– Напиши, что я – приемная сестра.
– Тогда он уличит меня во лжи.
– Это не ложь!
– Еще какая! Мы просто случайные знакомые!
– Да неужели?!
– Эх, ладно. Напишу.
И Николя настрочил:
Эта девушка из Грозного. Мы друзья, но еще и названые брат и сестра. Сами так решили. Скоро она уедет домой, а я останусь один и готов продолжить беседу.
– Мне действительно нужно возвращаться, – сказала я. – Ты сможешь жить дальше и не делать глупостей? Расскажи мне, чем все закончится с Бенджамином. Обещай!
– О’кей! – Николя протянул мне руку, и я ее пожала, будто мы только что встретились.
В коридоре загрохотала сумками Фрося.
– Твою мать! – раздалось ругательство, после чего она, зацепившись за тумбочку с обувью, грохнулась.
– Как хорошо, что ты вернулась. – Я бросилась к ней. – Утренним рейсом я поеду к матери, а ты оставайся с Николя. Он вышел из комнаты, и мы ищем ему парня.
– Ну-ка тихо на этот счет! – прикрикнул Николя, продолжая что-то строчить на Аляску.
– Слава богу! – Фрося с моей помощью поднялась. – Притащила поесть немного. Приготовим, и я тебя провожу.
Мы отнесли сумки на кухню и поставили запекаться картошку с мясом.
– Как тебе удалось? – спросила она.
– Рассказала несколько историй…
От сытного завтрака я отказалась и выпила чай с двумя крошечными кексами. Николя решили не тревожить – он так увлекся новым знакомым, что забыл попрощаться.
Спускаясь по лестнице, где в целях экономии тоже не было света, мы ориентировались на предрассветную дымку, проникающую сквозь разбитые подъездные окна.
– Надо успеть на утренний автобус. В расписании написано, что он в шесть тридцать утра.
– Я тебя провожу до автовокзала, – сказала Фрося.
– Найду дорогу сама.
– Нет, это мой долг!
Фрося, не спрашивая моего разрешения, неожиданно меня обняла, а затем, смутившись, пояснила:
– Ты не подумай чего, это я по-дружески. Так и знай, если бы ты не приехала, Николя мог откинуться. Он никого не слушает. Только ты имеешь на него влияние. Поэтому я тебя и притащила. Оторвала от важных дел.
– Никаких дел у меня нет. Кругом алкаши и бандиты. Я строчу по десять писем в день то в издательства, то в правозащитные организации, то в газеты. Рассказываю о дневниках. Толку – ноль.
– Ты спасла Николя! Это самое важное.
– Для меня важно издать чеченские дневники. Николя вы бы и сами спасли. Не нужно мне приписывать несуществующие подвиги.
– Это не так, – возразила Фрося. – Он со мной не разговаривал, заперся, а тебе сразу открыл.
– Не сразу! Просто я люблю рассказывать пережитое дождю, костру и другим сумасшедшим…
Фрося засмеялась.
Мы вышли на улицу и отправились пешком к автовокзалу, до которого было не меньше пяти остановок. Город просыпался, его горбатые улицы заполнялись прохожими.
На автовокзале были нищие и бомжи, они просили подаяние. Между пассажирами утренних рейсов, спешащих в пригород, бродила молодая нищенка с новорожденным младенцем. Она просила денег на молоко. Фрося порылась в кармане и нашла мелочь.
– Знаешь, я терпеть не могу нищих, но рядом с тобой чувствую, что обязана быть доброй, – сказала она.
Фрося увлекалась националистическими идеями, с ее тонких розовых губ то и дело слетали слова о черных с Кавказа или о нищих, которых нужно гнать с улиц. В тридцать один год Фрося так и не поняла истину: мы все одинаково испытываем боль и любой из нас может оказаться на свалке.
Именно там, пережив все войны, ранения и потери, оказались бы я и мама, не возьми я кредит под грабительские проценты и не купи комнату в коммунальной квартире без удобств.
Подъехал мой автобус, которому стукнуло не менее пятидесяти лет. Его салон мгновенно наполнился едким дымом, и пассажиры кашляли, а шофер матерился и бил по баранке руками.
Здравствуй, село Бутылино!
Сероглазая Фрося упорхнула, затерялась в разномастной толпе, а я смотрела сквозь грязное стекло на деревья, небо, дома и пыталась понять, как мне жить дальше, если Николя уедет в Канаду.
Пусть он сам в это не верил! Но глубоким ведьмовским оком я уже видела, как прилетит самолет и Бенджамин спасет его. Все в этом жестоком мире имеет свои законы. Поэтому и мне нельзя сдаваться. Если приходится делать шаг назад, то только для того, чтобы вдохнуть полной грудью и совершить пружинистый прыжок вперед и вверх.
Мама негодовала по поводу моего исчезновения и обрушила на меня все проклятия, какие вспомнила. Я была обвинена в ереси и сострадании к богомерзким тварям.
– Найму людей, чтобы тебя хорошенько избили, – пообещала мамаша. – Куплю им бутылку!
Никогда не сомневалась в родительнице. Однако дочерний долг велел следить, чтобы она вовремя питалась и не забывала пить лекарства. Поэтому на высказывания подобного рода я перестала обращать внимание.
Чтобы отдохнуть от ее ругани, я отправилась в центр села, надеясь заплатить за коммуналку, но обнаружила раздавленного машиной кота. Он лежал на противоположной от нашего дома стороне. Вначале я побоялась к нему подойти, но затем обернулась и заметила, что дети Трутня трогают раздавленного кота палкой.
В «Антигоне» говорится, что душа не обретет покоя, если не похоронить тело.
В траве валялся цветной пакет. Я подобрала его и приблизилась к коту. Дети убежали.
Голова кота была полностью раздавлена колесом и мозги присохли к дороге.
При жизни это был крупный кот с коричневыми полосками на белой шкуре. Мы с мамой прозвали его Разбойником и иногда подкармливали. Нужно было положить его в пакет.
Дети Трутня, увидев, как я бестолково кручусь у кошачьего покойника, вернулись. Я вручила Любаве и Гришке свою сумку, зонтик и тетрадь дневника. Но поднять кота с дороги не хватало сил, особенно меня смущала расплющенная голова животного.
Гришка додумался:
– Тетя Полина, нужно лопатой! Я лопату принесу.
Дети нырнули в свой подъезд. В это время мимо проходил пожилой мужчина. Я окликнула его и попросила помочь, сказала, что хочу похоронить кота. Мужчина дернул головой, словно от удара невидимой пули, и спросил:
– Нездешняя, что ли? Тебе оно надо?
– Кота нужно похоронить, – повторила я.
– Тебе следует привыкнуть и жить как все!
– Сохрани меня Бог. Никогда!
– А труп давно лежит?
– Пару дней.
Мужчина взял кота за хвост и поднял над дорогой. Подбежавшие дети с лопатой застыли от ужаса. Незнакомец прикрикнул на меня:
– Открывай мешок!
Я подставила пакет, и теперь оттуда высовывались только задние лапы и хвост.
Мужчина улыбнулся:
– Вот и все. Руки помою, не беда…
Гришка и Любава остолбенели. Я положила пакет с Разбойником во второй пакет, чтобы прикрыть хвост и лапы.
Любава тихонько сказала:
– Спасибо вам. Спасибо!
С пакетом я отправилась в центр села, чтобы найти коту последний приют. Через пару кварталов мне повстречался Ворон. Он был навеселе.
Ворон спросил:
– Что в пакете?
– Кот, которого сбила машина. Иду хоронить.
– Ты гонишь!
Я раскрыла пакет.
Ворон больше ничего спрашивать не стал. Он замер на месте и долго смотрел мне вслед.
Мертвого кота в пакете, прочитав молитву из Корана, я положила в кусты шиповника.
Ночью, укутавшись в плед, я смотрела фильм про Вольфа Мессинга. Мне всегда нравились истории о людях, способных творить чудеса.
Это был ребенок из бедной еврейской семьи, которого хотели убить как колдуна. Он видел на расстоянии и читал мысли. Вольф сбежал из дома, так и не став раввином, как мечтал его отец.
Астролог Гитлера Эрик Гануссен его недолюбливал. Вольфа заточили в тюрьму, где он объявил, что хочет показать удивительные фокусы. Фашисты были декадентами, ценителями тонких искусств. Все руководство собралось в камере странного узника. И тогда Мессинг достал из тайника целую пригоршню бриллиантов и бросил их на пол. Охранники и начальство кинулись собирать драгоценности! Вольф запер их в камере и сбежал.
Его подвиги и приключения в СССР настолько известны, что не имеет смысла их пересказывать.
Согласно учению древних майя, наш мир не более чем иллюзия. Наверное, есть кто-то, обладающий в миллиарды раз большей силой, чем живший когда-то среди нас Вольф Мессинг. Этот Некто способен внушить, что мы все существуем! Но на самом деле нет никакого села Бутылино, как никогда не было чеченской войны или Хиросимы и Нагасаки.
В солнечные дни в Бутылино приезжали городские туристы. Они отдыхали на берегу озера. Местные старики приметили, что иногда люди угощают бездомных собак и кошек – колбаской и рыбкой. Стали тоже ходить вдоль берега, где не было проволоки. Туристы наливали им молоко, пиво и делились сыром. Старики вспоминали об этом душными вечерами со слезами на глазах.
Бродя по берегу, мы с мамой познакомились с односельчанами. Среди них была и Исидора. Она побиралась среди туристов вместе с сыном.
– Работы нет, – жаловалась она. – За неуплату нам давно отключили электричество и воду. Пособия нет. В девяностые годы я с ребенком искала на свалке бутылки и сдавала их. Так и жили. Муж погиб в драке.
Сын Исидоры, восемнадцатилетний Павел, не стесняясь, просил на водку. Кто-то из отдыхающих протянул ему хлеб.
– Хлеб не нужен. Дайте десять рублей, – нахмурился Павел.
Коренные жители села Бутылино рассказали нам забавнейшую историю.
– Посадили мы картошку в прошлом году. Думали собрать по осени урожай и продать. Богатыми себя считали! – поведала Исидора. – Выросла у нас славная картошка.
– Ночью слышим: дрынь-дрынь-дрынь, – изобразил звук уазика на ухабах Павел. – Смотрим в окно, а там…
– Три мужика с ружьем, – перебила его мать. – Они наставили ружье на наше окно и выкопали пол-огорода картошки. Загрузили мешки в уазик и укатили.
– А милиция?! – вскричала мама.
– Милиция у нас одна – Водочкин. Мы ему позвонили. Водочкин сказал, что стыда у нас нет. Нам пол-огорода картошки оставили, а мы еще жалуемся. Мы с сыном рассудили, что участковый прав.