– Знаете, как говорили чеченские воины в прошлых веках: «Если мы окружены, значит, врагам от нас не уйти».
– Знаю, деточка. – Ермак захохотал: – Меня за последние десять лет так никто не смешил. Ни в Ханкале, ни в Алхан-Юрте.
– Отдадите паспорта?!
– Какой напор, какое упрямство! Платье-то, наверное, взяла напрокат и танцевать совсем не умеешь.
– Умею!
– Станцуешь, отдам тебе паспорта гомиков. Они мне, правда, должны остались, ну хрен с ними. Пусть живут! За храбрость твою их прощу.
Речь Ермака никак не вязалась с его благородным образом, и можно было подумать, что Бог размотал в пространстве киноленту и оживил ее, но картинку снимал один режиссер, а звук поверх видео добавили из пошлого попурри.
– Музыку поставлю веселую, – сообщил мне глава казино, перебравшись в красное кожаное кресло и склонившись к ноутбуку.
– Естественно. После того как осколки ракеты попали мне в ноги, я только радостно пляшу, – усмехнулась я.
Зазвучала музыка, растворяя в себе бубен и зурну, поникшие в ритме барабанов.
К этой музыке не подходил турецкий или арабский стиль, как не подходил и египетский, в котором сплелись мистика и соблазн, да и персидский, близкий к чудесам природы, показался мне слишком хрупким для подобного выступления.
На секунду я замешкалась, но затем руки взмыли вверх и ожил веселый нубийский танец.
Нубийский танец – очень красочный, жизнерадостный и озорной. Пружинистые движения, хлопки, тряска плечами, улыбка – это похоже на баловство ребенка. Закружившись, я очнулась от аплодисментов.
– Ты можешь забрать документы. Будь у меня такая подруга, я бы отправился на край света, – сказал Ермак.
Он открыл сейф, врезанный в стену и скрытый от любопытных глаз репродукцией картины Айвазовского «Лунная ночь на Босфоре».
– Я сложный человек.
– Оставайся у меня работать.
– В криминальном бизнесе? – воскликнула я. И добавила: – Моя репутация безупречна!
– Очень жаль, – хмыкнул Ермак.
Я взяла со стола два российских паспорта и спрятала в карман черной кожаной куртки, опасаясь, что директор может внезапно передумать.
– Послушай, – остановил он меня у самой двери, – что бы там ни было на этой проклятой чеченской войне, пообещай мне одну вещь.
– Какую?!
– Что ты покрестишься в церкви.
Надо сказать, при этих словах меня пробрала дрожь, потому что я вспомнила, как учитель в школе выбросил при одноклассниках мой нательный крестик в мусорное ведро. Потом, утешая себя, я читала Коран, спасаясь от пронырливых джиннов…
– Нет, не могу, – ответила я.
– Это важно, – настаивал Ермак. – Я сам вернулся из логова сатаны. Креститься надо.
– У меня другой путь к Богу. Извините.
– А какой? Ислам, да? Суфизм? – Директор казино прищурился.
– Разные провайдеры обеспечивают телефонную связь. Религии не выполняют других функций, кроме подключения. Вам подходит желтая карточка, а мне зеленая. Главное не цвет, как вы понимаете.
– Ясно. – Ермак нажал кнопку в телефоне, и подобострастный голос произнес:
– Слушаю вас, Борис Прохорович.
– Девушку проводи. Лично за нее отвечаешь.
– Есть!
– Прощайте! – Я открыла дверь.
– Всего доброго! – ответил мне Ермак.
Охранник с автоматом проводил меня к выходу, и очнулась я под мелким дождем на невзрачной лестнице. Не веря своему счастью, что вышла живой и невредимой, я вытащила паспорта и проверила.
Все было в порядке!
Забыв про накрапывающий дождик, я пробежала бегом три остановки. Захар и Николя пришли в неописуемый восторг, заметив меня. Они махали руками, топали, визжали и прыгали. А когда я вытащила из кармана их паспорта, начали меня обнимать и целовать.
– Глазам поверить не могу! – Николя прослезился. – Как?! Как тебе удалось?
– С нас магарыч! – торжественно пообещал Захар.
– Это же чудо! Как тебе их отдали? – не унимался Николя.
– Я поговорила с директором.
– С Ермаком?!
– Он оказался галантным джентльменом.
Захар и Николя переглянулись:
– Этого не может быть! Он опасный психопат!
– Неправда! Ваши паспорта мне отдал господин во фраке, синеглазый и симпатичный, похожий на Дэниела Крэйга.
– Со шрамом на лице?
– Со шрамом.
– Он просто взял и отдал?!
– Да.
Радостные, они поехали на квартиру, а я к себе, на прощание настоятельно рекомендовав им никогда больше не ходить в злачные места и не испытывать судьбу.
Ночью на старом поломанном кресле, укутавшись пледом, я увидела сон, который по ощущениям был близок ко второй реальности.
Я находилась в Грозном в нашей квартире и наводила порядок. Моя мать умерла. Ее недавно похоронили на местном кладбище.
Она появилась в длинном темном платье и зависла посреди комнаты с недобрыми завываниями.
Я сказала:
– Нечего тебе ходить среди живых!
Она упорно продолжала висеть в воздухе:
– Нет! Не уйду никуда, буду ходить и всех донимать.
– Уходи! Все закончилось. Ты умерла. Наслаждайся покоем.
– Не хочу покоя! – гневно заявила мать-призрак. – Я хочу летать и делать гадости!
– Как и в жизни. Ты совсем не изменилась. Только теперь все кончено. Ты свободна. К тому же умирать оказалось не так уж больно и страшно.
– Еще как больно и страшно! – завопила мать-призрак.
– Хорошо, больно и страшно. Но это уже в прошлом.
– Нет! – заорала она и впала в истерику.
Я начала читать молитву и, поднеся ладонь ко рту, дунула на мать. Призрак уменьшился в размерах и, изрыгая проклятия, улетел в открытую форточку.
Мне стало очевидно, что нужно написать на стенах аяты из Корана.
Как только я приняла это решение, появились бабушки и прабабушки, причем некоторых из них я никогда в жизни не видела.
К прабабушке Полине, матери деда Анатолия, я сразу привязалась, чтобы больше узнать о жизни мертвых. Но она заявила, что для живых это все – тайна и она не имеет права рассказывать.
Когда бабушки и прабабушки услышали от меня о призраке, в который превратилась моя мать, они дружно сообщили, что ничего удивительного, учитывая, что родительница – настоящий вампир.
– Всю жизнь кровь пила, – подтвердила я.
– Настоящие вампиры кровь не пьют, – заявила бабушка Галина. – Это все выдумки дурковатых бездарей, глупых и алчных, оставшихся на нижней ступени развития. Вампиры давно эволюционировали, у них острый ум. Внешне от людей их не отличить. Различие духовное. Разные пути эволюции.
– Не пьют?! – удивленно спросила я. – Как же так?!
– Люди пьют кровь. Это их самое любимое занятие. В прямом и переносном смысле. Мы называем таких людей подражателями.
– А вампиры что пьют?!
– Энергию! Энергия им как еда и вода, а земная пища для них несущественна, однако ею они тоже не пренебрегают.
– То есть моя мать пьет энергию?
– Конечно! Она питается страхом. Энергия как наркотик, без нее она не смогла бы жить.
– А я чем питаюсь?
Как только я задала этот вопрос, неведомая сила вбросила меня в ту часть вселенной, где хранились воспоминания. И я узнала, как стала настоящим вампиром.
Это случилось давным-давно, и сейчас, из моего последнего воплощения, казалось совершенной юностью, не обремененной прожитыми жизнями.
Я жила на острове, зависшем между небом и землей, где неприступная крепость состояла из башен круглого сечения. Фортовый пояс, защищающий нас от врагов, объединяли навесные мосты. Там, среди облаков, обитал грозный северный клан ведьм и вампиров. Их города невидимы для мира людей.
Бело-синий автобус, неприметный с точки зрения обывателя, курсировал с неба на землю и обратно. Он перемещался настолько молниеносно, что я и очнуться не успела, а уже пора было выходить.
Полукруглая дверца открылась со скрипом.
– Смелей! – подбодрила меня сидящая рядом тетушка с рыжими кудряшками.
В салоне ворковали двоюродные сестры и тетки из моего клана.
– У нее сегодня первый укус! Она узнает, что важно для нее! Никто из нас заранее не знал, какая нужна энергия.
Мне следовало сосредоточиться на ощущениях.
Что я чувствую? Что знаю? Почему мы здесь?
Я уже бывала в мире людей, и меня тянуло вернуться к ним, но здесь, среди вампиров, начиналась новая жизнь.
Автобус притормозил у завода, где люди перерабатывали ископаемое топливо, чтобы получить бензин, мазут и битум. Завод меня мало интересовал, нужно было изучить место.
Я вместе с сопровождающими прошла к одному из корпусов, окруженному забором из железобетонных плит, и заметила юношу. Это был художник, любящий граффити, который в свой выходной малевал синими и желтыми красками стену. Он не обратил на нас никакого внимания.
Молодой двадцатилетний парень был одет в джинсы и летнюю рубашку с короткими рукавами. Рубашка была бежевой, слегка жатой, с золотыми пшеничными колосками. Короткий ирокез на волосах цвета черной вишни выдавал в художнике местного модника.
Он обернулся, когда наша компания совсем приблизилась. От неожиданности парень выронил баллончик.
– Испугался? – заорала рыжая тетка. – Привет прогрессу!
– Не испугался, – смутился художник. – Подумал, что это стражи порядка и опять оштрафуют.
Мне было четырнадцать. Первый выход вампира.
На меня парень даже не посмотрел, а мои эффектные спутницы включили музыку в кассетном магнитофоне на батарейках.
– Давай веселиться! – кричали они, по-цыгански тряся цветастыми юбками. – Войны для идиотов, любовь для нас! За хороший танец – дарю поцелуй!
Все стали плясать, и даже я, потому что веселье питало нас радостью.
Пожилые бестии так закружили паренька, что он потерял сознание.
Рыжая тетка бросилась ко мне.
– Ну что? – спросила она. – Какие ощущения? Что ты пьешь? Есть вампиры, которые питаются смехом: им нужно вызвать смех у человека и забрать его. Есть те, кто питается красотой, а есть такие, кому нравится боль. Может быть, ты пьешь смерть? Человека нужно убить? Что ты думаешь по этому поводу, милая?