– Почему же. Я сама ушла из фирмы «Дрейфус и Кэрол», вы, может быть, слышали… Мне не нравилась обстановка, которая там создалась. Другое дело, если бы во главе по-прежнему был мистер Кэрол, хотя и мистер Дрейфус был очень к нам внимателен.
– Он агент германского правительства.
– Именно из-за этого я и не осталась после обращения президента.
– Ну, мы тут все за союзников, так что с этой стороны можете не беспокоиться. Мне кажется, что вы как раз такой человек, какой мне нужен… Конечно, трудно ручаться, но все самые удачные решения возникали у меня внезапно. Что вы скажете о двадцати пяти долларах в неделю для начала, а?
– Я согласна, мистер Мурхауз, мне кажется, что работа для меня будет интересная.
– Так завтра в девять, пожалуйста, а сегодня по до-Роге отправьте следующие телеграммы:
Миссис Дж. Уорд Мурхауз Грэйт-Нэк Лонг-Айленд Штат Нью-Йорк Возможно придется ехать Мехико Скажи Солтвору сам не смогу присутствовать обеде надеюсь все благополучно Целую всех Уорд
Мисс Элинор Стоддард
45 В 11-я стрит Нью-Йорк
Напишите что привезти из Мексики всегда ваш
Д. У.
– Как вы насчет путешествий, мисс Уильямс?
– Я никогда не путешествовала, но я уверена, что это мне понравится.
– Мне, видите ли, может потребоваться в дороге секретарь… нефтяные дела. Ну, это выяснится через день-другой.
Джеймсу Фрунзе
Фрунзе и Дж. Уорд Мурхауз
100 Пятая авеню Нью-Йорк
Сообщите срочно Шорхэм положение дел А и Б Берроу настаивает опубликовать декларацию единства интересов американизма перед лицом чужеземного социалистического сброда
Д. У. М.
– Спасибо. На сегодня будет. Когда перепечатаете и отправите телеграммы, вы свободны.
Дж. Уорд Мурхауз вышел во внутреннюю дверь, на ходу снимая пиджак. Перепечатав телеграммы и проходя по вестибюлю, чтобы с рассыльным отправить их на телеграф, она видела, как он во фраке, в серой фетровой шляпе и с коричневым пальто, перекинутым через руку, быстро прошел к такси, не замечая ее. Она пришла домой очень поздно. Ее щеки горели, и она не чувствовала усталости. Элис сидела на краешке кровати и читала.
– А я уж беспокоилась, – начала было она, но Джейни обняла ее и объявила, что поступает личным секретарем к Дж. Уорду Мурхаузу и уезжает с ним в Мексику, Элис разразилась рыданиями, но Джейни была так счастлива, что, не замечая этого, продолжала рассказывать ей о вечере, проведенном в «Шорхэме».
Новости Дня XVII[144]
незадолго до полуночи город подвергся налету нескольких цеппелинов. Бомбардировка производилась без разбора и бомбы попадали в районы не имеющие стратегического значения
Железные дороги не уступят ни пяди нам придется делать этот переход в условиях далеко не благоприятных, заявил капитан Кениг командир лодки Дойчланд пройдя 90 миль и миновав Соломонов остров в 2.30 пополудни. Все встречные суда давали приветственные гудки
Ты, причинив мне столько зла,
Доволен должен быть
Что смог увлечь меня на дно
И душу умертвить
сегодня в 9 часов утра сэр Роджер Кейсмент[145] повешен в Пейнтсвиллской тюрьме
купальщицы в одних халатиках вызывают возмущение вместо первоклассного кафе на пляже открыта молочная отчет об урожае в Соединенных Штатах показывает значительное падение итальянцы подняли радостный крик когда австрийцам пришлось бросить горячие лепешки и улепетывать восвояси гигантская стена воды обрушилась в долину Бетховен по утверждению профессора производит впечатление сочного бифштекса
Тюрьма чудесно перерабатывает городские отбросы превращая их в чистое золото
Сегодня ночью Луна скроет планету Сатурн
Закон о восьмичасовом рабочем дне предотвратит забастовки интервью с Вильсоном последняя надежда на мир
Мак[146]
Повстанцы заняли Хуарес, Уэрта бежал, пароходы в Европу были переполнены землевладельцами, стремившимися в Париж, и Венустиано Карранса провозгласил себя президентом в Мехико. Маку достали пропуск по Мексиканской центральной железной дороге до самой столицы. Энкарнасьон плакала, когда он уезжал, и анархисты пришли провожать его на вокзал. Мак хотел вступить в войска Сапаты. За время, проведанное в Хуаресе, он нахватался от Энкарнасьон кое-каких испанских фраз и приобрел смутное представление о характере революции. Переезд длился пять суток. Пять раз поезд подолгу стоял, пока дорожные бригады чинили впереди развороченный путь. Случалось, ночью в окно залетали пули. Где-то близ Кабальос целая орава всадников промчалась вдоль всего поезда, размахивая широкополыми шляпами и стреляя на всем скаку. Солдаты, засевшие в служебном отделении, проснулись и дали ответный залп, и всадники скрылись, поднимая облако пыли. Пассажиры, как только началась стрельба, забились под сиденья или улеглись плашмя в проходе. Когда атака была отбита, какая-то старуха подняла вой. Оказалось, что пуля пробила череп ребенку. Мать – коренастая смуглая женщина в пестром платье – ходила взад и вперед по всему поезду, бережно обернув шалью крошечное окровавленное тело, и повсюду искала доктора, хотя всем было ясно, что ребенок мертв.
Маку казалось, что дороге конца не будет. На остановках он покупал у старых индианок сильно приперченную еду и теплое пиво, пытался пить пульке[147] и заводить разговор с соседями по вагону. Наконец они проехали Керетаро; поезд стал быстро спускаться по длинному склону. Потом вдали, за перекрестным узором бесконечных кактусовых полей, в холодном ярком воздухе стали подниматься на синеве неба вершины огромных вулканов, и вдруг поезд загрохотал между садовых заборов, мимо перистых зарослей и рощ. Потом лязг буферов, остановка: Мехико.
Мак совсем растерялся, бродя по ярким улицам в степенной толпе, – мужчины сплошь в белом, женщины в черном или темно-синем. На улицах пыльно и солнечно и тихо. Повсюду нарядные магазины и трамваи, и коляски, и лощеные лимузины. Мак был озабочен. В кармане у него было всего два доллара. Он так долго пробыл в поезде, что, попав на место, совсем забыл, зачем он сюда ехал. Ему хотелось принять ванну и сменить белье. Исколесив полгорода, он увидел вывеску: «Американ бар». Ноги его гудели. Он присел за столик. Подошел официант и спросил по-английски, что ему угодно. Ему ничего не пришло голову, кроме виски. Выпив виски, он остался за столиком, подперев голову руками. В баре было много американцев и несколько мексиканцев в широкополых шляпах: они играли в кости на выпивку. Мак спросил еще виски. Краснорожий, красноглазый мужчина в измятой куртке цвета хаки беспокойно бродил по комнате. Мак попался ему на глаза, и он подсел к его столику.
– Не помешаю, приятель? – спросил он. – Ну и галдя же эти сукины дети. Эй, сомбреро… и куда провалилась эта чертова образина? Стакан пива. Я, видите ли, только сегодня спровадил старуху и ребят… А вы когда отваливаете?
– Да я только что ввалился, – сказал Мак.
– Ну, попали… тут белому человеку не место… Эти бандиты не сегодня-завтра ворвутся в город… Ну а что тогда будет – и подумать страшно. Ни одного белого в живых не останется… Я-то дешево не сдамся… Клянусь Богом, верных двадцать пять, нет, двадцать четыре покойничка. – Он достал из заднего кармана «кольт», опорожнил магазин себе на ладонь и стал считать патроны. – Восемь. – Потом он перешарил все карманы и выстроил патроны в ряд на сосновом столе. Оказалось только двадцать. – Стянули-таки, сукины дети, – горячился он
Высокий тощий мужчина отошел от стойки и положил руку на плечо красноглазого.
– Юстас, ты бы лучше поберег это. Скоро понадобится… Вас предупреждали, – обернулся он к Маку, что, как только начнется стрельба, все американские граждане собираются к посольству. Там мы будем держаться до последнего патрона.
– Эй, верзила, тебе начинать! – закричали ему игравшие, и он отошел от столика.
– Чего это тут все боятся – резни? – спросил Мак.
– Резни, ну да. Да что, Бог мой, не знаете вы Мексики, что ли? Недавно приехали?
– Только что прикатил из Хуареса.
– Ну, это враки. Железная дорога перерезана у Керетаро.
– Не знаю. Должно быть, исправили, – сказал Мак. – А скажите, что у вас тут говорят о Сапате?
– Бог мой, да это у них первый бандит… Они поджарил и одного парня, он был мастером на сахарном заводе в Морелос, да, поджарили на медленном огне, а жену и дочерей изнасиловали тут же у него на глазах… Бог мой, вы еще не представляете, что это за страна. С ними, знаете, как надо поступать? Да мы бы так и поступили, сиди у нас в Белом доме настоящий мужчина, а не желтобрюхий разиня реформист… Мы бы собрали армию в сто тысяч человек и начисто выгребли бы эту помойку… Это чудесная страна, но ни один из этих проклятых метисов не стоит того, чтобы на него заряд истратить… выкурить их надо, как гнездо гадюк, вот что я говорю… Здесь каждый из этих сукиных детей, дай только ему волю, почище будет самого Сапаты…
– А вы чем здесь занимаетесь?
– Я по нефтяным заявкам. Сижу в этой проклятой дыре вот уже пятнадцать лет, и с меня хватит. Я уехал бы сегодня со своими в Веракрус, да есть кое-какие векселя, и обстановку надо продать… И никто не поручится, что завтра они не перережут дороги, и тогда нам уж не выбраться, и нас в этой ловушке передушат словно крыс, а президент Вильсон даже не пикнет… Если бы только в Штатах знали, что здесь делается… Бог мой, да мы стали посмешищем всего света… А вы по какой части работаете, приятель?