– Теперь мы должны дождаться их следующего появления! – Кирилл забрал свой полупроф и направился к кустарнику.
– Да пошел ты! – страх тут же смешался со злостью. Я злился на брата за то, что он решил так жестоко подшутить надо мной (пусть это будет всего лишь шутка!), и оставаться с ним в лесу не собирался.
– Куда ты? – Кирилл поспешил мне вдогонку. – Я могу проводить тебя до трассы, там поймаешь попутку и уедешь домой, но я останусь здесь.
– Давай вместе уедем! Или вызовем полицию. Ведь если ты прав, то мы нашли труп!
– Где? Ты его видишь? – Кирилл явно к чему-то клонил. – Из пустого пространства показалась пара ног и вдруг исчезла, что сможет полиция?
– А что сможем мы? Или ты думаешь, что это и есть портал?
Кирилл не ответил. Что ж, похоже, он в этом уже уверен. Самое бесполезное дело – уговаривать его покинуть это место. Но остаться ли здесь мне?
– Миш, пойдем, я дождусь с тобой попутку и вернусь сюда. Родителям скажешь, что я остался на ночь у своей.
Я действительно не знал, как поступить. С одной стороны, остаться в этом чертовски загадочном лесу – значит каждую секунду ждать появления нечта, которое на деле должно быть замотанными (в гребаный саван?!) ногами. С другой… ну, вы сами понимаете, если у вас, конечно, есть брат и вам вобщем-то не за что его ненавидеть.
– Кирилл, мы можем подогнать машину ближе к этому месту? Я никуда не поеду, но и караулить с тобой здесь не буду.
– Если бы было можно, мы бы сразу подъехали ближе! Никаких объездных путей к этой поляне нет. Мы можем взять из машины палатку. Закроешься изнутри, обставишься фонарями и так переночуешь.
Я согласился.
Мы провозились с установкой палатки около часа. К ночи поднялся такой сильный ветер, что пришлось обкладывать штормовую юбку старым кирпичом, который пригорком громоздился у самого въезда в лес. Как он сюда попал и каким целям служил, история умалчивает, но в эту ветреную, холодную ночь он пришелся кстати.
Разложив спальник и установив газовый обогреватель, я вышел к брату. Кирилл сидел на небольшом складном стуле и пил кофе. Он смотрел в сторону кустов как в экран телевизора. Такая одержимость брата всегда меня настораживала.
– Ты собираешься до утра так сидеть?
– Я собираюсь сидеть до открытия, а когда оно произойдет, я не знаю. – Кирилл взглянул на меня. – Не волнуйся, утром мы уедем и вернемся домой как обычно.
– Ладно, пойду спать, – похлопав брата по плечу, я двинулся к палатке.
– Тебя разбудить, если ноги снова появятся? – послышался вдогонку насмешливый голос.
– Иди в жопу!
Оставив ботинки в тамбуре, я закрыл вход и сел на спальник. Ночь обещала быть долгой и, скорее всего, бессонной. Хорошо еще, что она была снаружи. Здесь, в небольшом пространстве, в котором постепенно набиралось тепло, я чувствовал себя в относительной безопасности. Интересно, сколько продержится этот придурок? Не раздеваясь, я прилег на бок и стал прислушиваться к ночному лесу. Ветер заметно усилился, где-то слева от меня скрипело старое дерево. Оно скрипит потому что… Стоп!
Наверное, лучше постараться заснуть: если мне повезет, я проснусь уже утром, растолкаю спящего рядом брата, и мы свалим домой. Но что будет, если повезет Кириллу? Если посреди ночи меня оглушит радостный вопль сумасшедшего брата: «Да, я нашел долбаную дыру! Теперь я смогу ночами трахаться со спокойной душой, а не морозить задницу на складных стульях, пялясь в долбаные кусты!»
Вряд ли, решил я, стаскивая с себя куртку и забираясь в спальник. Образ ликующего одержимого брата настойчиво стоял перед глазами. Если эти (какие к черту?) ноги вновь покажутся, готов поспорить, он кинется их целовать. Черт с ним и его идеями! Я с облегчением почувствовал, что мысли затормаживаются и постепенно уступают место беспорядочным видениям, которые теснятся в сознании перед чертогами сна. Вытянувшись во весь рост, я потянулся, последний раз напрягая тело перед его полным расслаблением. Мышцы приятно заныли. Чудесное ощущение, которое сполна оценишь лишь тогда, когда познаешь его противоположность. Что ж, несколько часов – и весь этот кошмар закончится…
– Кирилл, если ты сейчас выскочишь с криком, я обижусь!
Пустой склад держал в своем дырявом чреве такие страшные звуки, что пятилетний ребенок вряд ли бы узнал в них свои гулкие шаги. Весь пол был завален железками и большими кусками плотного картона. Свет проникал лишь в неровные отверстия под самым потолком, и чернильные живые тени скапливались в неосвещенных углах помещения. Где-то за таким углом должен прятаться его брат, но Миша боялся его искать. Боялся приближаться к плотным теням, боялся узнать, что именно скрывается под их черным покрывалом. А вдруг не брат? А вдруг это… Сзади что-то скрипнуло. Уверенно и резко. Тишина.
– Кирилл, где ты? Пойдем домой! – крик улетает в тот же угол, в котором скрылся предыдущий. Ведь мальчик не двигается с места, а теперь еще боится повернуться – вдруг это…
Скрип повторился. На этот раз он не затих. Он стал равномерно звучать в огромном пустом помещении. Ведь мальчик стоит на месте неподвижно, а дырявое чрево не может существовать без страшных звуков. Поэтому появился скрип. «Мама, он что, хотел висеть на дереве?» Но в пустом складе нет деревьев. Здесь нет ничего, кроме хлама и жестокого старшего брата, который сейчас наблюдает за Мишей. Быть может, это он скрипит?
«Если я решусь повернуться, все закончится, я увижу Кирилла, и мы пойдем домой!» – думает мальчик, вслушиваясь в то, что происходит за спиной. Скрипит где-то слева.
Миша почти уверен, что это шалости брата, но все равно поворачивается с закрытыми глазами. Он откроет их только тогда, когда почувствует, что источник скрипа находится напротив него, чтобы не примерещилось ничего лишнего.
Это действительно скрипит Кирилл. И здесь действительно есть дерево. Его толстый сломанный сук раскачивает брата на грязной белой тряпке, подвязанной прямо под подбородком. Миша понимает, что Кирилл мертв, и испытывает облегчение, а он-то думал, что это тот человек из леса. Надо пойти домой и сказать маме, что Кирилл тоже пришел туда, куда хотел попасть. Миша делает шаг и нечаянно оступается о какой-то предмет. Из-под большого листа картона торчат голые ноги. На них нет белой ткани, она теперь на шее брата, который…
– …так хотел туда попасть, – я просыпаюсь от собственного голоса и спустя мгновение осознаю, что все произошедшее – лишь сон. Реальным в нем был только скрип старого дерева, томящегося под ночным ветром. Включив мобильный, я посмотрел время: «3.15». Отлично, хоть какую-то часть ночи я сумел скоротать сном. Несмотря на укрепление кирпичом, снизу все равно сквозило, я плотнее укутался в спальник и закрыл глаза. К сожалению, сон пропал. Голова посвежела и вновь пустила в себя крикливые толпы мысленных образов. Мне вспомнился тот день, когда Кирилл спрятался от меня в заброшенном складе и напугал так сильно, что я ревел до самой ночи. За это родители наказали его домашним арестом, а сам он отплатил мне бойкотом. Странно еще, что мне не начали сниться кошмары после того случая. Странно, что все это всплыло в моем подсознании именно сейчас. Хотя… Иногда после пробуждения я записываю свои сны и стараюсь анализировать их. Я не опираюсь ни на какие известные толкователи, вместо этого сопоставляю эмоции и символы снов со своей жизнью, нахожу совпадения. Делаю выводы.
В этом сне я наблюдал за собой со стороны, но ощущал тот же страх, как в детстве, и не мог пошевелиться. Что напугало меня тогда, в тот летний день? Я, кажется, услышал скрип (или скрипа не было?) и замер на месте. Меня пугали тени, прятавшиеся в каждом углу этого большого помещения. Я постоянно ждал, что Кирилл выскочит и напугает меня. Но все равно это произошло слишком неожиданно – я не сумел приготовиться. Так все и было тогда: темный склад, парализующий страх, и брат, набросивший на меня белую грязную ткань. А в моем сне он сам качался на ней. Или на тряпке, в которой были замотаны эти гребаные ноги? Интересный поворот, я не мог понять, от какого именно воспоминания шел этот образ. Если от первого, то во сне я просто возжелал брату смерти от той самой вещи, которой он меня напугал. Все естественно, каиноавелевоэдипово и логично. Но если брат висел на куске ткани, который мы видели под кустами, то, вероятно, это предостережение. Подсознательно я чувствую, что Кириллу угрожает опасность. От этих мыслей мне стало не по себе. Тревога сразу повлекла за собой еще одну забытую деталь – во сне я споткнулся о голые ноги, значит, ткань была с них…
Набросив куртку и наскоро обувшись, я выбрался из палатки.
– Кирилл!
Брата не было на месте – может, он пошел отлить, или зачем-то вернулся к машине, или опять собирается меня напугать? Что угодно, только бы не признавать тот факт, что кругом лес, ночь и мой брат пропал. От палатки до того места, где теперь пустовал складной стул, было около 10 метров. Кустарник рос не по прямой линии, за его ветками вполне можно было спрятаться.
– Кирилл, если ты решил подшутить надо мной, то ты мудак! – я повернулся к палатке, чтобы взять фонарик, и тут услышал треск со стороны кустов. Мне показалось, что на дно моих легких кто-то сбросил здоровенный булыжник. По телу словно прошлась незримая волна, от которой сразу взмокла спина и одеревенели…
– …ноги, – язык оттолкнулся сначала от верхних, потом от нижних зубов и помог сдавленному шепоту выдать мне эту прекрасную версию происходящего. Хотя возможно, это шутки Кирилла и никаких ног не было и в помине. Лучше узнать наверняка, неизвестность хуже любой реальности. Или нет?
Когда я медленно побрел к кустарнику, треск прекратился. Луч фонаря дрожал, освещая землю. Я шагнул вправо, чтобы посмотреть с другой стороны, и черное пространство под кустами тут же заполнилось. В зарослях кустарника на земле лежал человек, тело которого было почти полностью скрыто за ветками – видимыми были только ступни и икры, перемотанные тканью, и голый участок чуть ниже колен. Я подошел немного ближе, чтобы лучше видеть: холодный свет фонарика заскользил по разбухшей серо-зеленой коже. Ночной лес наконец показал всю свою истинную суть и выпустил из своего чрева то, что и должен был. Ведь там, где много деревьев, всегда много трупов, которые должен обнаруживать один любопытный мальчик. На какой раз происходящее считается закономерностью? На третий? Пожалуй, мне хватит и двух раз. Чувство отрешенности и досады неожиданно притупило страх. Когда Кирилл утверждал мне, что видел ноги, я не поверил, но тогда нас хотя бы было двое. Теперь вместо бесстрашного братца мне подсунули гниющий труп – это подло. Со мной играли: с одной стороны натянутой сетки подавали мои страхи, с другой – принимала подачу реальность. Я же был мячом. Хорошо, что меня это злит, а если злит, значит, уже не так пугает. Я наклонился, чтобы подсветить пространство под кустарником. Луч света путался в черных блестящих ветках, опускался на землю, но не мог выхватить остальную часть тела.