке?
– Не приходилось, сэр.
– Представьте, все идет отлично, а потом какой-нибудь идиот, воевавший в последний раз против Вильгельма Завоевателя, сообщает, что у него в мушкете негодный кремень. И ради бога, перестаньте называть меня сэром. – Лависсер улыбнулся. – Когда меня так называют, я чувствую себя стариком. Кстати, что было в том листке, который сунул вам Крошка Уильям?
– Крошка Уильям?
– Лорд Пампс. В Итоне это был маленький бледненький червячок. И сейчас такой же.
– Он дал мне свой адрес, – соврал Шарп. – Сказал, что по возвращении я должен отчитаться перед ним лично.
– Чепуха, – отмахнулся Лависсер, но, похоже, не обиделся. – Полагаю, там имя агента в Копенгагене, к которому можно при необходимости обратиться за помощью. Добавлю, что мне эти ублюдки из Форин-офиса его не доверили. Разделяй и властвуй – такое у них правило. Не хотите поделиться?
– По-моему, я выбросил бумажку за борт.
Гвардеец рассмеялся:
– Только не говорите, что Крошка Пампс приказал держать имя в тайне! Приказал? Бедняжка Пампс, ему повсюду видятся заговоры. Что ж, не важно – главное, что один из нас знает это имя.
Он посмотрел вверх, на марсели. Полотнища громко хлопали, пока их не закрепили. Матросы спускались по вантам и ползали по рангоутам, разворачивая гроты. Такая знакомая картина. Капитан Сэмюелс, высокий и плотно сбитый мужчина, молча наблюдал за своими людьми.
– Долго нам туда идти? – спросил Шарп.
– Неделю? Десять дней? Иногда больше. Все зависит от Эола, бога ветров. Может, он будет на нашей стороне.
Шарп кивнул и повернулся к берегу, над которым висела туманная дымка от коптилен. Он вцепился в поручни, всей душой желая перенестись куда-нибудь, куда угодно, только бы подальше от моря.
Лависсер встал рядом:
– Вы несчастны, лейтенант.
Шарп нахмурился – ему не нравилась назойливость нового знакомого.
– Позвольте угадать. – Гвардеец поднял глаза, картинно наморщил лоб, потом снова посмотрел на Шарпа. – Причина, вероятно, в том, что вы познакомились с леди Грейс Хейл на борту корабля и с тех пор не выходили в море. – Увидев что-то в глазах лейтенанта, он предостерегающе поднял руку. – Мой дорогой Шарп, пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я встречался с леди Грейс. Давно. Лет десять назад. Мне было, наверно, пятнадцать, но я уже тогда оценил ее красоту. Прекрасная женщина.
Шарп молча смотрел на франтоватого гвардейца.
– Да, красивая и умная, – негромко продолжал Лависсер, – но была замужем за скучнейшим стариком. Вы, Шарп, простите за прямоту, подарили ей счастье. Думайте лучше об этом. – Гвардеец помолчал, а когда стрелок не ответил, добавил: – Разве я не прав?
– После ее смерти мне свет не мил, – признался Шарп. – Ничего не могу с собой поделать. И да, вы правы, мы познакомились на корабле.
– А зачем вам что-то с собой делать? Мой дорогой Шарп… Могу я называть вас просто Ричардом? Спасибо. Мой дорогой Шарп, вы и должны быть в трауре. Она это заслужила. Чем сильнее чувство, тем глубже траур. Судьба поступила с вами жестоко. А все эти сплетни… Кому какое дело до вас и леди Грейс!
– Каждый считал это своим делом, – с горечью сказал Шарп.
– И вот что еще. Все пройдет. Сплетни, Ричард, рассеются как дым. Ваша печаль останется с вами навсегда, а все остальные забудут. Уже забыли.
– Вы же не забыли.
Лависсер улыбнулся:
– Я целый день ломал голову, чтобы понять, что вас так печалит. И догадался, только когда мы поднялись на борт.
Его прервал топот ног. По палубе пробежали матросы – закреплять бизань. Бьющийся над головами парус укротили, и фрегат начал набирать скорость. На ветру затрепетал синий вымпел.
– Боль пройдет, Ричард, – продолжал негромко гвардеец. – У меня умерла сестра, так что я знаю. Да, это не то же самое, но не надо стыдиться чувств. Особенно чувств к прекрасной женщине.
– Чувства здесь ни при чем – я свое дело сделаю, – сдерживая слезы, ответил Шарп.
– Конечно сделаете. Но поверьте, не стоит из-за дела отказывать себе в удовольствиях. В Копенгагене хватает злачных мест. Размах не тот, что в Лондоне, но что есть, то есть.
– Это мне не по карману.
– Ох, Ричард, перестаньте! Не будьте вы таким занудой! У нас под рукой сорок три тысячи гиней, и я намерен украсть столько, сколько смогу, главное – не попасться. – Он так широко и заразительно улыбнулся, что Шарп невольно рассмеялся. – Ну вот! Как видите, и я могу чем-то пригодиться!
– Надеюсь.
«Клеопатра» шла вперед, рассекая волны. Неуклюжие суденышки с мортирами повернулись к фрегату кормой. Их было четыре – «Гром», «Везувий», «Этна» и «Зебра». «Клеопатра» прошла близко от «Зебры», и Шарп заметил на палубе что-то, напоминающее бухты канатов, установленных для смягчения отдачи от двух громадных мортир. Еще восемь орудий, судя по виду, каронады, размещались за грот-мачтой. Выглядело судно уродливо, напоминая чудовище с огромным клыком. Шестнадцать таких чудовищ стояли на якоре в устье реки и покачивались у причалов, и это не считая вооруженных тяжелой пушкой бригов. Эти корабли предназначались не для сражения с другими судами, а для стрельбы по береговым целям.