Костя курил в проеме входной двери, а она время от времени интересовалась погодой:
– Будет дождик?
– Нет! – басил Костя.
Задавая вопрос, Анна одной рукой приподняла свою юбку, явив миру голые ножки.
– Посмотри, – настойчиво сказала она Косте, – я сняла свои колготки.
Костя глянул, шумно вздохнул и бросился наутек, едва не сбив с ног Николя, замершего посреди торгового зала с открытым ртом.
К вечеру Костя и Анна уже дружно беседовали. Дело в том, что кто-то пустил слух о моем чеченском происхождении. Костя сильно испугался. Когда уставшие, ближе к десяти вечера, я и мама покидали магазин, он галантно распахнул перед нами двери и нарочито вежливо улыбнулся.
– Нас не бойся, – сказала ему мама. – Бог тебе судья.
Костя печально вздохнул и промолчал.
В июле в магазин пришла молодая женщина и попросила взять ее на работу.
– Оксана, – назвала она свое имя.
Оксана была одета в летний сарафан изумрудного цвета, лямки которого переплетались на спине в виде тропических лиан, эффектно подчеркивая татуировку в виде тигра.
– Пойдем, покажу тебе кабинет директора, – сказала я.
Поскольку было время обеда, руководство, заказав из итальянского ресторана пиццу, заперлось и устроило пиршество. Удел продавцов – чай без сахара и в лучшем случае, – бутерброды.
Директору доложили, что соискательницу зовут Оксана, и он распорядился, чтобы она ждала окончания трапезы.
В подсобке не было стульев, поэтому я расположилась на подоконнике, а Оксане предложила присесть на деревянный ящик, непонятно каким образом оказавшийся в комнатке, где мы переодевались. Пластмассовый чайник на полу вскипел, и, заварив пакетиком чашку чая, я протянула ее молодой женщине. Себе я заварила этим же пакетиком чай в стакане.
По Трудовому кодексу работникам полагается часовой перерыв, но Эверест сразу сказал: пятнадцать минут и ни секундой больше.
Оксана спросила меня:
– Как ты попала в магазин?
Я только открыла рот, чтобы ответить, как из кабинета директора раздалось:
– Молчать! Я никому не разрешаю говорить во время еды!
– Сейчас восьмая минута моего отдыха. Осталось еще семь минут, – возразила я.
Директор рявкнул:
– Оксана, заткнись! Полина, ступай в отдел!
Я взяла посуду и сказала новенькой:
– Протру подоконник, а ты иди.
Но она возразила:
– Ты помой стакан и чашку, а я здесь уберу. Обещаю.
Когда я вошла в свой отдел детской литературы, покупателей не было. Издали увидев старшего продавца Сашу, я посетовала:
– Торопилась. Не выпила чай, вылила его в раковину. А в отделе никого нет.
Появилась толстенная физиономия директора:
– Если в твоем отделе нет покупателей, иди в другие и работай!
– Свой отдел бросить? – спросила я.
Саша нырнула в бытовку, где осталась Оксана.
– Чей круг от стакана на подоконнике?! – грозно спросила она.
– Полинин, – задрожала еще не оформленная сотрудница.
– Ах так! – взвизгнула старший продавец. – Я ей не спущу! Я ей отомщу! Я ее ненавижу!
– Ты! – приказала Саша Оксане. – Не вытирай след от стакана. Пусть он останется на подоконнике, я сейчас сюда директора приведу.
И нырнула в дверь.
Поколебавшись, Оксана все же побежала к раковине и, схватив первую попавшуюся тряпку, намочила ее и метнулась обратно – вытирать подоконник!
Выскочила взлохмаченная Саша, любительница вечеринок, и заорала:
– Иди-ка сюда!
– Что тебе нужно? – Я почуяла неладное.
Старший продавец крепко держала за руку директора и волокла его за собой, как куль с картошкой.
Эверест покорно плелся следом.
Я шла позади всех.
– Вот! – завизжала Саша, указывая пальцем на сияющий подоконник. – Ой, круга-то нет…
Голос ее поник.
Директор выдернул свою руку, топнул ногой и молча скрылся в своем кабинете. Выдержка какая! Настоящий кавказец!
Наедине со мной Саша почувствовала себя неловко. Она промямлила:
– Бывает, забудешь что-нибудь вытереть, но это ничего…
– Это я за вами, паразитами, все время убираю! А ты еще смеешь врать и людей против меня настраивать? – взыскательно спросила я.
Саша ретировалась, лопаясь от злости, что ее затея провалилась.
Я притащила Оксану в кабинет директора и заставила его выслушать, как все было на самом деле. Директор склонился над бумагами и сидел тихо, а Саша спряталась и делала вид, что чистит свои туфли за его креслом.
После этого происшествия Оксана наотрез отказалась работать в нашем магазине, о чем с радостью сообщила Эвересту.
– Двенадцать часов стоять на ногах невыносимо! Коллектив ненадежный! Вы злой и глупый человек, – сказала она в лицо директору.
Как только прекрасная женщина вышла из дверей «Алой розы», Каролина фыркнула:
– Старуха! Ей тридцать четыре года! Нам такие не подходят!
Меня всегда поражала подлость. Видя ее каждый раз в новом свете, я ценила редких людей, не причастных к ней. Захар и Николя были такими.
Смертельно уставшие, они практически не разговаривали со мной во время работы. Помимо всех обязанностей, директор определил их дополнительно на утреннюю разгрузку фуры. Ребята почти не спали, иногда до утра оставаясь в подсобке.
В краткие минуты перерыва они курили вместе с моей матерью, прячась за угол магазина.
– Если бы я мог, то разрушил бы этот мир, – сказал Николя. – Мир жестокости и обмана.
Мама собрала мелочь и отдала им на жареные пирожки с капустой.
Захар признался, что у них в данный момент нет жилья и они ночуют в подъезде между вторым и третьим этажами, надеясь, что жильцы их не прогонят, а также не убьют фашисты, которые выслеживают бомжей.
– Летом так перекантуемся, подкопим денег, а после снимем комнату, – пообещал Захар и добавил: – Хорошо, когда можно остаться в подсобке.
– А где ваши родные? – спросила мама.
На этот вопрос никто из парней не ответил.
– Наверное, там же, где и наши, – заключила мама. – Их просто нет.
Директор появлялся ближе к полудню. Он, проплывая мимо книжных рядов, как рогатая мина, басил:
– Пошевеливайтесь, засранцы! За работу, вашу мать!
Часто директор начинал кричать, еще не выйдя из красной иномарки, припаркованной у магазина.
Костя, который должен был целый день стоять у входной двери, при виде начальства шептал:
– Гора движется! Сейчас всколыхнется почва. Возможно цунами.
На бледном с зеленоватым оттенком лице охранника возникала улыбка. Мы невольно отвечали ему благодарным кивком и, шатаясь от головокружения, вскакивали с ледяного пола. Занимая боевые позиции, мы стремились принять рабочий вид: кто-то протирал книги от пыли, кто-то бестолково переставлял их с места на место.
Саша, почувствовав приближение Эвереста, выбегала из кабинета, где до этого сидела в кресле, положив ноги на стол. Старший продавец начинала суетиться, отдавать несуразные приказы, всем видом подчеркивая, что усердно трудится.
Директор шел к себе, а для нас наступало самое тяжелое время: Саша и Каролина, словно два коршуна, придирались по пустякам, под стать Золушкиным сестрам.
– Кто тебе разрешил улыбаться? – кричали они на Ванду. – Рот свой захлопни, хохлушка!
Ванда смущенно молчала.
Саша могла снять босоножки и отшлепать ими Анну или Лесю. Те в ответ только жалобно стонали, боясь гнева старшего продавца.
– БДСМ в чистом виде, – сказал, выглянув из-за стеллажа, Николя.
– Что?! – удивилась я неизвестному слову.
Николя начал было объяснять, но появился Эверест и заорал:
– Перестаньте копошиться, свиньи! Живо пахать!
Продавцы молниеносно разбежались по отделам.
– Эй, ты! Твоя мать – уборщица. Она вышла, а мы заметили здесь пятнышко. Набрала воды и помыла! – приказ Каролины был адресован мне.
Чтобы не придрались к матери и не прогнали ее, живущую без прописки, пенсии и медицинского полиса, я без возражений мыла полы, забывая о том, что заведую отделом книг.
Под вечер, когда Эверест и Каролина разъезжались по домам, становилось легче. Саша отдыхала в кабинете директора и никому не разрешала туда входить.
Продавцы и моя мама, воспользовавшись отсутствием руководства, садились на пол.
Если утренняя разгрузка отменялась, Захар и Николя провожали нас до остановки. Мама негодовала:
– Я видела, как Саша химичит на кассе. Грядет недостача. Несколько раз я ловила старшего продавца на том, что она не пробивала чеки. Прятала наличные в свой карман. Когда я спросила, почему она так поступает, она заявила, чтобы я держалась подальше от кассы, поскольку людям из Чечни нельзя верить!
– Придется молчать, – решили двоюродные братья. – Иначе мы потеряем работу. Ничего доказать не получится.
Мои детские мечты о справедливости мира были повержены.
По утрам все старались прийти раньше. Магазин открывался в девять, а продавцы под дверью ждали с половины седьмого. Мы с матерью приходили к семи часам.
Старший продавец каждый день опаздывала, но вела себя надменно и дерзко. Довольно часто от нее пахло перегаром.
– Кому бы записать опоздание?! Эверест приказал снижать зарплату вдвое, если поймаю! – грозилась она.
В день зарплаты выяснилось, что директор оценил наши труды в пятьдесят центов за час. Дополнительно мы расписались на пустом листе бумаги за неизвестную нам зарплату.
– Вам выплатят за полмесяца, – заявил Эверест моей матери.
На ее протесты директор скорчил злую рожу:
– Половину ваших денег я заберу себе! Какое слово в этом предложении вам непонятно?!
– Я убираю территорию, которую должны убирать по всем нормам трудового права четыре человека! – возмутилась мама.
– Это нюансы. Можете жаловаться кому хотите. Ха-ха-ха! – рассмеялся Эверест.
Продавцы, получив зарплату, не смогли сдержать эмоций.
– Мы в жопе! – Ванда заплакала.
– Воистину, – отозвался Николя.
Он и Захар пытались ободрить окружающих шутками.
Вечером, сбежав на пару минут из магазина в зеленый дворик, расположенный за углом, я рассматривала сережку в ухе Николя: