Через полчаса подтянулись Гоша, Иван, Станислав и Михаил.
– Мне плохо, – сказал Николя.
Парни начали сами загружаться, подхватив лихорадочную мысль-вирус.
Михаил, как самый опытный в этих делах, решил, что необходимо очистить желудок. Начали искать тару и обнаружили под кроватью железный таз. Поставили его в центр комнаты. Станислав встал на колени и сунул в рот два пальца, пытаясь вызвать рвоту. Но ничего не получилось.
– Ты не умеешь. Смотри и учись! – Гоша со стоном опорожнил желудок.
– Давай, иди сюда, тебе надо вырвать, чтобы стало легче! – парни позвали Николя.
В дверь комнаты постучали. Но поскольку вся компания оказалась сконцентрирована вокруг железной емкости, стук проигнорировали.
Дверь распахнулась, на пороге стояла директор общежития. Николя заметил, что ее поразило их преклонение перед тазом. Однако директор многое повидала в этих стенах.
– Манага? – спросила она.
– Манага, – простонал Иван, держась за живот.
– Ну, хорошо, – сказала директор и, встретившись с недоуменным взглядом Николя, добавила: – Соблюдайте чистоту и аккуратность.
Она закрыла за собой дверь и ушла.
К двум часам ночи Николя еще не спал. Лежа на раскладушке, он ныл то ли от боли, то ли просто хотел, чтобы его пожалели.
– Ты стони, стони, – прошептал Гоша. – Хоть будем знать, что ты жив.
Неожиданно для себя Николя понял, что состояние, в котором не было контроля, выключилось. Он перестал жалобно кряхтеть. Шум в ушах исчез, покалывание в руках и ногах прекратилось.
– Что с тобой? Почему стонать перестал? Ты дышишь? – Его окружили ребята.
– Дышу, дышу! Отпустило. – Николя улыбнулся и осознал, что вот оно – счастье: находиться в реальном мире, а не в пространстве манаги.
Все мы оказываемся на перекрестках судьбы, и каждое событие открывает новые горизонты. После произошедшего Николя с легкостью провалил вступительные экзамены и решил, что разумнее всего будет ничего не говорить родным, а продолжать брать у них деньги. Вернувшись в квартиру брата, где его ждала большая уютная комната, Николя объявил Фросе, что станет жить в свое удовольствие и чтобы она не крутилась под ногами.
Фрося не спорила, у нее были свои проблемы. Худая и беспокойная, она сочиняла тексты песен, простенькие, как отношения между людьми, предлагала их в ресторанах и барах. Если приглашали – выступала, не требуя высоких гонораров, за еду и небольшие барыши.
Восемнадцатая осень принесла в жизнь Николя недетские разнообразия. Родные, казалось, забыли о нем. У Николя поселились несколько парней, которым негде было жить.
За ними появилась Кукушка – девятнадцатилетняя карманная воровка. Брюнетка с пышными формами промышляла проституцией. Веселая, озорная, с густыми длинными ресницами, Кукушка добывала еду для всей компании. Своего ребенка она родила в шестнадцать и подбросила воспитывать бабушке и деду.
Николя не пользовался услугами Кукушки, в отличие от остальных, отчетливо понимая, что совершенно не испытывает влечения к женщинам.
В новой компании выделялся Клоп. Ему было около тридцати, он спал с мужчинами и женщинами. Клоп увлекался грубым сексом и тяжелыми наркотиками. От него Николя узнал, что такое игровое насилие, попробовал на себе, но ему не понравилось. Жестокость, пусть даже и не всерьез, не привлекала Николя.
Он начал ежедневно менять сексуальных партнеров, находя их по интернету. Отыскать мужчину на ночь оказалось несложно. Вечером Николя открывал страницу тематического сайта и рассматривал фотографии тех, кто создал там аккаунты.
«Мы – тема», – сообщали ищущие любви.
Николя убедился, что фотографии в анкетах – фальшивые. Обычно там размещали изображения героев из голливудских фильмов: в шляпах, масках или надвинутых на лица фуражках. Зато фотографии оголенных чресл и мускулистых ягодиц принадлежали авторам страничек, и это для знатока свободной любви было настоящим пиршеством.
Иногда Николя проводил несколько часов, разглядывая сделанные втайне от жен или родителей эффектные снимки. Здесь, на Кавказе, он отыскал немало геев и бисексуалов, тщательно скрывающих от родных и друзей свою ориентацию. Все мужчины на сайте были разными: одни искали любви, другие – при личном общении выставляли себя напоказ, манерничали и хотели партнера на одну-две ни к чему не обязывающие встречи. Последних называли пидовками.
Если в Дагестане или в соседней с Дагестаном Чечне при легком намеке на нетрадиционные ценности убивали в своей же семье безо всякого оправдания и сожаления, то здесь, в Ставрополе, могли избить или покалечить. Жертв выманивали через сайты знакомств в уединенное место и нападали группами. Убийства случались нечасто.
Николя погряз в разврате и безделье. Это была праздная сомнительная жизнь юнца, рассказывая о которой взрослый человек чувствует неловкость. Сколько в его постели было мужчин, Николя не смог бы ответить наверняка. Пару раз туда попадали девушки – изящные, стройные, как он сам. Наутро их имена Николя вспомнить не мог, как ни пытался.
Брат звонил два раза в год, чтобы поздравить с днем рождения и спросить, как учеба. Ничего не понимая в процессе образования, поскольку сам никогда не учился, а документы для Николя выбил из директора школы, старший брат верил младшему на слово. Николя покуривал сладкие длинные сигареты и безбожно врал Королю.
Квартира-вертеп приобрела популярность у неработающей молодежи. Воришки и наркоторговцы, среди которых помимо натуралов были «темы»: лесбиянки, геи, бисексуалы и прочие, – считали своей обителью данное место.
Соседи Николя частенько вызывали милицию, но стражи закона, едва услышав прозвище старшего брата, ретировались, пряча лица, а затем и вовсе перестали принимать вызов по данному адресу.
Неизвестно, чем бы все это закончилось. Порой, немного придя в себя от дурмана, Николя стал всерьез задумываться о самоубийстве. Он специально купил острые лезвия, какими пользовались в середине ХХ века.
Николя представлял себе ванну, наполненную горячей водой. Можно выйти из тела, сбросить его, как поношенное платье, забыть обо всем, очиститься и уплыть по воздуху, подобно призрачному фрегату.
Задувая свечи на торте, где красовалась цифра «22», в кругу веселящихся, обкуренных, малознакомых людей, Николя твердо решил не праздновать двадцать три года.
«Я одинок, – подумал он. – Одинок и покинут. Никто не подскажет мне, как жить, и ничто не поднимет меня ввысь. Это может сделать только любовь, которую я не встречал, или смерть, которую можно позвать».
Ему вспомнилась Даша, пользовавшаяся популярностью в поселке, и его смешная влюбленность. Где она сейчас? В чьей постели? Кузнеца? Бандитов? Или, может быть, уехала покорять столицу?
В юности Даша мечтала о Москве:
– Ты еще обо мне услышишь! Я буду богата и знаменита!
Воспоминания о той ночи, когда его изнасиловали, Николя гнал от себя, как постыдную нелепость. Словно без тех мужчин он не догадался бы, что ему нравится, а что нет. Не раскрылся бы самому себе. И обманывал окружающих, как тысячи мужчин, живущих в браке с женщинами.
Более всего Николя тревожило отсутствие родной души рядом. Он находил любовь только в книгах и в стихах Лорки.
Эта черная полоса длилась до октября, пока не случился ураган.
Могучие деревья клонились к земле, ветер был такой силы, что никто из местных жителей не выходил на улицы. Машины исчезли с городских трасс, и только двое сумасшедших назначили встречу третьему.
С утра разгорелся скандал: компания требовала продолжения пирушки, а деньги закончились.
Кукушке не удалось никого обобрать. И тогда Клоп, любитель ролевых игр, внес предложение:
– Давайте возьмем взаймы! Трахался я на прошлой неделе со смазливым пареньком из Северо-Западного района. Он из семейки богачей.
По поводу займа это, конечно, была шутка: никто деньги не возвращал. Поэтому все радостно загалдели.
– Кто не боится молний и ветра? – спросил Клоп.
– Я не боюсь, – ответил Николя.
Какая разница, где погибнуть. Зачем трудиться и резать вены, когда разряд тока в миллион вольт легко может испепелить.
Ночью Николя случайно отыскал в интернете информацию о Даше. Видео с ее участием висело на сайте порнографического содержания. Даша действительно стала знаменита в определенных кругах.
Парни поверх курток набросили дождевики – прозрачные клеенчатые плащи с капюшонами – и вышли под ливень с градом. Оставшиеся в квартире жильцы проводили их недоуменными взглядами.
Дверь подъезда захлопнулась за ними, и они оказались на улице, где ненастье так разыгралось, что казалось, на Ставрополь обрушилась кара небесная.
– Мы договорились встретиться на автобусной остановке, в двух километрах отсюда! – прокричал Клоп.
– А кто он? – спросил Николя.
– Сам не знаю, – ответил Клоп, сопя носом. У него были проблемы из-за употребления героина.
– Как это?! – удивился Николя.
Клоп пожал плечами.
– Так вышло, что с ним трахался один парень. Потом я трахался. Кроме имени, вообще ничего не знаю.
И опережая следующий вопрос, Клоп добавил:
– Его зовут Захар.
Взявшись за руки и пошатываясь, как матросы при сильной качке, Николя и Клоп шли вперед сквозь ураган.
Николя начинал жалеть, что вызывался сопровождать спутника.
О чем думал Клоп, неизвестно, но, судя по выражению лица, он сильно хотел спать и периодически стряхивал с себя сновидения, делая головой резкие движения, как собака, которую обрызгали из шланга ледяной водой.
Остановка была выкрашена в коричневый цвет и представляла собой прочный металлический каркас. Внутри стояла скамейка из железа, которая летом всегда была грязная, потому что хулиганы забирались на нее ногами, весной и осенью – мокрая, а зимой – обледеневшая. Никто там не сидел, а скамейка была как символ заботы государства о народе.
Цвет остановки особенно врезался в память Николя. Внутри их ждал парень в светло-зеленой куртке, не сочетающейся с ненастной погодой. Его прическа была небрежной, и Николя не мог понять – это от ветра или такая модная стрижка. Часть светлых кудрей падала на правую щеку, а слева волосы казались намного короче.