«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Так звучит стих 13:25 в притчах о царе Соломоне. Я думаю, что основной посыл этой притчи звучит так: иногда нужно и наказывать ребенка, ведь если его поведение вовремя не откорректировать, он пойдет по наклонной и мы сами же создадим своим бездействием условия, которые сделают ему плохо.
Но мы живем совсем в другое время — время гуманизма, либеральных психологов и мягких подходов к воспитанию. Нас убеждают, что наша задача — ни в коем случае не ранить психику наших детей и вообще их не наказывать. Я видел однажды сцену, когда восьмилетняя девочка лупила маму по лицу и кричала ей «Дура!». А та, словно опыленная пыльцой и позитивной психологией, ей отвечала: «Доченька, я знаю, что ты на самом деле любишь свою мамочку и совсем не хочешь сделать мне больно». Я с позицией этой мамаши не согласился, уж простите меня.
Конечно, я стараюсь придерживаться гуманистических взглядов и еще раз подчеркну, что бить детей считаю неприемлемым. Однако НАДО в таких случаях, как с той девочкой и ее опыленной мамой, ребенка наказывать. Мои дети знают про все эти случаи.
• Я накажу ребенка, если он осознанно нарушит наши договоренности. Для меня дать слово и не сдержать его — одна из самых страшных историй, которая может случиться с человеком. Я знаю таких «обещалкиных», и все они отъявленные негодяи. Не хочу, чтобы мои дети превратились в таких представителей социума.
• Я накажу ребенка, если он применит физическую силу по отношению к другим членам семьи. У нас в семье не принято распускать руки, и даже если конфликт зашел далеко и у тебя есть соблазн ударить своего оппонента, ты не должен этого делать.
• Я накажу ребенка, если он попытается унизить или оскорбить мою жену или бабушек, дедушек. Даже комментировать здесь нечего.
Все. Они могут дурачиться, баловаться, нарушать режим, отказываться от обеда, даже что-то сломать. Я буду их ругать, корректировать, могу повысить голос, но санкций за это не будет. Переживу. Дети должны дурачиться, баловаться и нарушать режим, иначе что это за детство? Но красную черту переходить нельзя — и они это знают.
А придумать способ наказания я смогу. Главное — действовать спокойно, как я говорю, «в состоянии индуса». Когда я веду серьезный часовой просветительский разговор (один из видов наказания) и нахожусь в состоянии самообладания и суровости, дети потом мне говорят: «Лучше бы ты на нас наорал».
Хорошо, что у меня уже есть двадцатилетний управленческий опыт за плечами и вести такие разговоры я научился. Очень уж они не нравились моим сотрудникам и очень не нравятся моим детям. Но разговариваю я так просто потому, что их люблю и хочу, чтобы такого больше никогда не повторялось. Точно не для того, чтобы кому-то таким образом «отомстить, показывая свое величие и власть над этими людишками». Способ, кстати, гораздо эффективней, чем кого-то ударить или поставить в угол.
Кстати, на одной из конференций для родителей, организованных моей командой, одному из выступающих, Паате Амонашвили, после его речи задали вопрос из зала: «Как наказывать детей?» Он очень хорошо сказал: «Наказание — от слова “наказ” или “наставление”, поэтому, наказывая, мы должны показывать направление, как было бы правильно поступить в той ситуации, которую мы сейчас с ребенком разбираем, и объясняем, почему он поступил неправильно». Примерно такой же логики я чаще всего и придерживаюсь. То есть наказание — это разговор, а не применение физической силы.
И напоследок хочу рассказать вам одну историю, которая показывает, как мягкотелость родителя и его доброе сердце вредят ребенку. Она, естественно, произошла со мной и с одним из моих детей. И она снова про компьютерные игры.
Один из моих парней ну очень любит их. Но ему не очень повезло, ведь папа со своими шизоидными стереотипами разрешает играть даже в безобидный Minecraft только по субботам (на каникулах — еще и по средам).
И вот 30 апреля 2021 года, в канун длинных майских каникул, вся семья на первом этаже, каждый занят своим делом. И тут я замечаю, что одного нет, причем уже часа полтора. Поднимаюсь на второй этаж поинтересоваться, чем занят ребенок, подхожу по коридору к его комнате. Вдруг слышу «ШЛЕП!», характерный звук закрывающейся крышки ноутбука. Захожу — сидит, склонившись над пустой тетрадью, глаза бегают.
Я говорю: «Что делаешь?»
Он: «Домашку».
Очень странно, что в первый день каникул (!), но все может быть.
Я: «Ну покажи, что задали и над чем трудишься».
Он: «Надо нарисовать схему комнаты своей мечты».
Я, притрагиваясь к крышке ноутбука, которая очень горячая: «Ну, покажи, что начертил. Мне интересно — может, подскажу что».
Он, вздыхая и все понимая: «Да пока ничего не начертил».
Я: «То есть ты уже полтора часа сидишь и думаешь над комнатой мечты, но даже не попробовал ничего нарисовать? На тебя это непохоже».
Он: «Ну да, на меня это непохоже».
Я: «А я, когда подходил, слышал, как закрылась крышка ноутбука. Может быть, ты ничего не успел сделать, потому что был занят чем-то другим? Открой, пожалуйста, покажи, что ты там делал».
Он: «Я не буду открывать. Я играл. Без спроса».
Я: «Ну что же, мы об этом много раз говорили, беседовали, договаривались. Придется тебя наказать. Я не разрешаю тебе пользоваться ноутбуком неделю. Ты считаешь, это заслуженное наказание?»
Он молчит, кивает и тяжело вздыхает.
Через несколько дней мы едем на дачу — и тут наступает среда, день, когда на каникулах детям можно играть в компьютер. Двое других играют в игры, провинившийся повесил голову и страдает, охает, ахает, переживает, но молчит. И тут мне стало его так жалко, я понимаю, как ему обидно, что его брат с сестрой играют, а он нет, и мое отцовское сжавшееся сердце растаяло. Завожу его в отдельную комнату: «Ты ощутил тяжесть проступка? Тебе обидно сейчас, что ты не можешь играть? Хочется еще раз нарушать наши договоренности?» Абсолютно понимающий ребенок говорит мне, что жалеет о содеянном, что больше так поступать ему не хочется и если бы вернуть время назад, он бы такого больше не делал. Я хлопаю его по плечу, хвалю и… прощаю! Отменяю наказание. Говорю, что раз он так все прочувствовал и осознал, то пойду ему навстречу. Пусть играет.
Счастье, радость, обнимашки, благодарность.
10 мая. Последний день весенних каникул. Вся семья на первом этаже, каждый занят своим делом, и вот я замечаю, что одного нет, уже часа полтора, и это тот же мальчик, которого не было и тогда, в начале каникул. Поднимаюсь на второй этаж, иду громко, не крадусь на цыпочках, даю время, чтобы он услышал мои шаги заранее, ведь меньше всего на свете хочу увидеть, что он играет. За пару шагов до его двери слышу «ШЛЕП!», характерный звук закрывающейся крышки ноутбука, захожу и вижу сцену, как из кино. Ребенок летит (!) от своего стола и на лету разворачивает книжку, плюхается на кровать, понимает, что я его снова поймал, так как видел, что я его видел.
— Ты сейчас скажешь, что читаешь книжку? — спрашиваю.
Он все понимает. Он опоздал на две секунды. Его план, увы, не сработал.
— Я снова играл.
Разговор на этот раз был и со мной, и с женой (его мамой, в смысле), мы беседовали полтора часа. Спокойно, тихо, без криков, но очень четко и серьезно. Про умысел, зависимость, самоконтроль, важность слова, честь и достоинство, мужские качества и нашу боль. Было неприятно. Ноутбука он лишился на месяц, всех игр, соответственно, тоже. Ровно до 10 июня. Никаких больше поблажек, прощений, амнистий быть не может и не будет.
Но целый месяц я сам корил себя: зачем тогда, на даче, я проявил мягкотелость и простил его досрочно? Он лишен на месяц своего любимого хобби только потому, что папа оказался слишком сердобольным. Вот уж точно — благими намерениями выстлана дорога в ад.
Любящие родители наказывают ребенка не чтобы наказать, а чтобы остановить его, когда сам он остановиться не в состоянии. Наказание — как шлагбаум, не позволяющий ребенку перейти грань вседозволенности, после которой его сложно будет вернуть. Поэтому, увы, наказания нужны.
31. В своем отечестве пророка нет
Дети всего внимательнее слушают тогда, когда говорят не с ними.
Однажды Бэтмен, Человек-паук и Супермен пили вместе чай, и разговор зашел о том, кто из них самый сильный. Как это понять?
Тут Бэтмен увидел гвоздь на полу, поднял его и говорит: «А давайте, кто из нас гвоздь рукой глубже забьет, тот и сильней?!» Заключили они пари, взяли неделю на подготовку. Каждый тренируется за закрытыми дверями, что-то придумывает, оттачивает технику. В назначенный день приходят они на площадь, где уже собрались их фанаты с транспарантами, плакатами поддержки, одна группа кричит: «Бэт-мен ЧЕМПИОН!» — другая: «Челове-е-е-е-е-е-ек-паук, наш ты герой, наш ты герой!» — третья: «Супер-супер-мен! Ты великий рекордсмен!»
Выходит первым Бэтмен, одной рукой гвоздь придерживает, другой ладонью размахивается. ХРЯСЬ! Гвоздь по самую шляпку в доску загнал! Его фанаты ликуют, кричат, ну действительно же — молодец!
Следующий Человек-паук. Паутиной гвоздь закрепил, размахнулся, как Брюс Ли, киай! Ребром ладони ударил по гвоздю, доля секунды — и только шляпка торчит. Вогнал гвоздь! Фанаты прыгают, радуются — ну просто красавчик!
Выходит на сцену Супермен. Гвоздик кончиком в дерево воткнул, палец к губам приложил, чтобы тишина была, руки сложил, как йог, помедитировал в тишине десять секунд, потом размахнулся и ладонью — БАБАХ! Тоже гвоздь по шляпку в доску загнал. И его фанаты неистово кричат, обнимаются, все счастливы.
Как рассудить их? Кто же из них победил? Придется нам позвать мастера спорта международного класса по забиванию гвоздей, четырехкратного чемпиона мира и дважды рекордсмена Книги рекордов Гиннесса Ивана-а-а-а-а Поддубного!