– Это все Шишкин, – перевел стрелки главный редактор. – А мы люди маленькие!
Мама покачала головой, издали слушая разговор. В ее руках была новая, совершенно ненужная книга. Днем, убирая, она листала ее на полке. Директор, проходя мимо, подскочил к матери и вырвал у нее из рук эту книгу.
– Я вам не позволю тут читать, – сказал Эверест.
Характер мамы известен. Она тут же купила ее за последние копейки. Эвереста это разозлило до такой степени, что он ударил кассу у входа, а потом с проклятиями долго потирал ушибленную ногу.
Я тоже купила себе книгу – «Шаманский космос». В ней написано, что Бог – источник всех людских страданий. Некоторые шаманы пытались его уничтожить, но сходили с ума. Шаманы считали, что если Бог исчезнет, пропадет и его творение – Вселенная.
В страхе ожидая квартирную хозяйку, так как за квартиру платить было нечем, мы перебивались с хлеба на воду и пытались подбодрить Захара и Николя, которые совсем приуныли.
Им удалось снять на неделю комнату у алкашей, забывающих выключать плохо работающие газовые конфорки, отчего квартира несколько раз чуть не взлетела на воздух.
– Война у вас безо всякой войны! – горько шутила я.
Ребята поделились с нами, что отношения с родными у них очень натянутые, нет поддержки.
По секрету я рассказала Николя о дневниках и своей мечте, чтобы их издали.
– Бедная, – покачал головой он. – Мне тебя жаль. Ты ничего не добьешься в России.
– Ты не знаешь меня.
– Я знаю судьбы писателей, потому что читал их книги. Одни умерли в нищете, другие были расстреляны, третьих пытали в тюрьмах.
Николя купил себе новую футболку с кроликом и ждал похвалы, но мама его пожурила. Моя идея найти ему девушку не увенчалась успехом.
Я как могла пыталась скрасить наше существование. В пятнадцатиминутный обеденный перерыв угощала ребят оладьями, сделав их из нескольких ложек муки и одного яйца.
– Оладьи вышли вкусные, прямо бесподобные! – нахваливали Захар и Николя, поедая угощение.
Слушая слова благодарности, я почувствовала, как затряслось здание. Что это? Снова война? Страшный грохот за окнами и удары по стеклу заставили меня инстинктивно упасть на пол и сжать руками голову. Помещение погрузилось в темноту.
Николя подбежал и обнял меня.
– Не бойся, – сказал он.
Меня затрясло: я вспомнила жуткие обстрелы в Грозном.
– Не бойся, – повторил Николя и слегка сжал мои виски.
От его прикосновений я пришла в себя и, смутившись, отпрянула.
Николя пояснил:
– Грядет осенний сезон ветров. Ты не знаешь, что это, а жителям Ставрополя подобное знакомо чуть ли не с рождения. Ты потерпи. Скоро все утихнет и вновь выглянет солнце.
Я с недоверием посмотрела на него.
Здание перестало дрожать.
– Николя, что ты такое говоришь?
Я с трудом приподнялась и выглянула в окно.
– Боже мой! Что там творится!
Град с голубиное яйцо с бешеной силой обрушился на тротуары и автомобили. Шквалистый ветер раскачивал клены и тополя. Листья кружились в смертельном танце. Транспортное сообщение приостановилось.
– Погода в это время коварна, – вздохнул Захар: – Помнится, в прошлом году у знакомых кирпичами, вывернутыми из стены дома, вдребезги разбило машину.
Мне с трудом удалось унять приступ тахикардии и выйти к покупателям.
После перерыва Жанну перебросили в соседний отдел, и мы разговорились.
Я рассказала, как у нас в Грозном взорвалась на рынке ракета. Мародеры грабили убитых и раненых, не стесняясь срывать с них украшения. Жанна заявила, что в Москве не могли отдать такого приказа – обстрелять мирный рынок. Сказала, что знает русского парня, спасшего чеченского ребенка.
Анна, Ванда и Саша, посовещавшись между собой, решили, что я мусульманка.
Ванда, подыгрывая остальным, крикнула:
– Полина, не бойся, скажи правду! Ты мусульманка? Мы тебя за это не побьем.
А я пошутила:
– И вы не бойтесь. Мы вас не взорвем!
Директор, проходивший мимо, не выдержал, фыркнул от смеха. Продавцы побагровели, и больше никто тему религии не поднимал.
Помимо всей прелести работы в книжном магазине, единственном источнике нашего существования, я выяснила – за свою тяжелую работу мы получали фальшивые деньги.
Я купила еду в супермаркете и рассчиталась. Купюру провели аппаратом – она оказалось фальшивая.
– Вы из «Алой розы»? – участливо спросили меня. – Уже несколько подобных случаев.
– Я только что получила зарплату. – Слезы душили меня.
«Вот как нас ценят за двенадцать часов стояния на ногах!» – мелькнуло в голове.
Меня трясло. Я едва смогла выйти из супермаркета и сесть на ступеньки.
На следующий день я подложила фальшивые деньги в кассу нашего магазина и взяла те, что дали покупатели. Вернула, так сказать, купюру отправителю. Но наши аферисты даже ухом не повели. У директора все было схвачено.
После этого происшествия мы разговорились в сквере: я, мама и Николя. Он тоже обнаружил, что деньги фальшивые, и разрыдался. Мама протянула Николя сигарету.
Каждый из нас мечтал уйти из «Алой розы», но альтернативных вариантов не было.
Приехавшая из санатория хозяйка квартиры устроила племяннице, поселившей нас в ее доме, нешуточный скандал. К нам она отнеслась великодушно, но потребовала освободить жилплощадь. Мы рассчитались с Настей и на остатки средств сумели снять комнату в домике начала девятнадцатого века, где проживало несколько семей. Здесь не было туалета, воды и батарей. Только электричество, наброшенное через окно тонким проводком, напоминало о цивилизации.
Это был самый центр Ставрополя, улица Дзержинского.
Через ветхую крышу легко проникал дождь, и мы с мамой по очереди ставили тазы и банки туда, где прохладные струйки особенно звонко стучали о гнилые доски пола.
В комнатке за стеной проживала алкоголичка Марта. Она приходила к нам дважды со скандалом. Первый раз она застала нас врасплох.
– Эй вы, чего стучите по утрам? У нас голова болит! Не понимаете, что люди пьют водку и утром нужно спать! – возмутилась соседка.
– Мы работаем, – ответила мама. – Утром нам нужно принести воды из колодца и умыться. Мы не шумим специально.
– Хм, чистюли. – Марта задумалась. – И откуда вы такие взялись?
Громко икая, женщина ушла.
Второй раз она начала орать, когда увидела кошку.
– Пусть мышей ловит, – успокоила ее я. – У вас есть мыши?
Марта кивнула:
– И крысы!
Как-то раз мы пришли с работы поздно вечером и увидели, что веревка для белья сорвана. Пододеяльник и простынки валялись в грязи. Пришлось привязывать веревку заново. Неподалеку крутилась алкоголичка Рита. Она сообщила:
– Это Марта здесь буксовала!
Я застучала молотком по стене деревянного сарая, по иронии судьбы названного домом, чтобы вбить гвоздь. Обитые железом ставни, как в старых русских сказках, на соседском окошке распахнулись, и оттуда вывалилась Марта.
– Не смей вбивать гвозди! – завопила она.
В ответ я закричала так, что в ушах зазвенело:
– Ханыжка, замолкни! Это мое окно. Ясно? Еще одна пьяная выходка – и я надеру тебе зад!
Ставни захлопнулись. С этого момента соседка Марта не вступала с нами в прямой контакт, а за спиной называла воинственными чужеземцами.
Рита спросила:
– Это вы около калитки повесили тряпку для мытья пола?
Мама ответила:
– Мы на свою калитку тряпку повесили. Надо – трусы повесим. Еще одно неуместное замечание, и будем бить по голове. Больно!
Рита тихонько отступила в глубину двора. В подобных местах всегда обитают те, кто проверяет новичков на прочность. Теперь у нас появился опыт общения с такими людьми.
В домике была всего одна комнатка в четырнадцать метров. Уборная и кухня – отсутствовали. Так выглядело самое дешевое жилье, которое съедало мою зарплату целиком!
Разговорившись у колодца с протрезвевшей Ритой, я узнала, что хозяйка, сдавшая нам угол, женщина преклонных лет, бывшая сотрудница КГБ, а ее вежливый пожилой супруг – бывший заключенный, сумевший впоследствии дослужиться до начальника тюрьмы.
– Оба состоят в партии «Единая Россия» и славят президента Путина, – доверительно сообщила Рита.
Придя в магазин, я поняла, что от последних новостей кружится голова.
Вытащив спрятанный между книгами дневник, я записала:
Привет!
Там, где мы ночуем, писать некогда. На сон всего четыре часа. Поэтому слушай сейчас, мой бумажный друг.
В старом доме, которому от рождения двести лет и который еще помнит время русских царей, я обнаружила пушистого домового. Домовой сидел на холодильнике и был похож на большую дымчатую кошку. Когда я встала с кровати, домовой не исчез, а растворился в воздухе подобно тому, как растворяется песок, брошенный в морскую волну.
Я не испугалась.
Мать отругала меня:
– Почему не спросила, к худу или к добру?
Домового всегда спрашивают, по старой традиции. Но даже без вопроса я поняла, что явился он к худу, и решила это худо отсрочить.
Домовой не переставал чудить.
Вчера я поставила наш будильник на 6.00 утра, и мы уснули.
Подскочила я от звонка. Выбежала в коридорчик размером метр на метр, схватила будильник, специально оставленный там, чтобы поменьше доставлять неудобства соседям, смотрю: 8.00!
Я в ужасе подбежала к маме:
– Вставай! Мы на работу опоздали!
Шторы распахнула – ночь!
Сонная мама говорит:
– Не может быть, что 8.00. Звезды на небе.
Я сунула ей под нос будильник.
Включили телевизор – в углу экрана время: 5.00 утра.
Сначала я подумала, что часы из-за плохих батареек пошли неправильно. Но почему время убежало на три часа вперед, да еще кто-то стрелки звонка перевел?
Около шести утра мы снова улеглись.
Встала я без двадцати семь. У меня создалось впечатление, что спала я очень долго, целые сутки. Я прекрасно отдохнула. Хотя часто засыпаю тяжело, ворочаюсь, вижу кошмары и просыпаюсь с мигренью.