А если человек, крещеный в детстве, но ставший потом иудаистом, мусульманином, кришнаитом, решит вернуться в Православную Церковь, должен ли он пройти какой-то чин приема?
Он должен на исповеди отречься от всех своих религиозных заблуждений, то есть от хулы и неправды по отношению к вере в Единого Истинного Бога, после чего он допускается до принятия Святых Христовых Таин. Знаю, что в Москве отцом Олегом Стеняевым был составлен специальный перечень типичных кришнаитских вероисповедных заблуждений. Но и в тех местах, где раскаивающемуся не предлагается такой исповедальный чин, достаточно просто искреннего отречения от всего того, что противоположно Православию. Сокрушенное сердце, которое приносится ко Христу, делает возможным для каждого кающегося грешника вхождение в ограду церковную.
Время от времени происходят погромы в неправославных религиозных организациях. Как верующий человек должен себя в таких случаях вести?
Погромов нельзя допускать ни при каких условиях. Как известно, насилие порождает ответное насилие и никогда не убеждает тех, кто иначе смотрит на мир, отстать от своих верований. По-моему, любому христианину это должно быть предельно ясно. Тут нет места для разночтений. Но я также против и разнообразных спекуляций на идеях абсолютного равенства всех вероисповеданий в нашей стране и тому подобного либерального популизма. Я считаю, что мы должны добиваться такого рода государственного законодательства, которое бы, не ставя вне закона иные религиозные сообщества, нетрадиционные для России, выделяло бы Православие как некую основу, необходимую для духовного здоровья нашего народа.
Один из постоянных упреков в адрес Православной Церкви — почему она практически не ведет миссионерскую проповедь христианства и почему не борется с сектами, притом что всем известно, как она, по сути, нетерпима по отношению к другим религиям, традиционным и нетрадиционным?
Эти типичные упреки в сторону Православной Церкви не случайно диаметрально противоположны. С одной стороны, почему не борется с сектами, с другой — почему к ним нетерпима и на государственном уровне настаивает на ограничении их деятельности или, но крайней мере, на признании их только относительной юридической дееспособности?
Упрек в отсутствии проповеди христианской истины просто несправедлив. А что, собственно, делает Церковь на протяжении двух тысяч лет? Она проповедует истину, свидетельствуя о ней прежде всего самим фактом чуда своего исторического бытия. Ведь это действительно чудо, очевидное для каждого, кто желает на это посмотреть непредвзято. Не будь тут особого Промысла и Божией помощи, Церковь никогда не смогла бы просуществовать две тысячи лет при том множестве человеческих гонений и враждебной неприязни, которые ее со всех сторон окружали. В частности, Русской Церкви никогда бы не пережить первые десятилетия советского строя, ежели бы не очевидное хранение ее десницей Божией. Ну что стоило нашим кровавым деспотам уничтожить весь епископат? Ведь имел один из них зачатки семинаристского образования и прекрасно знал, что без епископов нет Церкви. Так нет же! И разве не Промысел Божий положил предел в то время абсолютно возможному и реальному истреблению всех архиереев и, быть может, даже нечто изменил в душах некоторых наших властителей в связи с угрозой приближающейся войны. Но это уже отдельный исторический вопрос. Сейчас я говорю о чуде, о котором Церковь свидетельствует всем своим бытием.
Святитель Григорий Палама писал: «Слово может быть опровергнуто словом, и аргумент может быть опровергнут аргументом, но чем можно опровергнуть жизнь?» Конечно, при изменении исторической обстановки, скажем, с более жесткой на более внешне благоприятствующую Церковь использует и те традиционные средства донесения евангельского благовестил до каждого верующего, которые ей всегда были присущи. Это и церковная проповедь с амвона, и катехизация новоначальных, и издание книг — сегодня их немало публикуется не только священнослужителями, но и благочестивыми мирянами. В наше время это и использование средств массовой информации в той мере, в какой это доступно при наших организационных и финансовых возможностях, которых у православных проповедников, безусловно, куда меньше, чем у приезжающих из более благополучных в экономическом отношении государств миссионеров.
Конечно, наша Церковь не имеет тех финансовых возможностей, которые есть, скажем, у Муна, сайентологов или даже американских баптистов. Они запросто могут снять Дворец молодежи в аренду на воскресный день. Однако даже если бы у Церкви и были такие деньги, ни один православный епископ, думаю, на это бы их не потратил. Хотя бы уже в силу той множественности попечений, которые реально лежат на нашей Церкви.
Так что вряд ли здесь можно говорить о какой-то пассивности Церкви. Конечно же, православный человек не станет с целью проповеди ловить кого-то у входа в метро и предлагать ему проспект на ближайшую воскресную литургию с описанием некоего приза, который тот там сможет получить. Православный человек не будет пробираться поздно вечером тайком в чужой подъезд, чтобы рассовывать какие-то брошюры, пусть даже самого душеполезного содержания, по ящикам ничего не ведущих жильцов. Православный священник вряд ли войдет в концертный зал Олимпийского стадиона в сопровождении вокально-инструментального ансамбля и начнет говорить нечто утешительное собравшейся там праздной публике. Действительно, Православной Церкви такого рода проповедь или, вернее будет сказать, пропаганда не свойственна.
Но чем объясняется то, что Православная Церковь не занимается миссионерской деятельностью в общественном понимании этого слова, ведь сегодня в нашей стране проповедь православных оказывается чуть ли не менее слышной, чем, скажем, протестантов и даже католиков?
Миссионерской деятельностью Православная Церковь занимается. Только, повторю, не в том смысле, чтобы ловить у выхода из метро и всучивать приглашение на очередное богослужение-шоу или звонить в дверь, призывая поговорить о Библии и о конечных ценностях. Церковь свидетельствует о Христе прежде всего фактом своего бытия. Главной же проповедью Православия служат те тысячи возрождаемых храмов, в которых сейчас уже опять по милости Божией совершается наше исполненное силы, духа и красоты богослужение. Кроме того, сейчас уже почти в каждом областном городе есть хотя бы одна православная школа. Появляются высшие учебные заведения — тот же Свято-Тихоновский институт или православный институт имени Иоанна Богослова, есть и другие, и не только в Москве, высшие учебные заведения. Благодаря работе Церковного Синодального отдела по миссионерству, теперь летом регулярно организуются миссионерские поездки нашего духовенства по удаленным областям Сибири, Крайнего Севера, других епархий. Батюшки и студенты семинарий, богословских институтов приплывают на кораблях, прилетают на вертолетах и крестят, отпевают, венчают множество людей, которые, быть может, в своей жизни или вовсе священника не видели, или видели пару раз. Об этом, в отличие от миссионерской деятельности протестантов в нашей стране, средства массовой информации немного сообщают своим читателям и зрителям. О милосердном служении православных — больным, престарелым, заключенным — тоже почти не говорится. Хотя то же училище сестер милосердия при Первой градской больнице в Москве и подобные им в других городах — это, может быть, единственная надежда на возрождение нашей, как правило, равнодушной к страданию человека медицины. И надо было бы кричать на всех перепутьях о том беспримерном конкурсе девушек, которые каждый год стремятся поступить в такие училища, чтобы стать после этого не актрисами, а сестрами милосердия.
Так что все эти упреки в адрес Православной Церкви, которая обвиняется, с одной стороны, в отказе от собственно миссионерской деятельности, а с другой — в непримиримости к проповеднической деятельности иных религиозных организаций, свидетельствуют скорее о смешанных критериях в нашем обществе, когда отсутствие агрессии в проповеди воспринимается как пассивность и, напротив, чуть громче сказанное слово как претензия на исключительность и даже затыкание рта всем остальным иноверцам.
Известно, что западные христиане постоянно устраивают разные благотворительные акции по всему миру. И даже было такое, что кришнаиты в Чечне кормили солдат федеральной армии. Почему о православных подобное редко услышишь?
Редко услышишь прежде всего потому, что об этом никто не рассказывает. К примеру, в средствах массовой информации даже не упоминалось о деятельности Сретенского монастыря по сбору средств в Чечню, о поездке туда в дни Страстной седмицы игумена Тихона с огромным количеством гуманитарной помощи. Помощь эта собиралась со всех православных приходов Москвы. И не только для православной общины и русских людей в Грозном, но и для всех детей, которые пострадали во время войны, независимо от их национальности и вероисповедания. Можно было бы рассказать о деятельности уже не первый год функционирующего при Священном Синоде отдела по социальной помощи, о постоянном его попечении над Пятой градской больницей, больницей имени святителя Алексия. Или о училище сестер милосердия при Первой градской больнице, где уже было несколько выпусков. Можно было бы рассказать и о приюте для девочек, созданном по благословению и под руководством отца Аркадия Шатова, о школах для детей-сирот, существующих при целом ряде русских монастырей… Однако светская пресса, телевидение обо всем этом никак не информируют своих читателей и зрителей. Впрочем, православные люди, занимающиеся благотворительной деятельностью, о ней и не кричат.
Есть здесь и еще одна причина. При всей важности попечения о внешнем мире, о социальном благосостоянии каждого, главное, чем занимается и к чему призвана Православная Церковь, — это ведение людей ко спасению, окормление их душ, а не насыщение хлебами земными. Надо ли напоминать о первом искушении Христа диаволом?