Краткая и бестолковая молитва, идущая к небесам, была прочитана.
Толпа, собравшаяся на Пятачке, взволнованно обсуждала рекламные предложения, птицы – воробьи и голуби – крутились под ногами в поисках семечек. Они привыкли к тому, что здесь шумно, но можно найти еду.
Вглядываясь в равнодушные лица, я увидела человека с поднятой вверх рукой, будто он приветствовал солнце. Это был мужчина лет тридцати пяти, плотного телосложения, в потертой военной куртке, какую на гражданке обычно носят рыбаки и охотники. Я невольно затаила дыхание. Рядом с ним были женщина и девочка. «Может быть, они с войны или что-то знают о войне? Надо подойти», – решила я.
– Здравствуйте! – мой голос растворился в общем шуме.
Мужчина и женщина закивали, поняв, что я хочу что-то обсудить, и показали на тропинку, ведущую с Пятачка.
– Меня зовут Виктор, – представился мужчина, не опуская вытянутую вперед руку. – Это моя жена Диана и дочка Валя.
Женщина с русой косой и девочка лет десяти улыбнулись.
– Ищу жилье, – ответила на это я.
– Вы не смотрите, что моя рука вперед и вверх, – объяснил Виктор. – Сделаю резкое движение – умру. Так сказали врачи.
– Боже мой! – Я представила себе, что он будет так ходить до последнего дня жизни.
– Не волнуйтесь. Три года с этим живу. Мы сдаем половину дома. Отдельный вход. Есть ванная и кухня. Тепло. Из мебели – старое кресло, можно спать на нем, и спинка от разломанного дивана.
– Сколько берете в месяц?
Виктор назвал сумму, равную моей зарплате. Сурово. Тем более что дом находился на Ташле. Это самый старый район города, расположенный за железной дорогой. Транспорт курсировал туда редко.
– Думайте быстрей, – поторопила меня Диана. – Или мы студентов возьмем.
– У нас три кошки, – скороговоркой выпалила я.
– Мама! Папа! Кошки! Ура! – закричала девочка.
Мужчина и женщина переглянулись:
– Мы не против кошек!
Я, не видя комнату в их доме, дала согласие и, взяв адрес, сообщила, что мы приедем завтра, а затем расплатимся.
Назад я неслась окрыленная, радостная, тем более что назавтра была суббота. Выходной! Захар и Николя сразу согласились помочь погрузить вещи в машину. Оставалось только позвонить Жене.
– Снова переезжаете? – спросил наш постоянный водитель. – Этот город не дает вам покоя! Опять угрожали?
– На этот раз просто выгнали. И не потому, что мы «чеченцы», а потому что у нас кошки-боевики!
Женя не смог удержаться от смеха.
Переезжали мы весело. Такая компания! Я и мама ехали в кабине, Женя шутил:
– Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет!
– Представляете, а я пошел в горы и нашел жену! – радовался он. – Венчание было в июне, сразу после знакомства.
Мы его поздравили. Мама от души, а я, стараясь заглушить ревность.
Кошки ехали в кузове. На повороте машину сильно тряхануло, и Карина, наша пестрая хранительница очага, улетела в заросли.
Увы, ни на следующий день, ни позже мы не смогли ее найти. Остались у нас только Полосатик и Одуванчик.
Комната в доме Виктора и Дианы понравилась мне сразу. Девятнадцать квадратных метров – целый дворец! На столике стоял цветной телевизор. Старый, ламповый, но передачи показывал. Узкий коридор вел на кухню и в ванную, а за внутренней стеной жили хозяева. У них был свой, отдельный вход. Жилище на вид разменяло сотню лет, однако люди, обитающие в нем, поддерживали чистоту: белили и красили. Кошки обрадовались большому пространству и начали скакать с разломанного кресла на спинку от дивана, которая стала маминой кроватью. Мама поохала, но привыкла.
Я писала дневник.
В девятнадцатом веке моя прапрабабушка Елена Владимировна прославилась красотой на весь Ставрополь. За необыкновенный сине-зеленый цвет глаз люди прозвали юную девушку Персиянкой.
Это не имело никакого отношения к Персии. Просто кожа Елены цветом и бархатистостью была похожа на персик…
Семья Елены считалась зажиточной. Имела прямое родство с купцами Поповыми. Был двухэтажный дом на Ташле, в старом районе города.
Приезжий горец в папахе, впервые увидевший девушку у колодца, не сомневался ни секунды: перебросил ее через коня и увез в свой аул.
Среди высоких каменных башен и синих гор родилась Юля-Малика. Она помнила отца, хмурого чеченца с бородой, который владел бесчисленными отарами овец. В справке о рождении девочку записали «Малика Мусаевна». Но Елена бежала из аула вместе с шестилетней дочерью, когда супруг привел в дом вторую жену.
Через время Елена вновь вышла замуж. Маленькую Малику крестили по православному обычаю, и она стала Юлей Дмитриевной. Ее удочерил Дмитрий Прокофьев, родственник композитора Сергея Прокофьева. Он же стал отцом ее сводным братьям и сестрам.
Крестным отцом всех детей Елены и Дмитрия был гласный Городской думы меценат Г. К. Праве, основатель краеведческого музея города Ставрополя. Он часто навещал семью, а под Рождество всегда отправлял сани с подарками.
Юля-Малика окончила женскую гимназию и вышла замуж за Николая Федорова, человека из благородной образованной семьи из Ростова-на-Дону.
В браке родилось двое детей: моя бабушка Галина и ее брат Игорь.
Потом Первая мировая, Февральская революция, Октябрьский переворот, Гражданская война, террор.
Братья Юли-Малики погибли, защищая Родину, родители умерли, а двухэтажный деревянный дом на Ташле сгорел.
Осенними вечерами мы включали хозяйский телевизор. Оказалось, в цветном ящике совершенно нет звука, а наш черно-белый давно барахлил и не показывал изображения. Поэтому пригодились оба телевизора: из одного шел звук, а на другом мы смотрели видео.
Валя прибегала поиграть с Одуванчиком и Полосатиком. Девочка ласково прижимала их к себе и пыталась расчесывать материнской расческой. За дочкой заходили к нам Виктор и Диана.
– Ты людям мешаешь! Они много работают, пусть хоть до утра отдохнут, – говорили они.
Но Валя не желала покидать снятое нами пространство, она весело плясала посреди комнаты, скакала на ковровых дорожках, пахнущих нафталином, и пыталась втянуть нас в свою игру.
Сентябрь и октябрь промелькнули в суматохе, и мне начинало казаться, что я и мама всегда жили в старом уютном доме среди людей, в которых нет зла. Это необычное ощущение появилось оттого, что мы впервые встретили русских, которым были безразличны место нашего рождения, религия и национальность. Виктор и Диана об этом даже не спрашивали.
В редкие выходные к нам приходили друзья. Мама подшучивала над моей влюбленностью в Николя, а я старалась не обращать на это внимания. Николя был обходителен и не позволял себе ничего лишнего.
Захар шутил, рассказывал байки из жизни альпинистов, а мы с мамой делились информацией, как выжить на войне.
– Листья свеклы – съедобны, крапива – съедобна, дикий чеснок, похожий на траву, можно есть! Эти знания еще пригодятся! – Мама сидела с важным видом во главе стола, а я разливала чай.
– Ой, тетя Лена, не дай бог! – качал головой Захар.
– Елена Анатольевна, – попросил Николя, – расскажите, как готовить еду, если война.
– В обычном понимании еды нет, – встряла я.
– Осенью в садах и огородах есть листья свеклы, капуста, – объяснила мама. – Можно лепить вареники. Летом фрукты и ягоды, весной лук и петрушка. Хуже всего зимой. Нужны консервы. Снег можно пить, растапливая его на печке. Не забудьте процедить через марлю или другой материал.
– Печку с дровами следует топить на рассвете, в туман, иначе по дыму будут вести огонь. Многие погибали, кто плохо соображал, – напомнила я.
– А хорошее на войне было? – спросил Захар.
– Как-то во вторую чеченскую русские солдаты принесли нам консервы – две банки. Сказали, что их начальство за доллары продает чеченским боевикам еду, а солдатам остается половина пайка. И что они посовещались и решили принести нам поесть, потому что мы от голода падаем. Нас было одиннадцать человек, мы на эти консервы набросились. Я до сих пор благодарна этим ребятам, которые нас пожалели. А чеченские боевики в свое время приехали к нам во двор под обстрелом, взяли наших раненых соседей, отвезли в больницу. Спасли. Потом они где-то нашли молоко, разлили его в пластиковые бутылки и под обстрелом бегали, спрашивали, в каких подвалах есть дети. Ставили бутылку молока и убегали…
– До сих пор помню этих людей, – подтвердила мама.
Под окнами крутилась Валя.
– Заходи! – позвала я ее.
– У вас гости? – спросила девочка.
– Это наши друзья – Захар и Николя.
Валя, забежав к нам, принялась баюкать Одуванчика и Полосатика.
– Карину не нашли? – поинтересовался Николя.
– Увы. Ее новорожденные котята погибли. Мы не смогли их выкормить. Малыши умерли от голода. Я кормила их молоком из пипетки вечером, утром и ночью, а затем убегала на работу. Двенадцать-тринадцать часов без еды они не выдержали.
– Грустно.
– Да. Если бы Эверест разрешил их оставить в подсобке…
– Помнится, он вас выгнал на улицу ночевать.
– Жестокие сердца, – сказала девочка Валя, слушая нашу беседу.
Дочка хозяев целый день находилась в школе, и оставить котят ее семье мы тоже не могли.
Угостив Валю печеньем, мы с Николя вышли за калитку.
– После войны я действительно думаю о людях плохо.
– Нет. – Николя щелкал зажигалкой, чтобы закурить: – Ты слишком добра, а вокруг одни черти.
Он был одет в поношенную куртку цвета весенней листвы, которая очень шла к его зеленым глазам.
– Я боюсь ошибиться.
– Разве прорицатели ошибаются? – Сигарета в его губах ожила, огонек в темноте походил на звездочку.
– Еще как! – Мне хотелось дотронуться до Николя, но я сдержалась. – Однажды я шла по бульварной аллее, которая разделяет проспект Карла Маркса. Там весной в фонтанах плещется вода, вырываясь из пасти гигантских позолоченных рыб…