– Это можно поставить на видно место, – объясняли они свой выбор.
Преподаватели, воспитатели и работники медицины покупали у нас учебную литературу, и мое сердце сжималось от жалости к ним каждый раз, когда я видела, как долго в кошельке выискивается недостающая монетка. Заглядывали студенты: одни из обеспеченных семей, другие приезжие, едва нашедшие съемный угол. Первые могли позволить себе купить любую из понравившихся книг, вторые робко прятались за стеллажами и заучивали прямо в магазине нужный материал. Я старалась не спугнуть их, надеясь, что однажды сама повстречаю доброго человека. Зато Каролина и Саша гоняли бедных студентов:
– Нищеброды! Лузеры! Убирайтесь! Вы все равно ничего не покупаете!
Вечером, стоя у кассы, я вспоминала сумбурный день и последнего покупателя. Он приехал с шестью охранниками, загрузившими багажник «мерседеса» трудами Толстого, Пушкина и Мураками.
Рисунок плитки на полу слился в непонятный узор, глаза практически ничего не видели, поэтому я оперлась рукой о полку и дышала по йоге то медленно, то быстро, надеясь, что это поможет не сойти с ума.
– Смотри, что там, – шепнул мне на ухо Захар.
– Что?
– Тс-с-с!
Остальные сотрудники были заняты обсуждением завтрашних дел, поэтому ничего не заметили.
– Ничего не вижу, резь в глазах, – призналась я.
– Дай бог, чтобы все на что-то отвлеклись, – зашептал в другое ухо Николя. – Богач обронил бумажку в пятьсот рублей! На это можно покупать еду целых три дня!
То ли от неожиданного известия, то ли оттого, что шепот Николя был таким горячим, я пошатнулась и со страшным грохотом рухнула на пол. Часть книг свалилась сверху, довершив картину, но мне было все равно.
Никто не бросился мне на помощь, кроме матери и Захара.
– Недотепа! – прокричала Саша.
– Надо смотреть, где стоишь! – пискнула Каролина, поправляя бриллиантовое колье, подарок Эвереста.
Директор баловал младшую родственницу, носатую, как Баба Яга, и такую же свирепую.
Николя, воспользовавшись внезапной суматохой, сунул пятьсот рублей в карман.
Ян Рафаилович явился ни свет ни заря и начал расхаживать по магазину в сильном волнении. Пожилой господин кусал губы, перебирал блокноты, и мы с Николя подумали, что он знает о находке. Но решили молчать, пока начальник сам ничего не спросит.
– Где же? Где они? – примерно раз в минуту спрашивал Ян Рафаилович.
Пенсне съехало, но он ничего не замечал.
Через какое-то время наш Дон Кихот заперся в кабинете, а затем вышел и опять заломил руки, будто его должны были отвезти на казнь.
– Что это с ним? – недоумевал охранник Костя.
Продавцы пожимали плечами и старались укрыться за книжными полками.
До седин Яна Рафаиловича еще дожить надо! Бухгалтера – люди со странностями, немудрено, что наш что-то натворил.
К обеду ждали директора. Ян Рафаилович, стенавший в утренние часы, в полдень не просто перемещался по магазину, он бегал кругами, как умная мышь, узнавшая, что сырный склад переехал, и пытавшаяся отыскать верное направление.
Эверест подъехал на иномарке. Его туловище колыхалось при ходьбе и походило на студень.
– Гора движется… – предупредил Костя.
Продавцы, вскочив с пола, успели принять соответствующий вид: почтительный и слегка придурковатый.
Ян Рафаилович неожиданно перестал метаться, остановился на месте и тяжело задышал.
– Вы в порядке? – спросила я.
Остальные продавцы посмотрели на меня, как на ненормальную, будто нельзя спрашивать такое у руководства.
– Полиночка, – прошептал Ян, хватаясь руками за голову, – горе мне! Горе!
– Приветствую, Рафаилыч! – Эверест вплыл в двери. – Работайте, засранцы! Живо!
Последняя фраза была обращена к нам. Продавцы беспокойно заметались между редкими посетителями, а я буркнула:
– Очень вежливо!
– Вам, чеченцам, особое приглашение надо? – рявкнул Эверест. – Книги в детском отделе переставить на полках!
– Вчера переставляла, – ответила я.
– Так переставляй обратно!
Директор любил бесполезную работу, считая, что это благотворно влияет на воспитание в человеке покорности.
Ян Рафаилович продолжал изображать статую. Эвересту это показалось подозрительным, поэтому он подошел и легонько толкнул его в плечо.
– Затмение! – Наконец мы услышали визг бухгалтера. – Я – старый балбес перепутал ведомости. Ты понимаешь?!
Судя по лицу Эвереста, тот ничего не понимал.
– Э-э-э… – промямлил он.
– Я отправил в налоговые органы не тот отчет! Все перепутал!
Продавцы воззрились на них с нескрываемым любопытством. А я не выдержала, рассмеялась.
– Ах, твою мать! – Директор бросился к автомобилю, а за ним пожилой еврей Ян Рафаилович.
– У меня брат там работает, – басил Эверест. – Попробуем уладить!
– Всегда происходит путаница, – усмехнулась Саша. – Но кто будет в ней разбираться?
Иногда клиенты заказывали литературу на дом. В таких случаях следовало относить бланки в офис по доставке книг. Свернув от магазина «Алая роза», я прошла мимо университетской столовой в сторону христианского храма.
Здесь начинался нулевой километр – ставропольская достопримечательность. На транспортной остановке галдели верующие, скупщики иконок и церковных свечей, а рядом с литой чугунной оградой суетились просящие милостыню. В основном это были пожилые люди, живущие на улице. Они, разумеется, делились подаянием с милицией и мафией, иначе бы им не позволили находиться у храма. Среди нищих выделялась высокая фигура в черном монашеском одеянии. Я даже на секунду задумалась, не старец ли это с картины «Видение отроку Варфоломею»[6]?
Монах тонким голосом призывал:
– Купите просфоры, спасите душу! Подайте монетку на храм Божий!
Приглядевшись, я поняла, что знаю этого человека. Но откуда?! Сделала еще несколько шагов и оторопела. Леонид Игнатович! Собственной персоной. Я привыкла видеть его в деловом костюме, на рабочем месте в адвокатской конторе. Произошедшие разительные перемены сказались на внешности мужчины: из-под капюшона выглядывало худое изможденное лицо.
– Что с вами? – спросила я.
Без сомнений, это был адвокат!
– Я раб Божий… – запел юродивый: – Покайтесь, дети мои…
– Леонид Игнатович! Опомнитесь! Очнитесь! Вы меня узнаете?
Адвокат совсем заблажил:
– Угодья свои отдал я попу… Все церковь святая себе забрала…
– Угодья?!
Взгляд приобрел некоторую осмысленность, и адвокат зашептал:
– Квартиру и машину! Ибо каюсь я в грехах, а иначе без пожертвования грехи не отпустят.
– Да вы с ума сошли! Бросьте цирк! Идите домой!
– Божий приют теперь кровля моя, – так же тоненько пропел адвокат, простирая руки к прохожим с целью разжиться монетками.
– Кто нарядил вас в одежды монаха?
– Батюшка, – сквозь зубы процедил адвокат. И отвернулся: – Грех мой велик!
– Я вызову санитаров, если вы не объясните, что происходит.
– Нет! Нет! – замахал на меня испуганно Леонид Игнатович. – По доброй воле я постриг взял.
– Что вы сделали?
Адвокат поманил меня за конский каштан, росший у храма. Густые ветви дерева скрыли нас от солнца.
– Грешником я был, – нараспев сказал адвокат. – Помните мое увлечение магией?
– Говорила я вам: выбросите сатанинские книжки в помойку!
– Не послушался, ангел мой. Согрешил так, что земля содрогнулась. Ритуал магический на кладбище проводил. Решил оживить давно умершего деда. Три дня не ел, не пил, только заклинания читал, сидя верхом на могиле. В дудочку дудел, призывая деда показаться из последнего своего пристанища.
– Неужели оживили? – хихикнула я.
– Нет! Не удалось. Но на третий день прямо передо мной соткался из воздуха покойный дед и погрозил кулаком.
Мой смех огласил улицу, я даже ногами затопала от удовольствия:
– Молодец дед!
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Леонид Игнатович. – Но после увиденного меня окатило холодным потом, и я побежал через кладбище как полоумный. Плакал! Стенал! Иконы в церковной лавке купил! Просил защиты у святой Девы Марии и других праведников! Только с тех пор деда вижу, и ругается он на меня скверными словами за ухищрения мои. Поэтому я к батюшке и пошел. Батюшка выслушал, посоветовал машину и квартиру церкви пожертвовать, а самому служение принять, что я и сделал. Раньше, бывало, ежедневно пять раз питался, то картошечку, то каши разные, а сейчас утром просфора и вечером просфора. Просфору велят водой запивать.
– Просфора?!
– Просфора – тонкий хлебец православный, такой крошечный, что едва в ладошку умещается.
– Долго вы так живете?
– Скоро месяц будет.
Адвокат хотел еще что-то сказать, но вдалеке показалась внушительная фигура священника с золотым крестом, и, начав нести совершеннейшую ахинею, несчастный кинулся от меня и убежал прочь.
Дома, когда я размышляла над неожиданной встречей, позвонил Луковица и попросил найти его сыну работу.
Сын Луковицы служил на границе Чечни, а затем его признали негодным для работы в милиции и попросили крупную взятку.
– Продавец книг – это круто! – завершил просьбу Луковица.
– У нас один предает другого ради карьеры, две надсмотрщицы, бухгалтер с тройной бухгалтерией и директор по имени Эверест!
– Вы, я вижу, так и не поняли, где оказались, – воскликнул Луковица. – Здесь по-другому не живут! Вы, Полина, еще в хорошее место попали.
– Неужели? – удивилась я, лежа вверх ногами, чтобы вспухшие вены немного присмирели.
– Мать тоже в магазине?
– Да, безо всяких прав, без договора, в любой день могут выгнать. От зарплаты воруют половину, а работает она за четверых.
Луковица задумался, а затем все-таки повторил просьбу:
– Сыну очень нужна работа. Помоги.
Я обещала спросить директора.
– Мы опубликовали твою статью об оклеветанных соседях. Ты видела?
– Да. Когда делали вставку обо мне, напутали и вместо того, чтобы написать, что я получила осколки из-за обстрела российской ракетой мирного грозненского рынка, напечатали: «чеченский теракт на рынке». То есть все-таки приправили текст ложью.