Яркий пример последних дней — протесты иудеев против установления крестов на могилах христиан в Освенциме. И в этом смысле нужно отчетливо понимать, что один из последних мифов современной западной историософии и культуры о так называемой иудо-христианской цивилизации не подлежит усвоению в православном сознании. Нет и не может быть иудохристианской цивилизации, как нет и христианско-атеистической, как нет и христово-антихристова комитета. А ежели он когда и будет создан, то явно во времена непосредственно близкие к пришествию антихриста. И когда нам сегодня пытаются доказать, что Евангелие и Талмуд в основе своей едины, это точно такая же уловка, как утверждение, что черное и белое — один и тот же цвет. И здесь нужно быть просто честным.
Однако никогда и ни при каких обстоятельствах христианин не должен иметь никаких этнических пристрастий и впадать в осуждение конкретных людей за их национальность. Что же касается антииудаизма, то христианин как никто другой всегда обязан делать различие между человеком заблуждающимся и собственно заблуждением.
Но если мусульмане или буддисты признают Иисуса Христа одним из пророков, то христиане ни Мухаммеда, ни Будду пророками не считают. Разве нет в этом христианского неприятия чужеродной религиозности?
Да, есть. И мы должны сказать откровенно и честно, ведь всегда лучше называть вещи своими именами: да, мы не признаем ни Мухаммеда пророком, ни Будду учителем, проповедником Божественных истин. Мы дорожим абсолютностью истины, данной нам во Христе Иисусе. Господь о себе говорит, что Он есть путь и истина и жизнь (Ин. 14, 6). И это никак не согласуется со словами Будды о только пригоршне истин, которые он отдает своим последователям, и о том, что последующие за ним учителя также будут раздавать эти относительные истины, значимые лишь для своего народа, своего времени, своей культуры. Вот такого религиозного релятивизма нет и не может быть в трезвом христианском мировоззрении.
Правда ли, что с приходом христианства на Русь была уничтожена древняя ведическая культура славян?
Несомненно, что принятие нашим народом христианства — не сразу, не за десять лет и не за сто — свело на нет и упразднило славянское язычество. Религия наших далеких предков была обычным язычеством со всеми присущими ему атрибутами: многобожием, поклонением силам земли, жертвоприношениями (правда, как правило, не людей, а животных и растений), культом героизма, полигамией, которая одобрялась славянской языческой традицией. Поэтому мы должны признать справедливость слов Владимира Соловьева, который говорил о том, что принятие христианства на Руси в каком-то смысле означало разрыв с национальной традицией восточных славян. Вместе с тем мы должны отвергать всякого рода ненаучные мифы о необыкновенно высокой культуре, которая будто бы была распространена на Среднерусской возвышенности или в Киевских степях, о велесовых книгах, о развитой письменности, в те времена уже якобы существующей, и главное — о некоем индоарийском ведическом религиозном сознании, объединявшем ариев от Гималаев до Скандинавского полуострова. У нас нет никаких исторических данных и никаких серьезных научных оснований считать, что славянское язычество хотя бы отдаленно напоминало культуру средиземноморского ареала или севера Индийского полуострова.
Как Церковь на протяжении всей своей истории предписывала относиться к язычеству?
Церковь учит нас, что никакого компромисса между светом и тьмой, между проповедью Евангелия и язычеством быть не может. Не может быть хорошего язычества и еще более лучшего христианства. Они онтологично противоположны, как свет и тьма, и в этом несомненная теза евангельского благовестил, а следовательно, и церковной истории. Святые отцы — святители, преподобные монахи, благоверные князья и императоры — и в Византии, и на Руси, и в других православных странах убеждением, а если оно не действовало, то и силой государственной власти противодействовали пропаганде и распространению язычества. И понятно, что за этим стояла не забота о каких-то материальных приобретениях или приумножении сторонников христианской Церкви, а несомненное понимание того, что человек, принявший язычество, ушел на страну далече и спасение его более чем затруднительно. Многие святые мученики первых веков, будучи обуреваемы ревностью о правде Божией, о проповеди Евангелия, сокрушали языческих идолов силой своей молитвы, как, к примеру, святая мученица Татиана в капищах Зевса и Дианы, что скорее всего осуждается любителями античного искусства, так как, надо думать, это были выдающиеся памятники, которые можно было бы сохранить для истории. Однако не о том радели первые христиане. Мученики за веру в Единого Бога шли на смерть, но не принимали даже косвенного участия в тех или иных языческих обрядах, тем более в принесении идольской жертвы или вкушении идоложертвенной пищи.
Какой смысл вкладывается сегодня в понятие неоязычества?
Внешним образом в объем этого понятия входят самые разнородные и иной раз, казалось бы, внутренне не близкие движения и направления общественной, философской или даже практической мысли. Это неоязычество славянского толка, распространенное большей частью у нас и на Украине, когда взыскующие подобной премудрости исходят из идеи о том, что язычество является изначальной и превосходящей все последующие религией ариев, впоследствии искаженной христианством, которое, как некая злодейская уловка, принесено на эту землю такими же злокозненными семитами. Впрочем, разные модификации подобной доктрины можно встретить и в целом ряде других, и не только славянских, стран. Есть такого же рода неоязычество германское, друидское, даже галльское. Кроме того, в наше время усиленно распространяется неоязычество, восходящее к любованию разными примитивными шаманскими культами, например народов Сибири, Крайнего Севера, Полинезии, иной раз даже античного мира, к поискам некоей якобы скрытой там и сокровенной премудрости, недоступной современному рационалистическому сознанию. Наконец, существует неоязычество практическое, когда, не утруждая себя никакими особенными религиозными доктринами, люди живут все тем же изначально языческим магическим сознанием, то есть строя свои отношения с небом на основании некоторого договора «ты — мне, я — тебе». Если я исполню или закажу определенного рода магический обряд, то после этого должен непременно последовать с неба, а чаще даже откровенно из преисподней, соответствующий видимый результат.
Казалось бы, все это такие разнородные феномены, а роднит их по сути дела одно — неприятие христианства как абсолютной истины, возвещенной на земле Сыном Божиим, неприятие евангельского благовестил о поврежденности грехом этого мира и одновременно возможности восстановления первозданной благости человека во Иисусе Христе Господе нашем. И в конечном итоге роднит их неверие в личностное индивидуальное бессмертие человека, пребывающего в вечности таким, каким он был послан на землю. Неоязычество любого толка предпочитает иллюзии либо окончательного растворения личности в безличном, либо перерождения ее после смерти в некоем ином облике. Например, можно возродиться баобабом, чем еще Высоцкий нас пугал.
В наше время, когда человеку надо на что-то опереться, а христианство требует серьезной душевной и духовной работы, многие приходят к неоязычеству. Объясняется ли это тем, что в этом, с одной стороны, все-таки есть видимость поиска, а с другой — вольготно процветает человеческое «эго» и так много места для душевной лени?
Да, конечно, обращение к неоязычеству в наше время во многом исходит из нежелания сделать какое-то кардинальное собственное усилие.
Можно ли сказать, что Православие расценивает тот же кришнаизм как обыкновенное язычество?
По сути это, несомненно, язычество. Здесь, хотя и в другого рода интерпретациях, тоже есть культ верховного божества и культ низших богов, которые в античной традиции назывались полубогами или героями. Это язычество и по практике самого идолослужения, которое очень развито в кришнаизме, и по воздействию на нравственное сознание верующих. Но если древнее язычество или современное язычество народов Океании, африканских племен есть вещь в себе, нечто присущее только им, не навязываемое никому другому, то кришнаизм принципиально, идеологически прозелитичен. В сущности, это языческое движение является сектантским ответвлением по отношению к традиционному индуизму. Общество сознания Кришны возникло как прозелитическое движение по пропаганде нетрадиционного индуизма именно для европейской христианской цивилизации. И в этом смысле оно должно восприниматься нами как несомненно антихристианское и как особо опасная версия язычества в нынешнем историческом контексте.
Почему некоторые считают, что для современного русского человека восточные религии ближе, чем «навязываемое» ему христианство?
Наверное, найдется несколько сот или даже тысяч людей, для которых это так и есть. Но скорее всего это люди, которые в христианской традиции никогда не были укоренены и с Евангелием не в пересказах, а в подлинном его виде, со свидетельством Церкви, ее проповедью, ее бытием никак не знакомы и которые пришли к какой-либо из восточных религий не от серьезной и сознательной церковной жизни, а от советского или постсоветского атеизма. И именно они — интеллигентные, читающие, чувствующие — отталкиваются от христианства как от антиинтеллектуальной религии бабушек и начинают искать что-то сугубо высокое и духовно-сакральное. Таким людям лично я посоветовал бы хотя бы на несколько дней отказаться от всякого рода медитаций, чтения мантр и тому подобных вещей и открыть для себя Евангелие и постараться понять, что в нем говорится, а потом хотя бы неделю утром и вечером походить на богослужения в какой-нибудь православный храм, еще лучше — в монастырь и просто стоять молча и слушать, не отвлекаясь мыслями на постороннее. И после всего этого посмотреть, чем отзовется душа.