ому, что надо, а потому, что хочется.
Все так и есть. Но совсем маленькие детки реагируют на наше настроение моментально, а взрослые уже учатся консервировать свои эмоции и держат в себе, выдавая их в разных формах, которые нередко для нас становятся неожиданностью.
Поэтому и мамам, и папам нужно помнить, что они должны быть в форме и излучать друг к другу, да и к этой жизни, оптимизм и положительную энергию. А для этого, в свою очередь, нужно не забывать наполняться друг другом, находить для этого отдельное время.
«Важней всего погода в доме» — пела Лариса Долина в одном из своих главных хитов. Каждый раз, когда я слышу эти слова, у меня начинает пульсировать татуировка родителя, которую я четко уяснил только в нынешних отношениях с супругой. Настроение детей всегда будет соответствовать контексту, в котором они находятся, потому что уж очень они у нас с вами еще чувствительные.
Наполняйте друг друга, пожалуйста. Находите на это время.
43. Они повзрослеют и уйдут, а наша задача — их подготовить и отпустить
— Моня, иди домой!
— Мама, я замерз?!
— Нет, ты хочешь кушать!
— Саша, как зовут твою новую учительницу?
— Я не помню.
— Как же так, она же у вас уже неделю преподает.
— Ну, у нее сложные имя и фамилия.
— А бывает такое, что тебе надо к ней обратиться, но ты не обращаешься, потому что не помнишь, как ее зовут?
— Да, бывает.
— Давай вместе подумаем, что ты должен сделать, чтобы узнать, как ее зовут. Какие есть варианты?
— Спросить у вас.
— Этот вариант отметается. Думай по-другому. Что именно ты можешь сделать?
— Подойти и спросить у нее.
— Прекрасный вариант, молодец! Давай продумаем диалог, как лучше и деликатней спросить, чтобы ее не обидеть…
Один из тысяч разговоров, который я веду со своими детьми каждый день. Человек должен сам учиться принимать решения и разруливать свои вопросы. Придумывать варианты, разговаривать, когда страшно, но идти на проблему.
Помните совсем маленьких детей? Они ничего не боятся, они любопытны, могут подойти к взрослому человеку и начать с ним разговаривать или что-то трогать, в самолетах строят рожицы соседям, открывают все шкафы, которые можно открыть, и вываливают оттуда все, до чего могут дотянуться, нажимают все кнопочки, что можно нажать, и изучают этот мир страстно и открыто. А потом что-то происходит — и они начинают пасовать перед этим миром, перед сложностями, перед даже самыми простыми вопросами.
А что происходит-то?
Взрослые не дают детям взрослеть. Не дают детям ошибаться. Не дают детям времени на познавание. Мы-то с вами все знаем и умеем, что ж они там так долго возятся?
Помню сцену: я стою в спортивной раздевалке, а мой ребенок медленно одевается, немного растерянный и недовольный, не в настроении. Рядом пытается одеться еще один мальчик: «Папа, я не могу натянуть эти штаны!» Я вижу, что точно может, просто ему это дается с трудом. Но что делает его папа? Правильно, натягивает ему штаны. Наверное, папа куда-то спешит и не готов ждать.
— Никита, ты катался на коньках в школе? У вас была физкультура на катке?
— Папа, я не катался, потому что кто-то украл мои коньки.
— У тебя украли коньки в первый же день? Ты пытался их найти?
— Ну это же новая школа, я пока не знаю всех правил.
— Что нужно сделать, чтобы кто-то помог тебе их найти?
— Сказать об этом вам.
— Вариант не принимается. Что еще?
— Сказать об этом учительнице, попросить ее помочь мне их найти.
— Браво! Завтра сможешь сделать?
Пусть учатся решать вопросы. Учатся разговаривать. Конечно же, мне повезло, что мое детство пришлось на середину 80-х, наше поколение называют «дети с ключом на шее». Мои родители отправили меня в садик в полтора года, и, наверное, я многому научился благодаря этому. Отстаивать свои границы, защищать свои интересы, объединяться, играть в коллективные игры. И, что самое интересное, я узнал о том, что пошел в садик в полтора года, только когда мне исполнилось сорок два. У меня не было ни капли обиды или грусти на этот счет. Сейчас некоторые мамы вообще не хотят отдавать детей в садик, готовить их к школе предпочитают сами, а потом удивляются, почему их ребенок не может решать вопросы.
Помню, как я однажды подвозил бывшего коллегу домой, и он возмущался у меня в машине: «Нельзя доверять воспитание женщине! Что она делает?
— Мама, дай я разберу посудомойку!
— Да, сынок, я сама.
Дай! Дай ему, если хочет! Не мешай ему, женщина!
Или, наоборот, послабления:
— Мама, дай мультик!
— На, сынок.
Не надо! Я ребенку говорю: давай онлайн-занятие по английскому языку! Тогда мультик.
Или мама не ест фрукты и не научила ребенка их есть! Кто в этом виноват? Я! Я упустил, я не занимался».
Упускать нельзя ни в коем случае. Когда ребенок способен решить вопрос сам, нужно пользоваться этой возможностью. Я убежден в этом на все сто. Пусть хотя бы попробует решить сам и только потом придет к родителям. И то я набросаю ему вариантов, чтобы попробовал поработать еще. И только если у него снова не получится, вмешаюсь сам.
Однажды моим детям один взрослый человек подарил большой конструктор. Дети радостно открыли его и зависли, потому что не знали, с чего начать. Этот взрослый взял инструкцию и начал собирать конструктор сам со словами: «Вот эту деталь сюда, смотрите, дети. Здесь вот так будет. Та-а-а-ак, а вот это мы приспособим сюда». В общем, он собрал все сам. Взрослый человек купил игрушку себе, поиграл в нее и отдал детям. Но они играть в нее почему-то уже не стали. Потому что уже не во что было играть.
Дети любят, когда играют с ними. Но я никогда не делаю все за них. Даже когда мы собираем лего, я могу рассортировать детали по цветам или найти ту, которую ребенку не удается отыскать, но собирать не буду принципиально. Пусть сами. А если конструктор сложноват для их возраста, я просто отложу его на полку и достану, когда придет время. Если есть возможность сделать так, чтобы ребенок делал что-то сам, я ею обязательно воспользуюсь.
Конечно, мы, взрослые, всегда знаем, как лучше и как правильней, но разве делать что-то за наших детей — это самый короткий путь? Здесь и сейчас — да, но в стратегической перспективе вовсе нет. Я считаю, что моя задача как отца — воспитать детей максимально подготовленными ко взрослой жизни. И прививать навыки самостоятельности нужно с того момента, когда ребенок уже в состоянии делать что-то сам.
Прежде чем я продолжу эту большую главу, хочу, чтобы вы прочитали одну из заметок величайшего педагога, писателя, врача и общественного деятеля Януша Корчака, принявшего смерть в газовой камере концлагеря Треблинка вместе со своими коллегами и воспитанниками. Заметка называется «Детям и рыбам слова не дают», и она актуальна по сей день.
В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы вырываем ребенка от жизни; оберегая от смерти, мы не позволяем ему жить. Воспитанные сами в деморализующе безвольном ожидании того, что будет, мы постоянно спешим в полное волшебства будущее. Ленивые, мы не желаем искать красоты в сегодняшнем дне, чтобы подготовиться к достойной встрече завтрашнего утра, завтра само должно принести вдохновение.
И что же это, «если бы он уже ходил, говорил», что, как не истерия ожидания? Он будет ходить, будет ударяться о твердые края дубовых стульев. Он будет говорить, будет перемалывать языком жвачку будничной серости. Чем же это «сегодня» ребенка хуже, почему менее ценно, чем его завтра? Если речь идет о трудностях, то оно будет труднее. А когда наконец наступает завтра, мы ждем нового «завтра». Потому что основной принцип: ребенок не есть, а будет, не знает, а лишь узнает, не может, а только сможет, — это вынуждает к постоянному ожиданию. Половина человечества не существует: ее жизнь — это шутка, стремления — наивны, чувства — мимолетны, взгляды — смехотворны. Дети отличаются от взрослых, в их жизни кое-чего не хватает, а чего-то больше, чем в нашей, но это отличие от нашей жизни — реальность, а не вымысел.
Что сделали мы для того, чтобы понять эту жизнь и создать условия, в которых она могла бы существовать и зреть? Страх за жизнь ребенка спаян со страхом перед увечьем, страх перед увечьем связывается с необходимой для здоровья чистотой, и тут приводной ремень запретов перекидывается на новое колесо: чистота и безопасность платья, чулок, галстука, варежек, башмаков. Страшна уже дыра не во лбу, а на коленке штанов. Не здоровье и благо, а наше тщеславие и карман. Итак, новый приводной ремень запретов и заповедей вращает колесо нашего собственного эгоизма. «Не бегай, попадешь под лошадь. Не бегай, вспотеешь. Не бегай, запачкаешься. Не бегай, у меня голова болит». (А ведь в принципе мы детям разрешаем бегать: это единственное действие, которым мы дозволяем им жить.)
И вся эта чудовищная машина работает долгие годы, сокрушая волю, сминая энергию, пережигая в чадящую золу силу ребенка. Ради завтра мы пренебрегаем тем, что его сегодня радует, огорчает, удивляет, сердит, занимает. Ради завтра, которого он не понимает, в котором он не нуждается, у него воруют годы жизни, многие годы. «Детям и рыбам слова не дают». «Еще успеешь. Подожди, вот вырастешь…» «Ого, ты уже носишь длинные брюки! У тебя уже и часы есть. Покажи-ка… да у тебя никак усы растут!» И ребенок думает: «Я ничто. Чем-то бывают только взрослые. Я ничто, но уже немного постарше. Сколько же еще лет ждать? Ну, дайте только подрасти!..» Ждет и лениво существует, ждет и задыхается, ждет и таится, ждет и глотает слюнки. Прекрасное детство? Ну нет, скучное, и если и есть в нем прекрасные минуты, то отвоеванные, а чаще всего — украденные.
Дети могут и должны учиться, а мы просто обязаны пользоваться теми условиями, которые дает нам жизнь, для их обучения. И мы должны их готовить к самостоятельной жизни каждый день. Ведь порой они гораздо взрослей, чем нам кажется.